челюсти
привет, а пишу из дикого средневековья, где только выпив три стопочки маленького вина, можно начать рассказ. рассказ про солнечный питер, владимирскую площадь, больницу, крупную сумму денег в кармане (пути господни неисповедимы. ибо -всегда предсказуемы. больница, кладбище, караван -сарай. иногда -добровольно…). еще одно хорошее начало для плохого романа. как хороши начала, любимые пробежки, где с редкой остановкой, где сердце снова застучит так, как давно забытое. откуда только оно взялось. откуда взялся оксимирон в очереди за блинами с голой женщиной под мышкой, лопушанский, который не здоровается со мной, знакомое лицо сквозь стекло в соседнем вагоне. а город маленький как спичечный коробок, табакерка. простите, я плоть от плоти народа. плоть от плоти особого детства. и я ничего не понимаю. зачем люди ходят по белому свету (познавая), так смешно не здороваются, и живут вчерновую. зачем женщина сидит напротив меня в палате, тоже с пластмассовой трубкой в вене и рассказывает про то что она уборщица, про то. что два ребенка (девочке- четыре года, мальчику -девять), про то что муж не работает, и кредит четыреста тысяч. как она радуется, узнав про моих. как она с готовностью восклицает: « у меня то же самое!». зачем я хотела бы посочувствовать. но в сочувствии я совсем плоха, дилетант еще больший, чем в ином. и на все это мне хочется ответить цитатой из книжки: «обособляться… зачем сводить счеты фиг знает с кем…». что вставать в пять утра имеет смысл, только при наличии этой сильной вожжи под хвост, которая гоняет по белому свету, и дает не спать вторые сутки. все эти книжные мудрости хороши, видимо. только для меня.
кровь у хлещет как из ведра. а у толстой девочки совсем плохо, и красивые нерусская женщина ( полтора года в отделе клинических исследований, двадцать лет стаж в реанимации) тянет из нее жилы. но девочка выходит и (как хорошо и покойно. удивительное чувство, когда что -то работает так просто и напрямик) берет обед. с такой плотоядной радостью желает всем приятного аппетита, как будто есть какая -то отдельная доблесть и слава в поглощении пищи. мне же все мерещится что -то недоброе, что -то прямо постыдное, как собираются люди количеством больше двух и начинают есть. начинают овощной суп, кусок мяса, пюре, фруктовые салат, маковую булочку размером с ладонь. челюсти работают грустно и без затей.