(no subject)
Tsoumaz
После Берлина хорошо отдохнуть ухом на смеси итальянского, французского и немецкого. Перевел фото-камеру с китайской грамоты на французскую для хозяина заведения, а он нам за это составил маршрут по окрестностям, опоив кофе и абрикосовой водкой. Конечным пунктом трехдневного вояжа он полагает вершину Сен-Бернар. Не могу с ним не согласиться. Выше некуда. Егмг и на этой высоте, в 1500, постоянно клюет носом. На высоте 2500, куда нас сегодня, ленивых, вознес подъемник, спали под градом и проливным дождем вместе. Завтра поедем спать еще выше. Питаемся хорошо. Экологически чисто. В окрестностях ни одной свиньи, только коровы, прыгающие по склонам с изяшеством и сноровкой высокогорных козочек. Поджарые - на мясо не то что бы есть что, а на сыр вполне. А красотища тут такая, что говорить больше совершенно не о чем. Мы пытались обсудить некоторые программно-дискурсивные аспекты современного искусства, включая совриск. Я честно пытался редактировать берлинские дневники и составить программу на следующий учебный год. Но из наших речевых аппаратов вырываются только стоны "о, какая красота!". В общем, никакой литературы, никакого искусства, только аутентика, со времен ново-венской классики (а в основном, конечно, Шенберга) искусству противостоящая.
Здешние ландшафты отдают уже даже не Ницще, а Рерихом. Хотя слева от меня висит картина, изображающая розовощекую швейцарскую девицу с почтовой открытки конца 19-го века. Незамысловато подписано дрожащей рукой Мастера - Рембрандт. Не знаю, что и подумать. Подумалось: о, какая красота!
После Берлина хорошо отдохнуть ухом на смеси итальянского, французского и немецкого. Перевел фото-камеру с китайской грамоты на французскую для хозяина заведения, а он нам за это составил маршрут по окрестностям, опоив кофе и абрикосовой водкой. Конечным пунктом трехдневного вояжа он полагает вершину Сен-Бернар. Не могу с ним не согласиться. Выше некуда. Егмг и на этой высоте, в 1500, постоянно клюет носом. На высоте 2500, куда нас сегодня, ленивых, вознес подъемник, спали под градом и проливным дождем вместе. Завтра поедем спать еще выше. Питаемся хорошо. Экологически чисто. В окрестностях ни одной свиньи, только коровы, прыгающие по склонам с изяшеством и сноровкой высокогорных козочек. Поджарые - на мясо не то что бы есть что, а на сыр вполне. А красотища тут такая, что говорить больше совершенно не о чем. Мы пытались обсудить некоторые программно-дискурсивные аспекты современного искусства, включая совриск. Я честно пытался редактировать берлинские дневники и составить программу на следующий учебный год. Но из наших речевых аппаратов вырываются только стоны "о, какая красота!". В общем, никакой литературы, никакого искусства, только аутентика, со времен ново-венской классики (а в основном, конечно, Шенберга) искусству противостоящая.
Здешние ландшафты отдают уже даже не Ницще, а Рерихом. Хотя слева от меня висит картина, изображающая розовощекую швейцарскую девицу с почтовой открытки конца 19-го века. Незамысловато подписано дрожащей рукой Мастера - Рембрандт. Не знаю, что и подумать. Подумалось: о, какая красота!