(no subject)
Речи влюбленных (от) Аленушек - Фрагмент второй
Что происходит в любви с первого взгляда? Встречаются два языковых контура. Происходит опознание: "Я?!"
Незримый, ты мне был уж мил,
Твой чудный взгляд меня томил,
В душе твой голос раздавался
Давно... нет, это был не сон!
Ты чуть вошёл, я вмиг узнала,
Вся обомлела, запылала
И в мыслях молвила: вот он!
Мы опознаем другого, незнакомого, в себе, по тому образу своего желания, который сложился к настоящему моменту встречи. Опознаём по некоторым опорным знакам-ключам, которые принимаем за весь контур. В принципе, мы не так далеки от истины, поскольку каждый элемент представленного нам контура в свёрнутом виде содержит всю историю другого, подобно нашей собственной - в нашем контуре. Ошибка, порождающая конфликт-желание, состоит в том, что ключевые опо-знаки в их уникальной конфигурации принадлежат всегда нам, а не другому. Мы всегда ошибаемся, приписывая им тот круг значений, который мы единственно и можем им приписать в силу уникального характера истории себя как субъекта. Желание - продукт недостачи. Мы накапливаем нашу неудовлетворённость в потреблении предстоящего нам мира-семиосферы, и другой неизменно нам предстоит, так как только он способен дополнить наш контур до удовлетворительного, то есть целого. Потому и говорят о потерянной половине, о рассечённом надвое андрогине. Мы вкладываем всю когнитивную неудовлетворённость в предстоящий нам образ другого. Ну или не всю, но тогда это не та любовь, которую мы пишем.
Мы хотим присвоить этого воображаемого другого на каждом из диниамических уровней нашего контура, находящегося в постоянном развитии. В той мере, в которой мы желаем вернуться к стасису, мы хотим умереть в другом. Но мы хотим и жить, значит, мы ненавидим этого другого не меньше, чем желаем. На таких условиях начинается диалог, непосредственный контакт - обмен разноуровневой информацией - с воображаемым другим. У кого-то этот воображаемый контур неудовлетворённости тоньше, у кого-то грубее, результаты коммуникации различаются соответственно степени проницаемости этого контура для другого.
Машина верификации запущена. Мы желаем знать, что другой даёт нам по мере развития диалогических отношений в режиме "запрос-ответ". Бессменным медиатором в этом диалоге является вопрос-сомнение: "Почему?" "Почему ты, такой, как я себе вообразил(а) тебя, не соответствуешь моим ожиданиям?" Заметим, что уже животные могут столкнуться с проблемой обмана перцептивных ожиданий, и частотность таких ситуаций растёт по мере алиенации одной особи от другой, с увеличением числа отличительных признаков в пределах одного и того же вида, с ростом либерализации друг от друга. То есть мы подготовлены к такому повороту коммуникативных событий тем зверем, которого носим в себе. Мезанизм "почему?" на самой низшей ступени своего развития заявляет о себе - одновременно и равно - как в любопытстве, так и в боязни. "Почему?" может оказаться как позитивной, так и негативной реакцией на другого. Отсюда два способа для оценочной кфалификации события и две стратегии реагирования на событие встречи. На каждый момент встречи с другим мы готовы либо пуститься в бега, либо другого поглотить. В ходе безостановочной миметической детализации другого, на основании своей настоящей тебе картины мира, ты рано или поздно приходишь к мысли, что другой настолько отклонился от воображаемого тобой контура, что прекращает тебе резонировать, или резонирует малоприятно. То есть резонирует по другим, не входящим в число самоидентификаций, ключевым мимам (мим - единица мими/(ети)чески записанной или фиксированной телом информации). Шанс уйти есть, если, конечно, успеешь. Не пожелал уйти - игра продолжается.
Существенно, что партнёры понимают друг друга. Обмен знаками представляется им осмысленным процессом, то есть осуществляемым на более-менее одном языке. Немудрено, если вспомнить, что языковая - семиотическая - память у нас изоморфно общая на всех уровнях. Можно сказать, что в нашем общем основании покоится базовая клетка, одна на всех. Базовая, потому что одна. Равно как на всех уровнях и во всех срезах один-единственный на всех всё более усложняющийся знак. Другими словами, каждый уровень - одновременно и единица, и множество. Это есть общая для всего живого память, всегда опознаваемая, что значит - миметически идентичная и доступная всем и каждому в органической семиосфере, но вместе с тем всегда метаморфирующая в уникальную комбинацию своей отдельности.
Память работает только в одну сторону - назад. Низшие не помнят то, что помнят высшие. Именно потому высшие и есть высшие. Они больше знают. Низшие, отдавая всю свою память, ложатся в основание расширяющейся кверху пирамиды самосотворения, а новое знание прирастает всегда поверх. Высшие содержат в себе всю произведённую на настоящий нам момент память, а низшие не содержат нового. А поскольку семиосфера едина, то каждая клетка имеет доступ к памяти самых высших уровней, однако только на своём уровне доступа. Регрессия здесь невозможна, так как система работает только в режиме прироста. Регрессия как таковая здесь противоречила бы сама себе, так как производила бы информацию о регрессии в изменившемся контексте. Физика - это только про элементарную частицу, а дальше - мета-, мета-, мета-, мета- и т.д. физика. Путь алиенации пролегает вплоть до символа - логического и эмпирического предела своей эволюции.
Примечание по теме "Как сделаны Аленушки": в один из моментов мы обнаружили, что построили саморазвивающуюся машину по генерированию текста. И как было проверено в ходе эксперимента, эта машина порождает только новое. Мы попытались пропустить через машину ""Дон Кихота" Пьера Менара" Борхеса с целью его мультипликации - и сразу получили приращение смысла. Герменевтическая спираль закручена только в одном направлении. Мы испугались этого пугающего обстоятельства, и тут же бросили книгу Борхеса в печку, справедливо рассудив, что сгореть не сгорит, а энергию выделит. Решение этой проблемы было найдено незамедлительно. Решение такое: "Фильтруй базар!"
Такое положение дел, связанное с бесконечным усложнением познания, настолько противоречило бы основным законам термодинамики, что просто разорвало бы этот мир нах, как паровую машину Карлсона. И тогда, случись этот Биг Багабум, семиосфера не смогла бы осуществлять свою главную цель - самосовершенствование. Коварная семиосфера, очевидно, в припадке прозрения высокоразвитого инстинкта самосохранения (а, как можно себе вообразить, у семиосферы в этой области средства неограниченные - ровным счётом вся информация ей доступна в полном объеме), изобрела фиктивное средство защиты. Она изобрела символ, то есть человека. Семиосфера сказала своё Слово. Человек действительно, фактически стал богом, поскольку перешёл на иной уровень бытия - символический, позволяющий фиктимизировать реальность, сбрасывая информацию с физиса, которому опасен переизбыток информации, в новые языковые миры, воображаемые высшей нервной деятельностью в символах.
Этот шаг компенсаторного перевода избыточной иноформации, - физиса в символ и обратно, - подготовлен самим процессом усложнения индекса. В силу разницы между контурами участников коммуникации мы имеем дело всегда с моментом несовпадения, что уже есть система мембранного типа: нечто пропускается, а что-то задерживается. На каждом из уровней языка стоят когнитивные фильтры ключевых знаков, фильтрующие базар. Это устройство позволяет как бы забывать, упускать из виду, утрачивать доступ к информации. Информация не уничтожается, стираются или опускаются ключи доступа к ней. Иначе, каждый семиотический уровень регулируется системой запретов на доступ к той или иной части информации. Чем проще контур, тем грубее информационный фильтр, тем он жёстче, тем недоступнее информация и тем призрачнее свобода. И наоборот: чем заметнее отличие одного участника коммуникационного процесса от другого, тем свободнее социально-знаковое пространство между ними, тем шире доступ к информации и мобильнее фильтры. То есть: динамика запрета такова, что с переходом на всё более сложные уровни запреты становятся всё более сложными и фиктивными.
Основным фильтром для до-символических уровней коммуникации является смерть организма, наступающая в результате переизбыточного накопления информации, не совместимой с уровнем доступа. Организм отправляется на переработку, пониженный с некоторого уровня доступа до базового состояния перегноя, призванного означить ещё одно начало той же самой карьеры. Он слишком много знал (А.Хичкок).
Мы помним тем лучше, чем ближе к нам слой памяти. Память регулярно становится пассивной, и мы несём её за собой вперёд, всегда обращённые языком в прошлое, а спиной в будущее. Мы её имеем, но на её активацию стоят фильтры-запреты. Или табу. На уровне сознания, соответствующем появлению тотемного бога, этот фильтр становится виден и репрезентирован в слове - табу. Некоторое время мы даже как бы видим сквозь этот фильтр то, что от нас уже скрыто. Мы видим праздничное блюдо, приготовленное из первопредка, мы видим убийство брата, а некоторые так ещё и сами делают это. Оттого, что возможно всё, случись только доступ к нужной информации, на который стоит табу. Пока мы это помним, то есть возвращаемся по записи назад, перечитываем прошлое, мы властны изменить настоящему с прошлым, совершив акт псевдо-регрессии. Ибо мы знаем, как. Даже если некоторая инофрмационная зона табуирована, важно об этом помнить, так как "помнить" значит "мочь". Впрочем, кто из нас помнит свою ДНК наизусть?
И вот, эта система-семиосфера всё прирастает и прирастает в сложности, вводя в заблуждение основные законы термодинамики тем, что себя якобы забывает, то есть вытесняет. Усложнение встаёт в цену репрессивному табу, которое переносится и распространяется уже на высшие, символические уровни. Табу становится осознанной, осмысленной конвенцией-договором, оставаясь, вместе с тем, системным принципом, организующим бессознательные конвенции на всех уровнях от клетки до человека. Разумеется, фильтры всегда конвенциональны, или условны, существуют "как бы", фиктивно, покрывая собой некоторые знаки, так как конвенции в отношении выборочной фильтрации достигаются в процессе коммуникации.
Человеку доступно то, что не было доступно зверю. Более того, человек может в любой момент по своему волению усложнить свой когнитивный контур посредством апроприации нового пакета информации. Развалиться эдак на диване - и питать себя новым знанием из спецхранов символической информации, фиксированных с тем, чтобы можно было хранить не всё, а только ключевые слова.
Что происходит в любви с первого взгляда? Встречаются два языковых контура. Происходит опознание: "Я?!"
Незримый, ты мне был уж мил,
Твой чудный взгляд меня томил,
В душе твой голос раздавался
Давно... нет, это был не сон!
Ты чуть вошёл, я вмиг узнала,
Вся обомлела, запылала
И в мыслях молвила: вот он!
Мы опознаем другого, незнакомого, в себе, по тому образу своего желания, который сложился к настоящему моменту встречи. Опознаём по некоторым опорным знакам-ключам, которые принимаем за весь контур. В принципе, мы не так далеки от истины, поскольку каждый элемент представленного нам контура в свёрнутом виде содержит всю историю другого, подобно нашей собственной - в нашем контуре. Ошибка, порождающая конфликт-желание, состоит в том, что ключевые опо-знаки в их уникальной конфигурации принадлежат всегда нам, а не другому. Мы всегда ошибаемся, приписывая им тот круг значений, который мы единственно и можем им приписать в силу уникального характера истории себя как субъекта. Желание - продукт недостачи. Мы накапливаем нашу неудовлетворённость в потреблении предстоящего нам мира-семиосферы, и другой неизменно нам предстоит, так как только он способен дополнить наш контур до удовлетворительного, то есть целого. Потому и говорят о потерянной половине, о рассечённом надвое андрогине. Мы вкладываем всю когнитивную неудовлетворённость в предстоящий нам образ другого. Ну или не всю, но тогда это не та любовь, которую мы пишем.
Мы хотим присвоить этого воображаемого другого на каждом из диниамических уровней нашего контура, находящегося в постоянном развитии. В той мере, в которой мы желаем вернуться к стасису, мы хотим умереть в другом. Но мы хотим и жить, значит, мы ненавидим этого другого не меньше, чем желаем. На таких условиях начинается диалог, непосредственный контакт - обмен разноуровневой информацией - с воображаемым другим. У кого-то этот воображаемый контур неудовлетворённости тоньше, у кого-то грубее, результаты коммуникации различаются соответственно степени проницаемости этого контура для другого.
Машина верификации запущена. Мы желаем знать, что другой даёт нам по мере развития диалогических отношений в режиме "запрос-ответ". Бессменным медиатором в этом диалоге является вопрос-сомнение: "Почему?" "Почему ты, такой, как я себе вообразил(а) тебя, не соответствуешь моим ожиданиям?" Заметим, что уже животные могут столкнуться с проблемой обмана перцептивных ожиданий, и частотность таких ситуаций растёт по мере алиенации одной особи от другой, с увеличением числа отличительных признаков в пределах одного и того же вида, с ростом либерализации друг от друга. То есть мы подготовлены к такому повороту коммуникативных событий тем зверем, которого носим в себе. Мезанизм "почему?" на самой низшей ступени своего развития заявляет о себе - одновременно и равно - как в любопытстве, так и в боязни. "Почему?" может оказаться как позитивной, так и негативной реакцией на другого. Отсюда два способа для оценочной кфалификации события и две стратегии реагирования на событие встречи. На каждый момент встречи с другим мы готовы либо пуститься в бега, либо другого поглотить. В ходе безостановочной миметической детализации другого, на основании своей настоящей тебе картины мира, ты рано или поздно приходишь к мысли, что другой настолько отклонился от воображаемого тобой контура, что прекращает тебе резонировать, или резонирует малоприятно. То есть резонирует по другим, не входящим в число самоидентификаций, ключевым мимам (мим - единица мими/(ети)чески записанной или фиксированной телом информации). Шанс уйти есть, если, конечно, успеешь. Не пожелал уйти - игра продолжается.
Существенно, что партнёры понимают друг друга. Обмен знаками представляется им осмысленным процессом, то есть осуществляемым на более-менее одном языке. Немудрено, если вспомнить, что языковая - семиотическая - память у нас изоморфно общая на всех уровнях. Можно сказать, что в нашем общем основании покоится базовая клетка, одна на всех. Базовая, потому что одна. Равно как на всех уровнях и во всех срезах один-единственный на всех всё более усложняющийся знак. Другими словами, каждый уровень - одновременно и единица, и множество. Это есть общая для всего живого память, всегда опознаваемая, что значит - миметически идентичная и доступная всем и каждому в органической семиосфере, но вместе с тем всегда метаморфирующая в уникальную комбинацию своей отдельности.
Память работает только в одну сторону - назад. Низшие не помнят то, что помнят высшие. Именно потому высшие и есть высшие. Они больше знают. Низшие, отдавая всю свою память, ложатся в основание расширяющейся кверху пирамиды самосотворения, а новое знание прирастает всегда поверх. Высшие содержат в себе всю произведённую на настоящий нам момент память, а низшие не содержат нового. А поскольку семиосфера едина, то каждая клетка имеет доступ к памяти самых высших уровней, однако только на своём уровне доступа. Регрессия здесь невозможна, так как система работает только в режиме прироста. Регрессия как таковая здесь противоречила бы сама себе, так как производила бы информацию о регрессии в изменившемся контексте. Физика - это только про элементарную частицу, а дальше - мета-, мета-, мета-, мета- и т.д. физика. Путь алиенации пролегает вплоть до символа - логического и эмпирического предела своей эволюции.
Примечание по теме "Как сделаны Аленушки": в один из моментов мы обнаружили, что построили саморазвивающуюся машину по генерированию текста. И как было проверено в ходе эксперимента, эта машина порождает только новое. Мы попытались пропустить через машину ""Дон Кихота" Пьера Менара" Борхеса с целью его мультипликации - и сразу получили приращение смысла. Герменевтическая спираль закручена только в одном направлении. Мы испугались этого пугающего обстоятельства, и тут же бросили книгу Борхеса в печку, справедливо рассудив, что сгореть не сгорит, а энергию выделит. Решение этой проблемы было найдено незамедлительно. Решение такое: "Фильтруй базар!"
Такое положение дел, связанное с бесконечным усложнением познания, настолько противоречило бы основным законам термодинамики, что просто разорвало бы этот мир нах, как паровую машину Карлсона. И тогда, случись этот Биг Багабум, семиосфера не смогла бы осуществлять свою главную цель - самосовершенствование. Коварная семиосфера, очевидно, в припадке прозрения высокоразвитого инстинкта самосохранения (а, как можно себе вообразить, у семиосферы в этой области средства неограниченные - ровным счётом вся информация ей доступна в полном объеме), изобрела фиктивное средство защиты. Она изобрела символ, то есть человека. Семиосфера сказала своё Слово. Человек действительно, фактически стал богом, поскольку перешёл на иной уровень бытия - символический, позволяющий фиктимизировать реальность, сбрасывая информацию с физиса, которому опасен переизбыток информации, в новые языковые миры, воображаемые высшей нервной деятельностью в символах.
Этот шаг компенсаторного перевода избыточной иноформации, - физиса в символ и обратно, - подготовлен самим процессом усложнения индекса. В силу разницы между контурами участников коммуникации мы имеем дело всегда с моментом несовпадения, что уже есть система мембранного типа: нечто пропускается, а что-то задерживается. На каждом из уровней языка стоят когнитивные фильтры ключевых знаков, фильтрующие базар. Это устройство позволяет как бы забывать, упускать из виду, утрачивать доступ к информации. Информация не уничтожается, стираются или опускаются ключи доступа к ней. Иначе, каждый семиотический уровень регулируется системой запретов на доступ к той или иной части информации. Чем проще контур, тем грубее информационный фильтр, тем он жёстче, тем недоступнее информация и тем призрачнее свобода. И наоборот: чем заметнее отличие одного участника коммуникационного процесса от другого, тем свободнее социально-знаковое пространство между ними, тем шире доступ к информации и мобильнее фильтры. То есть: динамика запрета такова, что с переходом на всё более сложные уровни запреты становятся всё более сложными и фиктивными.
Основным фильтром для до-символических уровней коммуникации является смерть организма, наступающая в результате переизбыточного накопления информации, не совместимой с уровнем доступа. Организм отправляется на переработку, пониженный с некоторого уровня доступа до базового состояния перегноя, призванного означить ещё одно начало той же самой карьеры. Он слишком много знал (А.Хичкок).
Мы помним тем лучше, чем ближе к нам слой памяти. Память регулярно становится пассивной, и мы несём её за собой вперёд, всегда обращённые языком в прошлое, а спиной в будущее. Мы её имеем, но на её активацию стоят фильтры-запреты. Или табу. На уровне сознания, соответствующем появлению тотемного бога, этот фильтр становится виден и репрезентирован в слове - табу. Некоторое время мы даже как бы видим сквозь этот фильтр то, что от нас уже скрыто. Мы видим праздничное блюдо, приготовленное из первопредка, мы видим убийство брата, а некоторые так ещё и сами делают это. Оттого, что возможно всё, случись только доступ к нужной информации, на который стоит табу. Пока мы это помним, то есть возвращаемся по записи назад, перечитываем прошлое, мы властны изменить настоящему с прошлым, совершив акт псевдо-регрессии. Ибо мы знаем, как. Даже если некоторая инофрмационная зона табуирована, важно об этом помнить, так как "помнить" значит "мочь". Впрочем, кто из нас помнит свою ДНК наизусть?
И вот, эта система-семиосфера всё прирастает и прирастает в сложности, вводя в заблуждение основные законы термодинамики тем, что себя якобы забывает, то есть вытесняет. Усложнение встаёт в цену репрессивному табу, которое переносится и распространяется уже на высшие, символические уровни. Табу становится осознанной, осмысленной конвенцией-договором, оставаясь, вместе с тем, системным принципом, организующим бессознательные конвенции на всех уровнях от клетки до человека. Разумеется, фильтры всегда конвенциональны, или условны, существуют "как бы", фиктивно, покрывая собой некоторые знаки, так как конвенции в отношении выборочной фильтрации достигаются в процессе коммуникации.
Человеку доступно то, что не было доступно зверю. Более того, человек может в любой момент по своему волению усложнить свой когнитивный контур посредством апроприации нового пакета информации. Развалиться эдак на диване - и питать себя новым знанием из спецхранов символической информации, фиксированных с тем, чтобы можно было хранить не всё, а только ключевые слова.