#MakeAmericaGreatAgain (Часть 6)
Начало здесь: Часть 1
Часть 2
Часть 3
Часть 4
Часть 5
Знание. Сила.
Несмотря на объемный технологический капитал, лунный и Манхэттенский проекты имели скорее имиджевый (или психологический), а не производительный характер. Они были кульминацией организационных возможностей страны, но эти вершины должны были опираться на мощнейшую экономическую базу. Нам стоит внимательнее присмотреться к некоторым элементам этой базы, к «историям успеха» в рыночной сфере экономики.
Поговорив о космосе, логично будет продолжить наше повествование темой гражданской авиапромышленности. Пассажирская авиация рождалась в США в тяжелейший период Великой Депрессии. Это хорошая иллюстрация той самой экономической мощи: даже во время глубокого кризиса молодая инновационная отрасль развивалась семимильными шагами. Но самый мощный рывок будет еще впереди.
Пожалуй, именно в авиапроме наиболее полно был использован технологический капитал, оставшийся в наследство от поры военных (Вторая Мировая) разработок, профинансированных государством. Впрочем, дело не только в технологиях - ведь после войны остались и вполне осязаемые внушительные объёмы производственного капитала. Если в 1939 американский авиапром выпускал сотню самолетов в год, то к концу войны - 50 тысяч. Лучших условий для экспансии гражданского авиастроения просто не могло быть.
Трансферт технологий от военных к коммерческим проектам с окончанием Второй Мировой не прекратился. Серьезно изменилась только структура выпуска, соотношение гражданских и военных самолетов, и их общий объем производства. Инновационным «спонсором» по-прежнему выступало государство. См., например, первый (и очень удачный) американский турбореактивный авиалайнер «Боинг-707», который стал модификацией топливозаправщика «KC-135».
КС-135
Ведь потребность в «спонсорской поддержке» со временем только увеличивалась - по аналогии с описанным в предыдущей части ростом масштаба проектов в науке. Так, разработка поршневого пассажирского «Дуглас DC-7» (эксплуатировался с 1953) стоила 310 миллионов долларов в ценах 2010 года. Разработка турбореактивного «Дуглас DC-8» (в эксплуатации с 1959) оценивается уже в 1,6-2,8 млрд. долларов, что на тот момент стало одним из самых дорогостоящих проектов, осуществленных в рамках частной компании.
Но не DC-8, а 707-я модель «Боинга» стала победителем в этой технологической гонке, и сама корпорация сумела прочно закрепиться за этот успех. А приз в этой гонке был внушительным: между 1960 и 1974 международный авиа-пассажиропоток увеличился в 6 раз. И с середины 1960-ых «Боинг» занимает доминирующее положение на рынке пассажирских самолетов.
Этот рынок, конечно, уже имел глобальные черты. Авиатранспорт с такой легкостью пересекал государственные границы, будто их вообще не существовало. И одновременно растущий масштаб проектов в авиапромышленности подталкивал к тому, чтобы ориентироваться на глобальный рынок, а не ограничивать себя рамками национального. Поэтому неслучайно в те же 1960-ые продукция авиакосмической отрасли занимает одно из ведущих мест в экспорте США. При этом блестящий «взлет» «Боинга» был очень многим обязан сознательной концентрации стратегии этой корпорации как раз на глобальном рынке. Другими словами, «Боинг», в отличие от конкурентов, понимал, что именно представляет собой «приз» этой гонки, и это помогло компании завоевать его.
Однако глобализация - как правило, «палка о двух концах». Те же самые факторы - степень сложности проектов и экономика масштаба - диктовали потребность в объединении производственных, технологических, трудовых и финансовых ресурсов сразу множества стран. Одним из ранних примеров стал опыт компании «Дуглас» в нач. 1960-ых. Примечательно, что в данном случае глобализация была не столько осознанным выбором, сколько «вынужденной мерой». Для того, чтобы обеспечить заказ на самолеты от национальных авиаперевозчиков Trans Canada Airlines и AerItalia, «Дугласу» пришлось согласиться на производство крыльев в канадской DeHavilland и элементов фюзеляжа в итальянской Aerfer. И всё же, выигрыш от этого аутсорсинга получили все стороны, участвовавшие в сделке.
В начале 1970-ых появился еще более серьезный транснациональный проект, но уже не в США - консорциум «Эйрбас». И дальше авиапроизводители вступают в новую гонку - глобализационную - стремясь объединить усилия с перспективными международными партнерами. Ведь общий объем глобальных производственных ресурсов ограничен. Великобритания достается «Эйрбасу», «Боинг» закрепляется в Японии. Через какое-то время в одном только Азиатско-Тихоокеанском регионе поставлять комплектующие для Боинга будут 16 стран.
Упрощенная схема глобальной производственной цепочки Boeing
Остальные игроки в этой гонке проиграли - и один за другим ушли с рынка. Впрочем, и для «Боинга» 1980-ые были непростым периодом, особенно в сравнении с предшествующей «золотой эрой». Как знать - возможно, тогда государственный/военный спрос оказал гражданскому авиастроению США «медвежью услугу». Запущенная Рейганом в 1983 программа «Стратегическая оборонная инициатива» (в простонародье - «Звездные войны») имела крупный бюджет и, конечно, оттягивала на себя лучшие человеческие ресурсы. Для понимания важности как отрасли, так и кадровых ограничений: к 1990 в авиакосмической индустрии было занято 20% всех американских специалистов, работавших в R&D. Но самым главным было другое - эффективность выполнения гособоронзаказа резко упала по сравнению, скажем, с лунной программой.
К началу 1990-ых «Эйрбас» уверенно наращивал свою долю рынка за счет «Боинга», угрожая сместить его с лидерской позиции. Очевидно, что американская компания была уже не такой «великой», как прежде. Какие шаги предпринимает менеджмент «Боинга»? Идёт на поклон к правительству просить заоблачные импортные пошлины на самолеты? Отказывается от зарубежного аутсорсинга и игнорирует всё, что не “made in America”? Перестает принимать на работу людей без справки об арийском происхождении?
Нет. Менеджмент летит искать потерянное величие… в Японию. В 1990-1992 годах в общей сложности 99 человек из топ-менеджмента компании посещают Страну Восходящего Солнца, чтобы изучать лучшие управленческие системы и производственные практики, организацию взаимоотношений с поставщиками и подрядчиками, контроль качества и т.п. Нашли ли они то, что искали? Более чем! Как сказал один из «топов», буквально шокированный разницей между американским и японским уровнем: «Слава Богу, что Тойота не занимается авиакосмосом!»
Позднее, в 1993-1998, в Японию будут направлены более 1500 работников «Боинга» рангом пониже. Результат импорта организационных технологий был впечатляющим - скорость производственных процессов удалось увеличить в разы(!). Так, если в 1999 сборка одного «Боинг-737» занимала 22 дня в 3-хсменном режиме, то к концу 2004 - 11 дней в 2-хсменном.
Конечно, организация производства - это не единственная составляющая работы компании. В новейшей истории «Боинга» были и успехи, и неурядицы. И всё же сейчас компания является крупнейшим производителем самолетов в мире. Она держит первое место и по размеру портфеля заказов - порядка 500 млрд. долларов. Более половины продукции компании идёт на экспорт. Уже много лет «Боинг» является крупнейшим экспортером США, а сами Штаты лидируют в экспорте авиапродукции. Все эти достижения являются следствием глобальной ориентации «Боинга», открытости компании глобальным вызовам и ее стремлении эффективно использовать те возможности, которые создала глобализация.
Давайте теперь обратимся к другой важной области - информационным технологиям (ИТ). Прогресс означал усложнение технологической сферы, что влекло за собой растущую потребность в обработке информации. К 1930-ым для таких задач в компаниях создавались целые отделы вооруженных арифмометрами девушек-вычислительниц (на английском их должность называлась “computer”). Однако общий вектор на автоматизацию труда скоро полностью преобразит эти процессы…
Дата-центр в 1930-е: светло, просторно, много молодых симпатичных девушек...Хотя электрическое реле появилось в середине 19 века, первые вычислительные машины на их основе появляются в конце 1930-ых. В США этим занималось всё то же Bell Labs. В 1940 сюда приходит 24-летний Клод Шэннон, впоследствии признанный одним из отцов-основателей информатики. До начала войны был создан один аппарат, успевший поработать на мирные цели. Потом, конечно, вычислительные мощности оказались востребованными армией.
Военная машина создала огромный спрос на расчеты. Она же была и заказчиком ENIAC - первой американской электронной (ламповой) ЭВМ. Постройка этой революционной системы была завершена в ноябре 1945, и для нее сразу нашлась работа. Как мы уже сказали, всё упирается в усложнение техносферы - а самой сложной ее областью в то время был атомный проект.
Эдвард Теллер считал очень перспективной идею водородной бомбы. Но, когда еще во время войны возглавляемая им группа решила доказать теоретическую возможность такого оружия, ученые быстро пришли к выводу, что сложность расчетов превосходит все мыслимые пределы. По инициативе Джона фон Неймана было решено привлечь в проект свежепостроенный ENIAC. Однако даже самой мощной на тот момент (500 FLOPS) вычислительной машине такая задача оказалась не по плечу.
ENIAC и его сисадмины
Водородной бомбе пришлось ждать создания компьютеров SEAC (1950), UNIVAC (1951) и MANIAC (весна 1952), а также не в последнюю очередь новой схемы устройства, предложенной С. Уламом, которая значительно упростила вычисления. Когда первый термоядерный взрыв был осуществлен, ошибка по сравнению с рассчитанным выходом энергии составила всего +30% - учитывая крайнюю примитивность тогдашних ЭВМ, вполне хороший результат.
Но надо знать вояк - их аппетиты после этого только росли. Да так, что никакой закон Мура (в любой из его интерпретаций) не мог за ними угнаться. Со времени теста «Иви Майк» прошло 65 лет, и ничего не поменялось - два самых быстрых на сегодня американских суперкомпьютера работают в оборонных ядерных центрах.
Государство внедряло в практику ранние инновации и в элементной базе. Транзистор, появившийся в 1947 в Bell Labs, изоляция p-n переходом, предложенная Куртом Леговцом (еще одним «объектом» операции «Скрепка»), кремниевая интегральная схема Fairchild Semiconductor (создана в 1960) - важнейшие изобретения, но для хорошего старта им требовался большой спрос. И проект «Аполлон» такой спрос обеспечил. К 1963 лунная программа потребляла 60% от всех производившихся в Америке интегральных микросхем.
Навигационный компьютер "Апполона"
Компактные вычислительные устройства требовались и для ракет, нацеленных не на Луну, а на соседнюю сверхдержаву. Параллельно проекту «Аполлон» начались активные разработки межконтинентальной баллистической ракеты «Минитмэн». Этот заказ для микроэлектроники был еще более массовым. А массовое производство, в свою очередь, позволило снизить цены даже не в разы, а на порядки. Теперь отработанная и подешевевшая технология могла найти свое применение и в гражданской сфере.
Вернее сказать: должна была найти свое применение. Ибо от летающих в космосе и сидящих в шахтах ракет экономике мало прямого проку. Зато, поглядев на те колоссальные изменения, которые привнесли и продолжают вносить вычислительные технологии во все сферы человеческой жизни, мы с уверенностью можем сказать: все эти военные и «престижные» проекты принесли свою пользу.
Мы привели уже немало примеров того, как «гонка вооружений» стимулирует технический (и, следовательно, экономический) прогресс. Да что там - именно она в немалой степени и сделала Америку великой. Но зададимся непростым вопросом: сейчас, в 2017, готово ли человечество (или отдельная страна) направлять большие ресурсы на освоение новых технологий, не оглядываясь на их военный потенциал? И ведь вроде всё просто - проблема упирается только в долю научно-исследовательских работ в ВВП. Неужели правительства не хотят инвестировать не просто в будущее - но в лучшее будущее?
Федеральные инвестиции США в исследования и разработки, % ВВП
Очевидно, не хотят. Очевидно, не готово. Очевидно, страх перед «кровожадными русскими» или желание самоутвердиться над соперничающей системой являются гораздо более существенными факторами в образе мыслей нынешнего общества. Или - по последней политической моде - страх перед конкурентоспособной продукцией соперничающей системы и желание самоутвердиться над «грязными мексиканцами». Очевидно, что такое общество само попросту не готово к новому величию…
Но вернемся еще раз к информационным технологиям. Вот что любопытно: в 1970-е отрасль совсем недавно вышла из-под опеки «оборонки», гражданский рынок растет трехзначными темпами в год, прорывные инновации реализуются с ошеломительной скоростью, Америка - бесспорный лидер и законодатель мод… И, несмотря на это (а может, благодаря этому?), индустрия начинает быстро глобализироваться. Практически в то же время, что и авиапром. Дональду Трампу в те годы исполнилось 30, и, слава Богу, ему тогда и в голову не приходило бороться с неизбежной эволюцией экономических связей…
Как и в случае с гражданским авиастроением, в микроэлектронике главной причиной аутсорсинга была конкуренция между производителями. Разве что конкуренты в данном случае все имели американскую «прописку». И сама интенсивность конкуренции была намного, намного выше - в силу более короткого технологического цикла, более массового рынка и меньших входных барьеров. Производителям нужна была не просто эффективность, а максимальная эффективность. И такая эффективность могла быть достигнута только в глобальных производственных цепочках.
Параллельно глобализации в наиболее развитых странах происходили другие важнейшие изменения. Для их обозначения используется несколько терминов - например, «постиндустриальная экономика» или «креативная экономика». Но эти термины, на мой взгляд, в русском языке несут не слишком прозрачный смысл, да еще и являются у нас привычной мишенью для малоразборчивой критики.
Нет, это еще не критика, это такой "тонкий" сарказм...
Мне же больше нравится другое обозначение: экономика знаний. Знания всегда были важнейшим элементом хозяйственной жизни. И всё же раньше такие знания находились в подчиненном состоянии по отношению к материальному капиталу, существующим социальным практикам и связям между субъектами. Новая экономика ставит знания на первое место. Новая экономика освобождает знания от господствовавших ранее ограничений. Теперь экономика использует весь потенциал, который могут дать знания - и именно за счет этого новая система реализует своё превосходство.
Экономика знаний не могла появиться без информационных технологий. Они стали ее базовой инфраструктурой - подобно энергетике в индустриальном обществе. И с развитием информационных технологий экономика знаний крепла и расширяла свое влияние. Барьеры, которые раньше мешали эффективной работе знаний (назовем в числе таких барьеров и государственные границы), стали терять свою значимость. Пожалуй, наиболее значительным проявлением данных процессов стало появление Сети. Примечательно, что старт этого проекта также был профинансирован государством, а сам он изначально был направлен на сферу знаний (т.е. академическую).
Строго говоря, экономика знаний необязательно должна опираться на глобальное разделение труда; зато глобализация обязана опираться на постиндустриальную экономику. Мы можем проиллюстрировать эту иерархию на одном примере из американской электроники. Компания National Semiconductor в середине 1970-ых достигла очень высокого уровня оптимизации производственных процессов, что позволило сильно снизить себестоимость продукции и занять большую долю рынка. В рамках борьбы за снижение издержек National Semiconductor одной из первых в США начала аутсорсинг производства в азиатские страны. Однако в новой экономике критическим фактором являются знания, а не производство. National Semiconductor уделяла слишком мало внимания и усилий разработке инноваций. И пала жертвой собственной близорукости - когда на рынке появились еще более эффективные производители из Юго-Восточной Азии.
Производственно-сбытовая схема National Semiconductor в 1993Этот феномен азиатских конкурентов, особенно Японии, тоже стоит рассматривать в свете экономики знаний. Ставшие широко известными японские системы менеджмента - кайдзен, “lean”, VSM - по сути, являются логическим развитием управленческой мысли начала 20 века: идей Г. Эмерсона, А. Чёрча, Дж. Муни и других. Мы можем сказать, что эти идеи по-своему сближали знания и реальные экономические процессы. И настоящий синтез экономики и знаний мог быть достигнут только в результате практического внедрения таких идей. Япония как раз очень упорно, последовательно и системно внедряла данные идеи в жизнь.
В отличие от США. Описанный выше опыт «Боинга» в этом плане показателен. Тем не менее, Соединенные Штаты были лидером в информационных технологиях - инфраструктуре экономики знаний. Это лидерство давало преимущества, которые теоретики менеджмента прошлых поколений даже и представить себе не могли. Прекрасный пример раскрытия созидательного потенциала новой экономики мы опять можем позаимствовать из истории компании «Боинг».
В начале 1990-ых «Боинг» решает начать разработку новой модели, «777». Раньше такие проекты требовали многих лет, десятков тысяч листов ватмана с чертежами, создания нескольких прототипов «в металле», их доводки - и, в конечном итоге, миллиардов долларов затрат. Но топ-менеджмент «Боинга» решается на очень смелый шаг. Первые в индустрии, они будут вести проектирование целиком в цифровой среде - на персональных компьютерах.
Более 2800 рабочих мест инженеров будут объединены в огромную сеть, чтобы параллельно и скоординировано вести совместную разработку. Эти рабочие места будут разнесены географически - часть проекта вообще делалась в Японии. Для серверного обеспечения понадобится рекордный объем оборудования. Но этот смелый шаг навстречу экономике знаний окажется полностью оправданным. Разработка нового авиалайнера будет осуществлена в беспрецедентно короткий срок. Количество ошибок и переделок из-за несоответствия уменьшится на 50%-80% по сравнению с «доцифровой эпохой». И всё это с ощутимой экономией для бюджета. «Боинг-777» откроет дорогу для нового стандарта конструкторских работ.
Boeing-777
Быть впереди - непросто, но Америка успешно справляется с новыми вызовами. Ведь и сейчас Штаты являются лидером в информационных технологиях. Intel, Nvidia, Qualcomm, Cisco, Apple, Microsoft, Google - всё это, конечно, глобальные компании, но это не мешает им оставаться американскими. Причем это не просто лидерство в какой-то отдельно взятой отрасли. Это бесспорная сила США в целом мире - стремительно растущем новом цифровом мире. Это основа не только нынешнего величия Америки, но и будущего ее величия. И глобальная сущность ИТ-гигантов является неотъемлемой частью этой основы.
>>> Часть 7 >>>