Вот еще - к 100-летию. На этот раз я своими словами - это послесловие к тексту 1983 года, полное название которого: Алмазная Лавра. Поиск архитектурной формы, сокрытой в гениальных русских стихах. Записки о морфологии культуры "святая Русь".
«Великая Октябрьская Реставрация» - так непривычно для нашего уха именует в «Лавре» и других, близких по времени работах Шифферс события октября 1917 года. Историософский смысл этой квалификации ясно раскрыт в самом этом произведении [восстановление границ пространства, включающего в себя три удела Пресв. Богородицы] и здесь нет нужды ничего пояснять. Хочется лишь обратить внимание читателя на то, на что, по нашему убеждению, указывает нам Е.Л.Шифферс: за фактом доныне отсутствующего, историософски полного и убедительного (т.е. религиозного) истолкования смысла этого действительно «потрясшего мир» события стоит реальная двуликость Октябрьской революции. Это одновременно и богоборческая диверсия «Интернационалки», и исторический катаклизм, вздыбивший архаические слои русского народного сознания и обративший их энергию против вестернизирующей власти - равно имперской и республиканской («февральской»). И какую-то часть исторического (с хронологическими сдвигами, обусловленными обширностью российских просторов) пути «Двенадцать» и «комиссары» («большевики» и «коммунисты» фольклора, отразившегося в «Чапаеве») прошагали вместе - что и уловлено Блоком и Шифферсом. Неслучайно российское историческое сознание до сих пор надтреснуто и неуверенно в своем отношении к этим событиям - и напрасно либеральная публицистика убеждает нас, что раскол проходит между «просвещенным» верхом и «невежественным» низом нации: его ощущали внутри себя многие из наиболее чутко слышащих «шум времени» русских - Блок, Платонов, евразийцы… Да и о. Павел Флоренский, от поношения со стороны которого Шифферс защищает Блока
[1], говаривал про большевиков, что «изо всех существующих направлений они мне более всего приятны, потому что остальные отвратительны»
[2].
Сохранился ли такой взгляд у Шифферса позднее? В некоторых важных отношениях, как представляется, да. Не говоря уже о том, что относительно глубочайшего водораздела между теми, кому всякая власть отвратительна, и государственниками, он всегда был с последними, Шифферс и к «партократии» относился не «по Авторханову»: партократия, по его убеждению, многократно высказанному в дневниках, была единственной силой, удерживающей единство страны (мистическое единство трех уделов Богородицы!) и потому выполняла важнейшую историческую миссию. В исторически обозримое время он ждал от партийных вождей не отказа от власти, а почина в общенародном покаянии. Да к тому же Шифферс разделял в отношении власть имущих то чувство, которое он так ценил в Пушкине и считал верным отношением «тайного царя» к «простолюдину», волею исторических судеб занявшего место правителя - сострадание.
Изменилось другое. В связи с мистическим опытом сопереживания мученическому подвигу Царской Семьи и результатами исторического расследования, неумолимо приводившими к первопричине «убийства святых», к отречению и аресту по решению Временного Правительства и к церковной санкции на эти деяния (изменению присяги), Шифферсу становится ясно, что «двенадцать» - соучастники измены и цареубийства, наряду с генералитетом, «Романовыми», интеллигенцией «Серебряного века» и архиереями, собиравшимися своим Собором тогда, когда «Господь пришел к Мальчику в Ипатьевский подвал»
[3], и соборно убийство не осудившими.
[1] В «Алмазной Лавре» Флоренский, которого Шифферс обильно и любовно цитирует, в этой связи упомянут один раз (там, где речь идет о «староверческом» написании имени «Иисус» в «Двенадцати»), но в какой-то мере все, что говорится о «Двенадцати» и «Катилине» - полемика с известным текстом, обвиняющем Блока в демонизме и с большой убедительностью приписываемом Флоренскому (см. об этом исследование Е.В.Ивановой «Об атрибуции доклада “О Блоке”» (см. опубликованный в 2004 г. издательством «Языки славянской культуры» сборник «Флоренский и символисты», с. 633-661); Шифферс читал доклад в «Вестнике РСХД», где автором без оговорок был назван о. Павел.
[2] В своих беседах с художниками И.Ефимовым и Н.Симанович.
[3] Одна из записей в дневниковой тетради; эта мысль повторяется там часто. Ср. еще более жесткую формулировку: «Господь Иисус был вместе с Семьей в Ип. Подвале, а не на лже-Соборе отправивших их в Ип. Подвал» (март 1993).