По совету приятеля взял у него читать «Семь столпов мудрости» Лоуренса Аравийского, книга была рекомендована как представляющая интерес антропологический, являющая замечательный тип человека. Не сразу вчитался, ибо по-английски, но сейчас пошло и, правда, интересно. В первых главах он пишет про арабов, людей пустыни - актуально. Стал было переводить даже, но лень и некогда, ограничусь небольшим кусочком. (В сети есть
перевод, правда, плохой).
Это из третьей главы:
С самого начала, при первой же встрече с ними обнаруживалась общая им всем отчетливость или жесткость убеждений и верований, почти математическая в своей ограниченности, и отталкивающая по форме, в которой она выражалась. В зрительном диапазоне семитов отсутствуют полутона. Это люди основных цветов, точнее черно-белой палитры, контурного видения мира. Это люди догмы, презирающие сомнение, этот терновый венок современности. Они не понимают наших метафизических трудностей, наших интроспективных вопрошаний. Они знают только истину и ложь, веру и неверие, без каких-либо наших оттенков, привносимых сомнением.
Не только зрение было у этих людей черно-белым, но и все их глубочайшее устроение: черно-белым не просто отчетливостью, но контрастностью. Мыслить для них было естественно только крайностями. Избираемое ими всегда было в превосходной степени. Случалось, что они одновременно оказывались во власти несовместимых вещей; но они никогда не приходили к компромиссу: они доводили логику нескольких несовместимых суждений до абсурдных выводов, не видя в этом никакого несообразия. С холодной головой и спокойствием они переносились от одной противоположности к другой, не сознавая этот перенос как отрицание.
Это были ограниченные, недалекие люди, чей неповоротливый интеллект покоился, не тревожимый любопытством. Воображение их было живым, но не творческим. В Азии было так мало собственно арабского искусства, что практически можно было бы сказать, что искусства у арабов не было вообще, хотя среди имущих классов встречались достаточно либеральные покровители искусств, которые поддерживали таланты в области архитектуры, керамики или различных ремесел, проявлявшиеся у их соседей или илотов. Не занимались они и сколько-нибудь заметной промышленной деятельностью. К этому не были приспособлены ни ум их, ни тело. Они не изобретали философских систем и не создавали сколько-нибудь сложной мифологии. Они следовали своему курсу между идолами рода и пещеры. Будучи из всех других народов наименее подвержены болезням, они принимали дар жизни, не задаваясь никакими вопросами, как аксиому. Для них она была неизбежностью, полученной человеком, своего рода узуфруктом, не подлежащим коррекции. Самоубийство было вещью невозможной, смерть не была предметом скорби.
Это был народ эмоциональный, импульсивный, идейный, раса индивидуальной одаренности. Действия одиночек потрясали на фоне повседневного спокойствия, их великие выглядели еще величественнее по контрасту с общим обликом массы. Их убеждения были инстинктивными, действия интуитивными. Главное, в создании чего они преуспели, это вероучения: они почти что монополисты богооткровенных религий. Трем из их числа довелось выжить: две из трех были экспортированы (в измененных формах) несемитским народам. Христианство, переведенное на разные по своему духу греческий, латинский и тевтонский языки, покорило Европу и Америку. Ислам в его по-разному трансформированных вариантах подчинял себе Африку и некоторые части Азии. Таковы были семитские успехи. А их неудачи оставались с ними. Окраины их пустынь были усыпаны остатками потерпевших крушение вер.
…
Они были подвижны как вода, и как вода они по всей видимости в конечном счете возобладают. С зарождения жизни, волна за волной они накатывали на берега плоти. Каждая из волн разбивалась о берег, но, подобно морю, уносила крупинку устоявшей перед нею скалы, и когда-нибудь, по прошествии веков, она сможет беспрепятственно прокатиться по тому месту, где некогда был материальный мир, и Бог явится над поверхностью этих вод.
Обращаю внимание на завершающее главу пророчество. Мне оно напомнило «Последний катаклизм»Тютчева:
Все зримое опять покроют воды
И Божий лик отобразится в них!
Лоуренс едва ли знал Тютчева. Оба черпали из Библии: «И Дух Божий носился над водами», прозревая в конце возвращение к началу.