из советского: 1
Это - хорошее, правильное дело: обдумывать СССР. По-всякому - и в серьезных исследованиях, и в частных воспоминаниях. Попробую, не напрягаясь, вносить свои копеечки. В беспорядке.
Вторая половина 1970-х. Я работаю в ЦНИИЭП ЗЗ и СС (не расшифровываю, догадайтесь). В общем, этот институт был архитектурного профиля, а научное его подразделение, расположенное в стене Донского монастыря, - это социологи разные, философы и прочие культурологи. А я, попробовав быть социологом, осел в переводческом отделе (как и много раз в жизни, спасался усвоенным в спецшколе английским). У нас чудесная начальница, Наталия Яковлевна Матвеева, дворянских кровей и воспитанности. Работаем посильно, помногу гуляем по монастырскому кладбищу и философствуем, философствуем, философствуем... Или богословствуем. Словом, болтаем, треплемся.
В институте, особенно в нашем научном отделении, конечно же, чуть не половина - евреи. А время это - когда многие советские евреи стали вспоминать, что их родина, историческая или по каким-то другим меркам, не Россия, а Израиль или Америка. И стали подавать заявления на выезд. Их позорили, увольняли с работы и т.п.
Так вот, у нас в отъезжанки подалась Женя Гаклина, очень, надо сказать, эффектной внешности молодая дама. И ее (либеральный у нас был начальник, Юрий Петрович Гнедовский, потомственный архитектор, позднее, кажется, даже ставший председателем Союза архитекторов), ее стали исключать из профсоюза. В библиотеке собрали собрание. "За" проголосовали все, кроме двоих, меня и еще одного юноши (молоды мы были...), имя которого из памяти выпало. Хотя именно он - герой моего рассказа. Я-то, как это со мной в ту пору часто бывало, был смел во хмелю. Перед этим мы неплохо выпили (не специально для собрания, а потому что часто это делали), и я произнес вдохновенную речь о бедной женщине, которую ни за что лишают средств к существованию. А вот второй "борец" поступил изысканней: В одной древней книге, - так начал он, - сказано "не судите". Не стоит ли нам последовать этому совету?". И сел.
Ни его, ни меня с работы не выгнали. Премии, кажется, лишили. Ко мне на следующий день пришла эта Женя благодарить за заступничество, но разговор неловкий какой-то был...
Вторая половина 1970-х. Я работаю в ЦНИИЭП ЗЗ и СС (не расшифровываю, догадайтесь). В общем, этот институт был архитектурного профиля, а научное его подразделение, расположенное в стене Донского монастыря, - это социологи разные, философы и прочие культурологи. А я, попробовав быть социологом, осел в переводческом отделе (как и много раз в жизни, спасался усвоенным в спецшколе английским). У нас чудесная начальница, Наталия Яковлевна Матвеева, дворянских кровей и воспитанности. Работаем посильно, помногу гуляем по монастырскому кладбищу и философствуем, философствуем, философствуем... Или богословствуем. Словом, болтаем, треплемся.
В институте, особенно в нашем научном отделении, конечно же, чуть не половина - евреи. А время это - когда многие советские евреи стали вспоминать, что их родина, историческая или по каким-то другим меркам, не Россия, а Израиль или Америка. И стали подавать заявления на выезд. Их позорили, увольняли с работы и т.п.
Так вот, у нас в отъезжанки подалась Женя Гаклина, очень, надо сказать, эффектной внешности молодая дама. И ее (либеральный у нас был начальник, Юрий Петрович Гнедовский, потомственный архитектор, позднее, кажется, даже ставший председателем Союза архитекторов), ее стали исключать из профсоюза. В библиотеке собрали собрание. "За" проголосовали все, кроме двоих, меня и еще одного юноши (молоды мы были...), имя которого из памяти выпало. Хотя именно он - герой моего рассказа. Я-то, как это со мной в ту пору часто бывало, был смел во хмелю. Перед этим мы неплохо выпили (не специально для собрания, а потому что часто это делали), и я произнес вдохновенную речь о бедной женщине, которую ни за что лишают средств к существованию. А вот второй "борец" поступил изысканней: В одной древней книге, - так начал он, - сказано "не судите". Не стоит ли нам последовать этому совету?". И сел.
Ни его, ни меня с работы не выгнали. Премии, кажется, лишили. Ко мне на следующий день пришла эта Женя благодарить за заступничество, но разговор неловкий какой-то был...