Перечитывая в связи с дискуссиями на семинаре обсуждение доклада О.Генисаретского «Антропология как практико-методологическая дисциплина» (1974), добрался до места, где он методологически вводит понятия личности и сознания. Вот оно:
Генисаретский. Теперь я говорю: дорогие коллеги, у нас остался непроработанным один важный вопрос. Вот эти «люди, машины, вещи, знаки» - это, конечно, как факт методологического мышления, осмысленно, но теоретически это никак не проработано. Тут я с вами разделяю эту непроработанность и могу только предположить, что, вообще-то говоря, мы должны были бы проделать такую работу, чтобы выделить организованности по материалу обоснованно. Откуда-то все это различить: почему машины, почему люди, может быть, здесь нужна какая-то типология - этих разных форм оестествления, и возможно, когда мы их упорядочим, окажется, что они неравнозначны в своей естественности, что они обладают разной, так сказать, знаконосной силой и способностью, и что вещи иначе закрепляют значения, чем люди, а машины - иначе, чем знаки, и т.д. Пока нам все это неясно, мы можем только предположить в общем виде, что после проработки, типологической и предметной, наверное, вопрос о связи основ и значений в этих, двух позициях будет по-разному выглядеть для разных типов основ. С этим можно, я думаю, в качестве гипотезы, согласиться.
Щедровицкий. Но мы это, вот уже десять лет, правда, не очень быстро, прорабатываем.
Генисаретский. Ну вот, нам осталось еще лет тридцать. Или больше.
Щедровицкий. Или больше.
Генисаретский. Но пока я воспользуюсь этим фактом неразработанности в целях высказывания некоторой гипотезы. Я выберу для рассмотрения тот канал трансляции, где основой является человек в качестве живой системы. И постараюсь дальше объяснить, что значащая структура, которая несется по этому каналу, и соответствует смыслу понятия личности. Это совсем не очевидное утверждение, поскольку есть большая традиция персонологии, где личность понимается по-разному.
Но мне важно сейчас указать такое созначение, чтобы теоретически задать вопрос. Мне нужно вот что. То, что я дальше буду называть личностью, это та значащая структура, и потому целостность, которая связана с ее основой индивидуированной живой системой. И поэтому - прошу обратить ваше внимание - она является одним из каналов трансляции, наряду с другими.
А дальше мне важно вот что. Понятие сознания в его полном объеме я созначаю со всем тем содержанием, которое несется по всем каналам трансляции в воспроизводстве. Сознание, по содержанию, которое в нем присутствует изначально в смысловой форме, созначно со всем тем содержанием, которое через означенность на основах воспроизводится во всем потоке воспроизводства.
Щедровицкий. Мировое сознание?
Генисаретский. Что значит «мировое»? У нас понятий больше нет. У нас есть каналы трансляции, есть воспроизводство и есть трансляция.
…
Теперь мы, кроме этого, сосредоточили внимание на особом канале. И оказывается, что этот канал, тоже нужно рассмотреть с двух точек зрения, уже нами зафиксированных. Личность - это не основа; пока в этом полагании мы просто ее видим с определенной позиции. Это значащая структура, а это значит, что она удерживает какое-то содержание, она его преформирует, она его означает. Совершенно особое. Как и всякое воспроизводящееся целое, она является, как говорят в семиотике, моделью мира. Она фактом своего существования, отчасти оестествленного в трансляции, уже сама несет какой-то значимый мир. И с одной стороны, этот мир похож на сознание… Но это - не то, потому что сознание мы созначаем с другим обстоятельством. И для этого есть серьезнейшие онтолого-феноменологические основания. Я их не привожу, они отчасти у меня в статье разыграны. Потому что в теории организации, оказывается, имеет смысл… предметом организации как раз является целостность и осмысленность деятельности. А осмысленность, сама, с другой стороны, производна от смысловой целостности сознания.
И вот на этом основании, ссылаясь на все это, я утверждаю, что понятие сознания, в его философском, культурно-историческом смысле нужно созначить со всем потоком воспроизводства, со всеми теми значащими обстоятельствами, которыми деятельность обладает в процессе воспроизводства.
Но теперь, для того чтобы нам дальше правильно двигаться к интересующей меня цели, нужно четко зафиксировать для себя, что есть два принципиально разных целых, каждое из которых значимо, каждое из которых несет, удерживает смысловое содержание, но по объему резко различных. Одно такое целое - это личность, как значащая структура, привязанная к определенному каналу трансляции, а другое - это все те значащие образования, которые включены в процесс воспроизводства. И если мы зафиксируемся на культурно-специфическом феномене, связанном с ново-европейской историей, под названием «индивидуальное сознание и мышление», то мы должны для себя заметить, что каким-то образом в истории произошло сопряжение по объему, когда значащий мир личности полагали по объему тождественным значащему миру сознания. Это каким-то образом произошло. Я могу дать социологическую реконструкцию этого обстоятельства - как благодаря особой институционализации личности, благодаря возникшему институту личности, который сам есть еще проблема, произошло известное отождествление трех разных обстоятельств, субъекта, сознания и личности - по объему, и все это называлось классическим символом «Я».
Это можно рассказывать в псевдо-генетическом рассмотрении, но это - особая статья. Здесь же важно зафиксировать, что произошло это созначение по объему, и нам нужно сейчас как-то его редуцировать, отвлечься от него на основании рассмотренных понятий и конструкций.
А я сразу вспомнил все свои генетические изыскания в период работы с текстами Шифферса и по их следам.
У меня тогда получилось так.
- Шифферс читает у Максима Исповедника (в контексте борьбы с монофелитством) о воле как принадлежности природе, а не лицу (у Господа Иисуса Христа и по сопричастности Его образу и у нас грешных).
- У Максима, понятно, ни слова о сознании (такого понятия не было). У него, как я потом выяснил, было в некотором отношении перекликающееся понятие «гноми», но в текстах доступных тогда ЕЛ оно не упоминается. Сознание, притом мыслимое именно как не-индивидуальное, это из буддизма (анатмавада).
- Далее он читает Флоренского - изданный позднее Олегом и данный ЕЛ в рукописи «Анализ пространственности…» с тем местом о роде, выбирающем свою судьбу, которое так ему полюбилось. Роды, выбирающие свою судьбу при сошествии Христа во ад, и «мой род выбрал Россию».
- Методолог О.Генисаретский, тогда, в 1974 году, еще не попросивший ЕЛ "отпустить" его и еще не покинувший Кружок, пытается «прописать» личность и сознание в методологии, найти методологически корректную форму их концептуализации…
- Шифферс, видимо, не читал Владимира Лосского (я у него не нашел ссылок). И не знал его богословия личности, в основе которого лежит различение лица-личности и индивида. Но он - через усвоение того же Максима и «Иконостаса» о. Павла Флоренского - вышел на богословие образа. Которое уже в наше время (у Л.Успенского) вдохновлялось именно этими идеями. А эта тема вытягивает целый клубок антропологических, психологических и пневматологических вопросов и возвращает нас опять-таки к преп. Максиму (а заодно и к такому его толкователю, как Ханс Урс фон-Бальтазар). Я несколько лет тому назад, возомнив себя Давидом, пытался с этой темой справиться, читал новые переводы Максима и проч., обсуждал ее здесь - навлекая на себя благожелательную, но непримиримую критику ортодоксов - и, поняв, что слабо «осредствлен», ушел работать в коллектив, руководимый Юрием Громыко, - чтобы участвовать в реальном деле, но и потому, что знал, что там есть чтущие Максима Исповедника.
Вот
здесь - о воле, в основном по Максиму Исповеднику и с большими извлечениями из «Диалога с Пирром».
Здесь и
здесь о родовой душе. Ну и в дополнение - пара цитат из Шифферса:
«В Византии, после догматических определений о Троице и Лице Господа Иисуса Христа, фундаментальные свидетельства о соотношениях «природы» с «сознанием и волей» никак не проросли в экклезиологию, да и вообще в антропологию. Быть может, потому, что эти определения искались вне культовых практик, а в сфере рационалистических терминов. Такое впечатление, что в ареалах буддийской Дхармы с их настаиванием на преодолении иллюзионизма «я» для прорастания сознания преемственности, триадологические и христологические постижения не могли бы не вызвать вопрошаний о родовом сознании и воле, ибо, повторим, за всеми символами буддийской йоги стоит это и только это наставление: все глубже и глубже постигать сознание и волю будд как плод созерцания Отца-Матери…» («Акума: Россия»).
«…основой богословских изысканий святых и было утверждение о том, что сознание и воля суть конститутивы не лица, а природы. В Троице при трех Лицах Единое Сознание и Воля, а, христологически, в Едином Лице Иисуса Христа - два сознания и две воли, связанные с Его божественной и человеческой природой. Почему это столь важно для творчества, для жизни? Да потому, что, принадлежа природе, сознание и воля не могут быть достоянием «я», не могут, не должны служить эгоизму «я». Вся аскетическая практика была направлена на то, чтобы уничтожить иллюзию «я». Сознание - это не моя собственность, а - по уровню причастности - это голос рода, голос народа и т. д. На уровне гениальности это выказывается в том, что гениальный поэт не сочиняет стихи, а более или менее осознанно открыл для себя состояние вдохновения, и тогда ему говорит род, он является рупором [рода]. То, что ему говорится, может быть принято последующими причастниками рода для пробуждения гениальности [у них], у которых она не пробуждена и которым она отдается на свободу мутационных явлений. На самом деле она [современная идея гениальности как достояния лица] есть - богословским языком говоря - протестантская идея, тогда как старческая идея - это селекция, выращивание гениальности» («Беседа о храме»).