Это Лейбниц
Куно Фишер верно решил, что писать о мыслях философов надо вместе с рассказом об их жизни.
До чего же они разные - Спиноза и Лейбниц!
Отшельник Спиноза, думающий одну думу, ни на градус не сворачивающий со своего пути, ничего не желающий от мира и властвующих в нем. Всеми, кроме малой кучки друзей, отверженный и проклятый.
И Лейбниц - царедворец и политик, дипломат и организатор, влезающий во все дела, со всеми на короткой ноге. Все - ради великой мечты: всех, кого можно, примирить - народы, церкви, философии… Куча проектов, начинаний. Гениальные мысли, набрасываемые в письмах и отрывочных заметках…
Вот одно из его дел. В 1669 году в Польше должны состояться выборы короля. Многим, не меньше, чем самим полякам, небезразлично, кого выберут. Немцы предлагают кандидатуру оного из князей, пфальцграфа Нойбургского. В Польшу отправляется барон Бойнебург, друг и покровитель Лейбница. Лейбниц пишет меморандум, обращенный к польской шляхте. Документ фантастический, очень характерный для Лейбница в нескольких отношениях.
Во-первых, хитрован Лейбниц спокойно врет. Чтобы сойти за своего, он подписывает документ так: Georgius Ulicovius Lithuanus, т.е. Георгий Уликовий, литвин (начальные буквы шифруют его инициалы - Г.В.Л.). Печатает в Вильне и ставит ложную дату, 1659, чтобы текст воспринимался как беспристрастный. Можно представить, что либо подобное от Спинозы? Или Канта?
Во-вторых. Название документа: «Опыт приведения политических доказательств, касающихся выборов польского короля и доведенных до очевидной ясности благодаря новому методу изложения». «Новый метод изложения» - это метод Спинозы, more geometrico. Шестьдесят, последовательно выводимых одно из другого положений: первое выясняет характер и цель польского государства, последнее утверждает необходимость выбора именно пфальцграфа Нойбургского королем Польши.
Десятью годами позже Лейбниц пишет одному из своих многолетних корреспондентов, шотландцу Томасу Бернетту: «Я показал, что для оценки доводов существует своего рода математика и что их нужно то складывать друг с другом, то помножать друг на друга. Это то, что осталось не замеченным логиками».
В-третьих, русскому интересно то, что Россию уже тогда (это ведь еще до Петра) они воспринимали как угрозу, «вторую Турцию».
Ну и, наконец, интересны рассуждения Лейбница о сравнительных недостатках разных форм государственного устройства.
Вот пересказ содержания этого меморандума, с цитатами, как он дан у Фишера:
«Первые положения сочинения касаются общих условий, которые прежде всего надо иметь в виду при выборе польского короля. Польша - государство дворянское; ее благосостояние совпадает с благоденствием дворянства, его свободой и безопасностью; безопасность Польши необходима вместе с тем в интересах христианской Европы. Что угрожает безопасности польского государства, то угрожает и его свободе. Всякое ослабление грозит опасностью. В настоящем своем положении государство находится в этой опасности. Внутренний раздор партий, нововведения, долгое междуцарствие ослабляют государство и потому представляют собой опасности, которые необходимо устранить. Таково содержание первых пятнадцати положений.
Демократический государственный строй в Польше невозможен. Чтобы дать представление о стиле и методе Лейбница, привожу здесь доказательство этого положения, содержащееся в шестнадцатом положении. Демократия есть такой государственной строй, при котором верховная власть находится в руках народа; народ есть совокупность граждан, граждане же - это все те, кто принимает участие в правлении или принимал бы такое участие, если бы правящая власть не была передана в другие руки. Польские граждане - дворяне. Поэтому в польской демократии верховная власть должна была бы сосредоточиться в руках дворян, а стало быть, последние должны были бы иметь возможность совещаться каждую минуту; значит, потребовалась бы возможность осуществления таких собраний. Но при огромном числе польских дворян это невозможно. Поэтому и демократический государственный строй практически невозможен в Польше. Об этом гласит 16-е положение.
Аристократический же государственный строй в высшей степени опасен для Польши, так как при нем верховная власть попадает в руки оптиматов, т. е. известного числа наиболее могущественных дворян. Между этими регентами либо будет существовать согласие, либо нет: в первом случае возникает опасность в лице олигархии, с которой несовместима свобода, во втором - партийные распри, подрывающие спокойствие государства; поэтому аристократия грозит либо свободе, либо спокойствию и, во всяком случае, благосостоянию государства. Об этом гласит 17-е положение. Таким образом, Польше нужен король. Долгое междуцарствие, как уже доказано, опасно. Значит, выбор короля должен состояться как можно скорее. Об этом гласит 18-е положение.
Выбора короля нельзя предоставить слепому року, надо подыскать вполне подходящую личность, основываясь на разумных доводах. Далее излагаются следующие рациональные определения: королем должен быть человек известного рода, ему нельзя позволить управлять через вице-короля, он должен быть католиком, а не просто принять католическую веру ради короны. Король должен быть справедливым и мудрым. Если кандидат, подлежащий избранию в короли, должен принести пользу и сделать добро стране, то он должен обладать властью, волей и умом; властью он обладает как король, волей - если справедлив, умом - если мудр. Значит, он должен быть мудрым.
Следующие положения касаются дальнейших личных качеств, необходимых королю: он должен быть опытным человеком, должен хорошо знать латинский язык (не столь необходимо - польский), должен быть не мальчиком, сильным телом, еще сильнее умом, зрел годами, терпелив, снисходителен, миролюбив, не воинствен, не должен принадлежать ни к одному из родов, производящих смуты, не притеснять протестантов и греко-католиков, не быть склонен к деспотическому правлению, быть поистине благожелательным, снискать благожелательное отношение христианской Европы, никогда не должен причинять вред Польше, не должен быть во вражде с каким-либо государством или возбуждать к себе нерасположение многих, не должен быть могущественным, а также другом иностранных государей, одним из соседних князей, бедным князем, еще того менее - подданным другого, не должен опираться на чужую помощь, быть кому-либо лично обязанным, быть королем другого государства и т. д.
Последние положения определяют на основании указанных выше положений личность подлежащего избранию короля. Прежде всего объясняется, почему должны быть отклонены кандидатуры польских родов Ягеллонов и Пястов. Стало быть, остается выбрать кого-нибудь из иноземных князей. Значит, дело сводится к тому, чтобы привести все доводы против русских, французских и австрийских притязаний. Последние выводы показывают, почему на троне Польши нежелательны: 1) русский; 2) кто-нибудь из семьи Конде; 3) лотарингец. Поэтому, следует четвертый вывод, самым целесообразным и лучшим решением вопроса является избрание пфальцграфа Нейбургского. Подлежащий избранию король должен быть римско-католического вероисповедания: этим исключается возможность избрания русского. Он не должен быть царем другого государства: этим дом Романовых устраняется непосредственно, а Конде и лотарингцы - косвенно. Он не должен быть сильным соседом, а значит, не должен быть ни русским, ни лотарингцем. Он не должен принадлежать ни к австрийскому дому, ни к дому Бурбонов, а значит, не может быть ни лотарингцем, ни одним из Конде.
Но особенно эти русские...
"Разве можно думать, что остальные христианские народы будут спокойно смотреть на такое положение вещей и сидеть сложа руки? Если они увидят, сколь опасно для церкви и государства то, что против них вырастает двойная Турция, что возникает держава, достаточно могущественная, чтобы поработить Европу, что Германия открыта со стороны Польши, а варварам свободен путь в сердце Европы? Тогда все устремятся сюда тушить пожар, соседние народы понесутся на них как ураган, и на наших равнинах развернется борьба за господство между турками, русскими и немцами, борьба не нажизнь, а на смерть. Мы станем помехой сражающимся, добычей победителей, могилой всех соседей, вызывая презрение варваров, которым мы покорились добровольно, возбуждая отвращение христианских народов, которых мы ввергли в величайшую опасность нашим безумием. И так погибнут свобода, спокойствие, богатство, временные и вечные блага"».
И еще про нас: «Тогда вы переживете басню о журавле, которого лягушки избрали царем, о волке, царствующем над стадом овец; вы увидите, что некто, имеющий в своем распоряжении п соседней стране столько тысяч солдат, не так-то легко поддается укрощению; он уже равен вам силами, если вы сплотитесь против него, но разрозненных, как теперь, и отчасти расположенных к нему он растерзает вас на горе Европе! И соседние народы не останутся неподвижными, словно пораженные столбняком; они поймут, что стоит на карте, поймут, что Турция удваивается, что оплот христианства взят варварами и мобилизуется новая сила для порабощения Европы. Сами турки будут бояться этой новой силы. Со всех сторон начнут собираться в поход; варварские народы понесутся на нас как ураган: наши поля станут полями брани, где турки вступят в бой с русскими, греки - с латинами, Европа - с варварами, христиане - с неверными, и мы сами раскроем им ворота. Отсюда скифам легко откроется путь внутрь Германии. Сделаем же поэтому все от нас зависящее, чтобы Европе не пришлось оплакивать нашу и свою погибель».
Остается сказать, что интрига не удалась: поляки избрали короля из родных Пястов. Крушение Польши впереди.