Платонов. Джан
Понемногу вслух с Т. перед сном перечитали "Чевенгур" и "Котлован". Потом "Впрок" (хотел и так и не собрался написать про образы строителей новой жизни там - ох, хороши!). Потом долго читали его ранние (ему двадцать) статьи с их безумной, яростной революционной одержимостью (чего стоит идея "второго Октября", который должен уничтожить профессиональное разделение).
И вот сейчас "Джан" (1935 примерно, после поездки с др. писателями в Туркмению).
О чем это? О жизни на границе исчезновения. Что-то он узнавал о жизни через это.
Одна цитата:
В соседнем травяном жилище муж говорил с женой; он хотел, чтобы у них родился ребенок - может, он сейчас зачнется.
Но жена отвечала:
- Нет, в нас с тобой слабость одна, мы десять лет его зачинаем, а он не начинается во мне, и я всегда пустая, как мертвая…
Муж молчал, потом говорил:
- Ну, давай чего-нибудь делать вдвоем, нам нечему радоваться с тобой.
- Что же, - отвечала женщина, - мне одеться не во что, тебе тоже: как зимою будем жить!
- Когда будем спать, то согреемся, - отвечал муж, - от бедности чего же больше делать: одна ты осталась, поневоле глядишь и любишь!..
- Больше нечего, - соглашалась женщина, - нету никакого добра у нас с тобой, я все думала-передумала и вижу, что люблю тебя.
- Я тоже тебя, - говорил муж, - иначе не проживешь…
- Дешевле жены ничего нету, - ответила женщина. - При нашей бедности, кроме моего тела, какое у тебя добро?
- Добра не хватает, - согласился муж, - спасибо хоть жена рожается и вырастает сама, нарочно ее не сделаешь: у тебя есть груди, живот, губы, глаза твои глядят, много всего, я думаю о тебе, а ты обо мне, и время идет…
Они замолчали. Чагатаев почистил уши от скопившейся серы и стал слушать далее - не будет ли еще оттуда слов, где лежат муж и жена.
- Мы с тобой плохое добро, - проговорила женщина, - ты худой, слабосильный, а у меня груди засыхают, кости внутри болят…
- Я буду любить твои остатки, - сказал муж.
И они умолкли вовсе, - наверно, обнялись, чтобы держать руками свое единственное счастье.
Чагатаев прошептал что-то, улыбнулся и уснул, довольный, что на его родине среди двоих людей уже существует счастье, хотя и в бедном виде.
И вот сейчас, полезши в интернет, чтобы уточнить обстоятельства написания повести, наткнулся на цитату (видимо, из "Записных книжек"):
Опять Амударья, Чарджуй, опять я в песках, в пустыне, в самом себе.
Андрей Платонов, 12 ч. ночи,
20 января 1935 г., Чарджуй
И вот сейчас "Джан" (1935 примерно, после поездки с др. писателями в Туркмению).
О чем это? О жизни на границе исчезновения. Что-то он узнавал о жизни через это.
Одна цитата:
В соседнем травяном жилище муж говорил с женой; он хотел, чтобы у них родился ребенок - может, он сейчас зачнется.
Но жена отвечала:
- Нет, в нас с тобой слабость одна, мы десять лет его зачинаем, а он не начинается во мне, и я всегда пустая, как мертвая…
Муж молчал, потом говорил:
- Ну, давай чего-нибудь делать вдвоем, нам нечему радоваться с тобой.
- Что же, - отвечала женщина, - мне одеться не во что, тебе тоже: как зимою будем жить!
- Когда будем спать, то согреемся, - отвечал муж, - от бедности чего же больше делать: одна ты осталась, поневоле глядишь и любишь!..
- Больше нечего, - соглашалась женщина, - нету никакого добра у нас с тобой, я все думала-передумала и вижу, что люблю тебя.
- Я тоже тебя, - говорил муж, - иначе не проживешь…
- Дешевле жены ничего нету, - ответила женщина. - При нашей бедности, кроме моего тела, какое у тебя добро?
- Добра не хватает, - согласился муж, - спасибо хоть жена рожается и вырастает сама, нарочно ее не сделаешь: у тебя есть груди, живот, губы, глаза твои глядят, много всего, я думаю о тебе, а ты обо мне, и время идет…
Они замолчали. Чагатаев почистил уши от скопившейся серы и стал слушать далее - не будет ли еще оттуда слов, где лежат муж и жена.
- Мы с тобой плохое добро, - проговорила женщина, - ты худой, слабосильный, а у меня груди засыхают, кости внутри болят…
- Я буду любить твои остатки, - сказал муж.
И они умолкли вовсе, - наверно, обнялись, чтобы держать руками свое единственное счастье.
Чагатаев прошептал что-то, улыбнулся и уснул, довольный, что на его родине среди двоих людей уже существует счастье, хотя и в бедном виде.
И вот сейчас, полезши в интернет, чтобы уточнить обстоятельства написания повести, наткнулся на цитату (видимо, из "Записных книжек"):
Опять Амударья, Чарджуй, опять я в песках, в пустыне, в самом себе.
Андрей Платонов, 12 ч. ночи,
20 января 1935 г., Чарджуй