Р в ММК 17: ОГ о смысле и структуре сознания 25
Генисаретский. Первый вопрос, который я намерен рассмотреть, это вопрос о рефлективной непрерывности функциональной структуры сознания. Наверное, не нужно специально добавлять, что понятия, здесь фигурирующие, я употребляю не в жестком терминологическом значении, это те леса, которые разрушаются по мере моего рассмотрения. В частности, рассмотрение названного вопроса снимает понятие рефлексии. Поэтому «рефлексивная непрерывность» будет уясняться дальше через смысл мною сказанного.
[[Простой смысл вышесказанного: понятие рефлексии (как оно разрабатывалось в и применялось в ММК) будет пересматриваться]].
Этот вопрос можно переформулировать так: является или не является функциональная структура способностью. Если она является способностью, то сознание рефлективно непрерывно, относительно этой структуры, если нет - то не непрерывно.
[[Чтобы понять постановку вопроса, вернемся к началу доклада:
Я предполагаю, что с точностью до нашего взаимопонимания по поводу аппарата системно-структурных понятий из словосочетания «функциональная структура сознания, состоящая из способностей», более чем неясно, что такое способность. Я пока лишь сказал, что способность является типовым функциональным элементом из которых состоит функциональная структура сознания. Если мне удастся прояснить это понятие, то далее я бы стал говорить об объединении разных способностей в функциональной структуре, о той смысловой действительности, которая возникает при функционировании способностей, о процессах смыслообразования и смыслопреобразования, которые протекают на этих функциональных структурах, и т. д. Итак, я обсуждаю ту единицу функциональной структуры, которая у меня называется способностью.
Но в этом первом пункте мне нужно, естественно, говорить не на языке функциональной структуры, а характеризовать способность каким-то другим образом, потому что, только задав ее независимо от взаимоопределения элемента и структуры, я могу далее использовать сам прием структурирования для того, чтобы образовать конструктивно понятие функциональной структуры сознания. Нужно иметь независимое понятие способности, а далее, ссылаясь на известный нам способ структурирования, образовать тем самым понятие функциональной структуры сознания. …
Итак, способность нужно определять не в понятиях системно-структурного подхода, а в каких-то других. Для меня таковым понятием в данном случае является понятие деятельности. Способность я буду рассматривать как такой модус деятельности, который определяет включение вневременной, идеальной, точнее говоря, значащей структуры деятельности во время или в некоторый процесс, определенный во времени. Отношение способности к общему понятию деятельности характеризуется со ссылкой на понятие преобразования, причем преобразуется некая значащая структура деятельности в процесс деятельности, или в нечто, сопряженное с процессом. Способность - это модус, или особый способ существования или осуществления деятельности, форма ее протекания или воплощения. Тем самым я отделяю способность как тип деятельности, с помощью способности в деятельности происходит преобразование значащей структуры, которая в принципе вневременна, во времени не определена, в процесс. Иначе можно было бы сказать не «преобразование», а «включение». Вневременная значимая структура деятельности приобретает в способности свое временное существование, программирует или «устраивает» некоторый процесс. https://gignomai.livejournal.com/1027293.html.
Итак, ФСС как структура заключает в себе в качестве функциональных мест различные способности; можно сказать, что состоит из способностей. В самом предположении, что ее саму можно рассматривать как способность, нет ничего странного: ум, скажем, можно рассматривать как состоящий из рассудка, воображения, памяти и т.д.
Предлагается, далее, рассмотреть как альтернативные возможности 1) ФСС есть способность, 2) ФСС несть способность; первая из них обеспечивает рефлексивную непрерывность сознания (РНС), вторая - нет. Что такое РНС, пока не определено, но для того, чтобы двигаться не в совсем безвоздушном пространстве, предположим, что это нечто близкое по смыслу цельности и самотождеству: сознание «осознает» себя как все время (ведь способность разворачивает его содержание во времени) то же самое]].
Однозначного утверждения, что она [ФСС] является способностью, сделать нельзя, но предположить такую возможность можно. И ответ на вопрос состоит в рассмотрении того, при каких условиях и как эта возможность реализуется. Пока непосредственно у нас функциональная структура соотнесена со смыслом как полем сознания, как тем, структурой чего и является эта функциональная структура. А, во-вторых, с процессом смыслообразования и смыслопреобразования, с потоком его, который и производится из соединения функциональной структуры с этим смысловым полем.
[[Вроде бы сходится. Смысл, проходя сквозь ФСС, ее (ФСС как суммы способностей) действием временится, проистекает потоком смыслопреобразования (всё - метафоры, разумеется)]].
Поскольку это функциональная структура, сильное ударение делается на понятии функционирования. Как выразить это метакатегориальное понятие в смыслах обсуждаемого нами вопроса? Известно, что функционирование на языке системного подхода созначно с понятием воспроизводства или репродуцирования. Функционирующие системы - это воспроизводящиеся системы, в отличие от… Причем воспроизводящиеся именно в смысле своей структурной определенности. И хотя это функционирование осуществляется во времени, но, тем не менее, время здесь оказывается чем-то внешним этому процессу функционирования, просто местом, в котором этот процесс упорядочен. А система сохраняет свою индивидуальность и структурную определенность.
Так вот, эта связка системного понятия функционирования с теоретико-деятельностным понятием воспроизводства получает в нашем рассмотрении такое истолкование, что основная интенция функциональной структуры состоит в сохранении целостности, устойчивости этой функциональной структуры, целостности основного смыслового состояния, текущего во времени.
[[ОГ запараллеливает системное понятие функционирования (из категориальной оппозиции «функционирование - развитие») с теоретико-деятельностным понятием «воспроизводства» (которое он все время рассматривает в паре с «производством». ФСС подчиняется закону самосохранения и за счет этого обеспечивает функционирование. Но уже проглядывает смысл, который он хочет провести: диалектика функционирования и развития, воспроизводства и производства - как невозможных одно без другого]].
Здесь я должен обнажить свое самое уязвимое место, и сказать, что в качестве рабочего принципа, к которому я постоянно прибегаю, я использую отождествление категории смысла с категорией целостности. То, что на языке системного подхода есть целостность системы, то на языке феноменологии - осмысленность состояния, понимающего эту систему. Поэтому, когда мы сейчас говорим о функциональной структуре сознания и о том, что основная интенция этой структуры состоит в сохранении целостности, то это одновременно означает подтверждение основного смыслового состояния сознания. И когда мы говорим на языке системного подхода о целостности состояния, то, феноменологически отождествляясь с этим целостным состоянием, мы говорим об осмысленности его. И это, по сути дела, синонимы в моей методологической картине.
Итак, основная интенция функциональной структуры состоит в сохранении целостности состояния, что одновременно означает сохранение его осмысленности.
[[Здесь - важная особенность мыслительной работы ОГ: свободное оперирование подходами, в данном случае - системным и феноменологическим. А ведь, правда, красиво: то, что извне видится как целое, изнутри воспринимается как осмысленное]].
Дальше вопрос о рефлексивной непрерывности уточняется таким образом. Что означало бы, что эта функциональная структура сама была бы способностью? Это означало бы, что появилась новая функция, которую нужно было бы мыслить наряду с уже существующими способностями. И эта рефлексивная непрерывность тем самым означала бы лишь прибавление новой способности. Если она осуществляется не как акт, а постоянно воспроизводится во времени. Одно дело, та рефлексивная непрерывность, тот акт, который существует виртуально и затем сохраняется в предметной форме, в виде смысло-прибавления, а другое дело - постоянно практикующаяся <…> этого акта. Во втором случае происходит оспособление, возникает новая способность. В первом случае виртуально возникает предметное содержание, которое сознанием воспринимается в этой предметной форме и понимается просто как продуктивный акт мыслительной деятельности. Сознание с функциональной точки зрения осуществило структурную рефлексию, а феноменологически воспринимает это как приращение предметного содержания. Если оно не оспособляется. Если же происходит оспособление и рефлексивная непрерывность действительно имеет место, то тогда мы имеем дело не с предметным содержанием, а с новой способностью. Таким образом, можно различать два типа функционирования этой функциональной структуры применительно к вопросу о рефлексивной непрерывности. Их можно характеризовать таким вот трехэтажным процессом. Сначала в обоих случаях есть функциональная структура, где есть некое число качественно определенных способностей. На втором этапе возникает феномен структурной рефлексии. Но в одном случае потом сознание возвращается к своей предыдущей определенности, именно - к тем способностям, которые там были, и это чистое функционирование с приращением предметного содержания, а в другом случае прибавляется некая новая способность.
[[Филигранная работа! Мы получаем две возможности, хорошо знакомые всякому рефлектирующему человеку: либо мы творим новые смыслы, либо совершенствуемся в смысле наращивания способностей. Впрочем, возможно, это не исключающие друг друга возможности, а различаемые только мыслительно]].
Интересно, что во втором случае мы имеем для сознания объяснение того, каким образом его развитие осуществляется в его функционировании. Ибо мы имеем здесь дело с усложнением функциональной структуры, с прибавлением новой способности, и имеем полное право говорить о развитии. В другом же случае этого не происходит. И там, и тут один и тот же тип функционирования, одна и та же структурно-функциональная основа, но либо она реализуется в предметном продуцировании, либо она реализуется в новом оспособлении сознания.
Более того, эти возможности являются альтернативными. Продуктивная установка на предметность есть в то же время установка на воспроизводство уже имеющейся оспособленности сознания, на ее максимальное выявление, методологическое рефлектирование и закрепление. Напротив, естественно, что установка на развитие оспособленности, по крайней мере, равнодушна, нейтральна для развития предметного содержания.
[[Ну вот, точки над i расставлены]].
Я акцентировал ваше внимание на понятии функциональной структуры и функционирования. Но теперь мы можем переосмыслить сам вопрос о рефлексивной непрерывности соответствующим образом. Дело в том, что это не просто функционирование или развитие соответствующей структуры. В рассмотренных мною случаях на самом деле имеет место оспособленность смыслов в самом же сознании. Функционирование этой функциональной структуры оспособлено в понятии осмысления и в интенции на сохранение смыслового содержания, а развитие этой структуры оспособлено в понятии рефлексии, которая становится новой способностью. И тут мы возвращаемся к тому, что, как я уже однажды сказал, я считаю рефлексию и осмысление двумя именами для одной способности и что различаются они лишь по категорированию их предмета. Если рефлексия всегда предполагает выход из зафиксированного состояния и рассмотрение его со стороны как единого, внешне единого, то осмысление всегда предполагает вход во внутрь состояния и понимание его как внутренне целостного. И здесь мне очень важно отметить, что дифференциация процессов развития и функционирования, а также дифференциация предметного продуцирования и продуцирования способности, связаны со способностями осмысления и рефлексии соответственно и, в конечном счете, с вертивностью сознания, с различимостью в нем того смысла, который относится ко внешнему и может рефлектироваться, и тех смыслов, которые относятся ко внутреннему и могут осмысляться.
[[«Вертивность» - понятие, как я понимаю, аналогичное интенциональности, но, если интенциональность направлена на внешнее сознанию, то вертивность (поворачиваемость, оборотистость) сознания направлена на смыслы, внимает тому или иному.
Ну и, круг замкнулся: ОГ связывает осмысление с предметным продуцированием, творчеством, а рефлексию, взгляд на состояние сознания извне, как на целое, опознание в нем новой способности - с продуцированием способности, т.е. развитием]].
Итак, вопрос о рефлексивной непрерывности функциональной структуры сознания получил следующий ответ. Функциональная структура сознания является рефлексивно-непрерывной, т. е. сама является способностью в лице способности рефлексии. И при этом не происходит никакого предметного продуцирования. Вопрос получает отрицательный ответ в том случае, когда сознание оспособлено способностью осмысления, и при этом происходит предметное продуцирование.
Дубровский. Я бы хотел обсудить вопрос, сохранилось ли бы все это рассуждение, если бы сознание характеризовалось не через категорию функциональной структуры, а через категорию организованности, что лично мне было бы ближе.
Щедровицкий. Вопрос бессмысленный. Точнее, надо задать предварительные вопросы. Что было основанием и логической нормой этого рассуждения?
Я поясню свой вопрос. Здесь произошла очень интересная вещь. Вот мы ставим вопрос: может ли функциональная структура оспосабливаться?
Генисаретский. Такого вопроса нет, она сама есть результат оспособления, ибо состоит из способностей.
Щедровицкий. Ну, точнее сказать, ты спрашиваешь, может ли функциональная структура сама стать способностью.
Генисаретский. Вот если мы уже предположили, что она есть, мы затем спрашиваем, может ли она быть простой способностью. Может ли она оспособляться.
Щедровицкий. Мне понятен логический смысл этого вопроса, но именно логический, поскольку надо задать, и это делается с помощью этого вопроса, категориальные границы понимания данного предмета как объекта, этого искусственно получающегося предмета как объекта.
Генисаретский. Зачем?
Щедровицкий. Вот что у меня здесь вызывает недоумение. Мне представляется, что сама эта постановка вопроса переводит нас не только в план оспособления, но и в план оестествления, или объективации того или иного типа.
Генисаретский. Откуда «или»? Безусловно переводит в план оестествления, поскольку сама способность - это модус деятельности, в котором деятельность оестествляется во времени.
[[Здесь важен отказ отождествить оестествление с объективацией]].
Щедровицкий. Но мне как-то важно другое: что в твоей методологической действительности, в действительности твоего рассуждения, ты производишь еще один ход, который почему-то не фиксируешь, хотя мне казалось, что его надо фиксировать. А именно, ты сближаешь понятие функциональной структуры с функционированием…
Генисаретский. Это уже было проделано в соответствующем месте…
Щедровицкий. … и обсуждаешь функционирование, развитие и т.п. При этом, что мне близко, мне кажется, что такую же схему рассуждения я применял в 56-м году, задавая категории развития и функционирования.
[[Различение функционирования и развития присутствует в работах ГП, опубликованных в 1957 году - «Языковое мышление и его анализ», «О возможных путях исследования мышления как деятельности», но (разработка теории деятельности началась позднее) там это не увязывалось с воспроизводством деятельности]]
Но вводя эти категории, ты производишь оестествление…
Генисаретский. Чего?
Щедровицкий. Функциональной структуры.
Генисаретский. Нет, я провожу оестествление не этих понятий, а того, о чем я говорю, а именно, функциональной структуры сознания.
Щедровицкий. Ты начинал работу с применения категории функциональной структуры к понятию способности. А теперь ты говоришь, что имеешь дело не только с понятием способности, а и с тем, что в этом понятии зафиксировано, со способностью.
Генисаретский. Сейчас и реализуется то, о чем говорил Саша [Раппапорт]. Сказав, что я их сближаю…
Щедровицкий. Осуществляется в моем понимании или имело место в твоем движении?
Генисаретский. В моем движении.
Щедровицкий. Но вот что происходит. Мне кажется, что ответ на вопрос, может ли быть функциональная структура сознания оспособлена, заложен не в работе с категориями, каким-то формальным путем, а в природе самого сознания.
Генисаретский. Этот так, и что дальше.
Щедровицкий. Но тогда ответ может быть дан, только если мы знаем, как устроено сознание. Следовательно, мы должны иметь натуральные и даже естественно-научные знания об устройстве сознания.
Генисаретский. Ничего подобного. Не следует.
Щедровицкий. А откуда еще может быть получено основание для тех или иных утверждений?
Генисаретский. Вы когда-нибудь в зеркало смотрелись?
Щедровицкий. Да, но оно всегда меня показывает не таким, какой я есть. И я это твердо знаю.
Генисаретский. А бреете вы что?
-- Неизвестно, что он бреет…
Генисаретский. Совершенно верно. Так зачем нам иметь знания о сознании? Вот мы делаем логическую конструкцию. Мы применяли много разных категорий, и вот сознание себя в них узнает.
(Страшный шум).
[[Понятна реакция ГП и др. на то, что делает ОГ: это воспринимается как трюкачество, как манипулирование категориями, смыслами с тем, чтобы в завершение прийти ко вполне практически значимым выводам. Это отчасти напоминает онтологическое доказательство бытия Божьего. И ГП (как в свое время Кант) говорит: понятие о талерах и талеры в кармане - не одно и то же, чтобы что-то утверждать о сознании, нужно иметь «натуральные и даже естественно-научные знания об устройстве сознания». А ОГ утверждает в ответ, как я его понял, что его рассуждения основаны на очевидности, отразившейся в смыслах, с которыми он работал - как в лицо отражается в зеркале.
Самонаблюдение: для меня эта ситуация как известные картинки-оборотки, смысл которых зависит от фокусировки. То мне очевидно, что ОГ понятен и прав, то мне, как и ГП, это представляется фокусом, механизм которого непонятен.
Ино побредем дале - благо ГП и др. не устают спрашивать, а ОГ отвечать. И мы прошли только полпути]].
Дубровский. Ты должен нам это обосновать в терминах, которые ты ввел.
Генисаретский. Я так и сделал. Я, действительно, реализую тип работы, о котором в самом начале говорил Саша Раппапорт. Вот поставлен вопрос в логической форме, сближаем понятие и категорию. Но ведь это в логической действительности что-то произошло, а в понятиях о сознании нам еще неясно, что же произошло. Но как нам об этом узнать? Само оно, то, что произошло, нам об этом не расскажет. Нам нужно сказать за него. Говорим мы это, ставя некоторые вопросы.
Щедровицкий. Нет, говорим мы это, находя те или иные основания для этого.
Генисаретский. Как же мы найдем основания, когда мы не знаем, что это такое? Нельзя найти основания того, что нам еще неизвестно.
Щедровицкий. Я и спрашиваю, как же вы из этого выкручиваетесь.
Генисаретский. Очень просто. Прежде, чем говорить об основаниях, надо иметь что обосновать. И эту дескрипцию я и осуществляю таким образом, что я задаю вопрос…
[[Речь про то самое «зеркало», в котором надо сначала увидеть, прежде чем обосновывать и интерпретировать. Уроки феноменологии]].
Щедровицкий. Но тогда вы должны отвечать так: либо оно оспособляется, либо не оспособляется. Вот логические возможности.
Генисаретский. Я их и рассматриваю, но не как логические, а в смысле введенных понятий.
Щедровицкий. Итак, сначала поставлен логический вопрос и дан сначала логический ответ.
Генисаретский. Нет, не так. Вопрос нужен вовсе не для того, чтобы рассмотреть альтернативу. В форме вопроса ясен и такой ответ. Вопрос нужен для того, чтобы высветить то неявное содержание, которое уже на самом-то деле сформировано. Оно есть.
Щедровицкий. В чем оно есть?
Генисаретский. Оно есть как предметность того логического действия, которое я произвел. Но как неосознанная, невыпредметившаяся предметность.
Щедровицкий. Значит, в применении категории функциональной структуры к понятию способности уже заложен ответ на поставленный вопрос?
Генисаретский. Нет, не так. Когда мы применили категорию к понятию, то что-то в мире произошло.
Щедровицкий. В каком мире? В мире нашей действительности или…
Генисаретский. Вы много хотите знать. Если бы мы знали в каком, мы бы сейчас модель составили и все знание получили. Мы знаем только, что что-то произвели, некоторая предметность стала. Мы знаем только, что это предметность, раз мы имеем наглость думать, что мы действовали. И вот теперь мы ею должны овладеть.
Щедровицкий. И для этого нам нужна рефлексия.
Генисаретский. Кому нужна, а кому не нужна… Я сначала хочу узнать какое оно, это содержание, я хочу его осмыслить. Когда я применил категорию, оно стало, я знаю, что оно есть, а какое оно, я не знаю.
Щедровицкий. Я и спрашиваю, какую процедуру ты должен проделать теперь.
Генисаретский. Повторяю - осмыслить. Это действие - осмысление, т.е. введение в тот смысловой мир, который мною уже задан, того, что где-то стало. А рефлексия была бы, если бы мы это опредметили и извне наблюдали предметное единство этого содержания. Мы можем и это, но не хотим. Я осмысляю. Не в смысле «я», а сознание, тот процесс, который мы осуществляем.
[[Помимо ключевого для ОГ противопоставления осмысления (совершаем «космическое действие» сближения категории с понятием и осмысляем результат, вводим его в предзаданный мир смыслов) и рефлексии, здесь важно подчеркнутое отмежевание от психологизма: сознание - это внеиндивидуальный процесс, хотя и «сидящий» на сознающем индивиде - полная аналогия с пониманием мышления как надиндивидуального у ГП]].
[[Простой смысл вышесказанного: понятие рефлексии (как оно разрабатывалось в и применялось в ММК) будет пересматриваться]].
Этот вопрос можно переформулировать так: является или не является функциональная структура способностью. Если она является способностью, то сознание рефлективно непрерывно, относительно этой структуры, если нет - то не непрерывно.
[[Чтобы понять постановку вопроса, вернемся к началу доклада:
Я предполагаю, что с точностью до нашего взаимопонимания по поводу аппарата системно-структурных понятий из словосочетания «функциональная структура сознания, состоящая из способностей», более чем неясно, что такое способность. Я пока лишь сказал, что способность является типовым функциональным элементом из которых состоит функциональная структура сознания. Если мне удастся прояснить это понятие, то далее я бы стал говорить об объединении разных способностей в функциональной структуре, о той смысловой действительности, которая возникает при функционировании способностей, о процессах смыслообразования и смыслопреобразования, которые протекают на этих функциональных структурах, и т. д. Итак, я обсуждаю ту единицу функциональной структуры, которая у меня называется способностью.
Но в этом первом пункте мне нужно, естественно, говорить не на языке функциональной структуры, а характеризовать способность каким-то другим образом, потому что, только задав ее независимо от взаимоопределения элемента и структуры, я могу далее использовать сам прием структурирования для того, чтобы образовать конструктивно понятие функциональной структуры сознания. Нужно иметь независимое понятие способности, а далее, ссылаясь на известный нам способ структурирования, образовать тем самым понятие функциональной структуры сознания. …
Итак, способность нужно определять не в понятиях системно-структурного подхода, а в каких-то других. Для меня таковым понятием в данном случае является понятие деятельности. Способность я буду рассматривать как такой модус деятельности, который определяет включение вневременной, идеальной, точнее говоря, значащей структуры деятельности во время или в некоторый процесс, определенный во времени. Отношение способности к общему понятию деятельности характеризуется со ссылкой на понятие преобразования, причем преобразуется некая значащая структура деятельности в процесс деятельности, или в нечто, сопряженное с процессом. Способность - это модус, или особый способ существования или осуществления деятельности, форма ее протекания или воплощения. Тем самым я отделяю способность как тип деятельности, с помощью способности в деятельности происходит преобразование значащей структуры, которая в принципе вневременна, во времени не определена, в процесс. Иначе можно было бы сказать не «преобразование», а «включение». Вневременная значимая структура деятельности приобретает в способности свое временное существование, программирует или «устраивает» некоторый процесс. https://gignomai.livejournal.com/1027293.html.
Итак, ФСС как структура заключает в себе в качестве функциональных мест различные способности; можно сказать, что состоит из способностей. В самом предположении, что ее саму можно рассматривать как способность, нет ничего странного: ум, скажем, можно рассматривать как состоящий из рассудка, воображения, памяти и т.д.
Предлагается, далее, рассмотреть как альтернативные возможности 1) ФСС есть способность, 2) ФСС несть способность; первая из них обеспечивает рефлексивную непрерывность сознания (РНС), вторая - нет. Что такое РНС, пока не определено, но для того, чтобы двигаться не в совсем безвоздушном пространстве, предположим, что это нечто близкое по смыслу цельности и самотождеству: сознание «осознает» себя как все время (ведь способность разворачивает его содержание во времени) то же самое]].
Однозначного утверждения, что она [ФСС] является способностью, сделать нельзя, но предположить такую возможность можно. И ответ на вопрос состоит в рассмотрении того, при каких условиях и как эта возможность реализуется. Пока непосредственно у нас функциональная структура соотнесена со смыслом как полем сознания, как тем, структурой чего и является эта функциональная структура. А, во-вторых, с процессом смыслообразования и смыслопреобразования, с потоком его, который и производится из соединения функциональной структуры с этим смысловым полем.
[[Вроде бы сходится. Смысл, проходя сквозь ФСС, ее (ФСС как суммы способностей) действием временится, проистекает потоком смыслопреобразования (всё - метафоры, разумеется)]].
Поскольку это функциональная структура, сильное ударение делается на понятии функционирования. Как выразить это метакатегориальное понятие в смыслах обсуждаемого нами вопроса? Известно, что функционирование на языке системного подхода созначно с понятием воспроизводства или репродуцирования. Функционирующие системы - это воспроизводящиеся системы, в отличие от… Причем воспроизводящиеся именно в смысле своей структурной определенности. И хотя это функционирование осуществляется во времени, но, тем не менее, время здесь оказывается чем-то внешним этому процессу функционирования, просто местом, в котором этот процесс упорядочен. А система сохраняет свою индивидуальность и структурную определенность.
Так вот, эта связка системного понятия функционирования с теоретико-деятельностным понятием воспроизводства получает в нашем рассмотрении такое истолкование, что основная интенция функциональной структуры состоит в сохранении целостности, устойчивости этой функциональной структуры, целостности основного смыслового состояния, текущего во времени.
[[ОГ запараллеливает системное понятие функционирования (из категориальной оппозиции «функционирование - развитие») с теоретико-деятельностным понятием «воспроизводства» (которое он все время рассматривает в паре с «производством». ФСС подчиняется закону самосохранения и за счет этого обеспечивает функционирование. Но уже проглядывает смысл, который он хочет провести: диалектика функционирования и развития, воспроизводства и производства - как невозможных одно без другого]].
Здесь я должен обнажить свое самое уязвимое место, и сказать, что в качестве рабочего принципа, к которому я постоянно прибегаю, я использую отождествление категории смысла с категорией целостности. То, что на языке системного подхода есть целостность системы, то на языке феноменологии - осмысленность состояния, понимающего эту систему. Поэтому, когда мы сейчас говорим о функциональной структуре сознания и о том, что основная интенция этой структуры состоит в сохранении целостности, то это одновременно означает подтверждение основного смыслового состояния сознания. И когда мы говорим на языке системного подхода о целостности состояния, то, феноменологически отождествляясь с этим целостным состоянием, мы говорим об осмысленности его. И это, по сути дела, синонимы в моей методологической картине.
Итак, основная интенция функциональной структуры состоит в сохранении целостности состояния, что одновременно означает сохранение его осмысленности.
[[Здесь - важная особенность мыслительной работы ОГ: свободное оперирование подходами, в данном случае - системным и феноменологическим. А ведь, правда, красиво: то, что извне видится как целое, изнутри воспринимается как осмысленное]].
Дальше вопрос о рефлексивной непрерывности уточняется таким образом. Что означало бы, что эта функциональная структура сама была бы способностью? Это означало бы, что появилась новая функция, которую нужно было бы мыслить наряду с уже существующими способностями. И эта рефлексивная непрерывность тем самым означала бы лишь прибавление новой способности. Если она осуществляется не как акт, а постоянно воспроизводится во времени. Одно дело, та рефлексивная непрерывность, тот акт, который существует виртуально и затем сохраняется в предметной форме, в виде смысло-прибавления, а другое дело - постоянно практикующаяся <…> этого акта. Во втором случае происходит оспособление, возникает новая способность. В первом случае виртуально возникает предметное содержание, которое сознанием воспринимается в этой предметной форме и понимается просто как продуктивный акт мыслительной деятельности. Сознание с функциональной точки зрения осуществило структурную рефлексию, а феноменологически воспринимает это как приращение предметного содержания. Если оно не оспособляется. Если же происходит оспособление и рефлексивная непрерывность действительно имеет место, то тогда мы имеем дело не с предметным содержанием, а с новой способностью. Таким образом, можно различать два типа функционирования этой функциональной структуры применительно к вопросу о рефлексивной непрерывности. Их можно характеризовать таким вот трехэтажным процессом. Сначала в обоих случаях есть функциональная структура, где есть некое число качественно определенных способностей. На втором этапе возникает феномен структурной рефлексии. Но в одном случае потом сознание возвращается к своей предыдущей определенности, именно - к тем способностям, которые там были, и это чистое функционирование с приращением предметного содержания, а в другом случае прибавляется некая новая способность.
[[Филигранная работа! Мы получаем две возможности, хорошо знакомые всякому рефлектирующему человеку: либо мы творим новые смыслы, либо совершенствуемся в смысле наращивания способностей. Впрочем, возможно, это не исключающие друг друга возможности, а различаемые только мыслительно]].
Интересно, что во втором случае мы имеем для сознания объяснение того, каким образом его развитие осуществляется в его функционировании. Ибо мы имеем здесь дело с усложнением функциональной структуры, с прибавлением новой способности, и имеем полное право говорить о развитии. В другом же случае этого не происходит. И там, и тут один и тот же тип функционирования, одна и та же структурно-функциональная основа, но либо она реализуется в предметном продуцировании, либо она реализуется в новом оспособлении сознания.
Более того, эти возможности являются альтернативными. Продуктивная установка на предметность есть в то же время установка на воспроизводство уже имеющейся оспособленности сознания, на ее максимальное выявление, методологическое рефлектирование и закрепление. Напротив, естественно, что установка на развитие оспособленности, по крайней мере, равнодушна, нейтральна для развития предметного содержания.
[[Ну вот, точки над i расставлены]].
Я акцентировал ваше внимание на понятии функциональной структуры и функционирования. Но теперь мы можем переосмыслить сам вопрос о рефлексивной непрерывности соответствующим образом. Дело в том, что это не просто функционирование или развитие соответствующей структуры. В рассмотренных мною случаях на самом деле имеет место оспособленность смыслов в самом же сознании. Функционирование этой функциональной структуры оспособлено в понятии осмысления и в интенции на сохранение смыслового содержания, а развитие этой структуры оспособлено в понятии рефлексии, которая становится новой способностью. И тут мы возвращаемся к тому, что, как я уже однажды сказал, я считаю рефлексию и осмысление двумя именами для одной способности и что различаются они лишь по категорированию их предмета. Если рефлексия всегда предполагает выход из зафиксированного состояния и рассмотрение его со стороны как единого, внешне единого, то осмысление всегда предполагает вход во внутрь состояния и понимание его как внутренне целостного. И здесь мне очень важно отметить, что дифференциация процессов развития и функционирования, а также дифференциация предметного продуцирования и продуцирования способности, связаны со способностями осмысления и рефлексии соответственно и, в конечном счете, с вертивностью сознания, с различимостью в нем того смысла, который относится ко внешнему и может рефлектироваться, и тех смыслов, которые относятся ко внутреннему и могут осмысляться.
[[«Вертивность» - понятие, как я понимаю, аналогичное интенциональности, но, если интенциональность направлена на внешнее сознанию, то вертивность (поворачиваемость, оборотистость) сознания направлена на смыслы, внимает тому или иному.
Ну и, круг замкнулся: ОГ связывает осмысление с предметным продуцированием, творчеством, а рефлексию, взгляд на состояние сознания извне, как на целое, опознание в нем новой способности - с продуцированием способности, т.е. развитием]].
Итак, вопрос о рефлексивной непрерывности функциональной структуры сознания получил следующий ответ. Функциональная структура сознания является рефлексивно-непрерывной, т. е. сама является способностью в лице способности рефлексии. И при этом не происходит никакого предметного продуцирования. Вопрос получает отрицательный ответ в том случае, когда сознание оспособлено способностью осмысления, и при этом происходит предметное продуцирование.
Дубровский. Я бы хотел обсудить вопрос, сохранилось ли бы все это рассуждение, если бы сознание характеризовалось не через категорию функциональной структуры, а через категорию организованности, что лично мне было бы ближе.
Щедровицкий. Вопрос бессмысленный. Точнее, надо задать предварительные вопросы. Что было основанием и логической нормой этого рассуждения?
Я поясню свой вопрос. Здесь произошла очень интересная вещь. Вот мы ставим вопрос: может ли функциональная структура оспосабливаться?
Генисаретский. Такого вопроса нет, она сама есть результат оспособления, ибо состоит из способностей.
Щедровицкий. Ну, точнее сказать, ты спрашиваешь, может ли функциональная структура сама стать способностью.
Генисаретский. Вот если мы уже предположили, что она есть, мы затем спрашиваем, может ли она быть простой способностью. Может ли она оспособляться.
Щедровицкий. Мне понятен логический смысл этого вопроса, но именно логический, поскольку надо задать, и это делается с помощью этого вопроса, категориальные границы понимания данного предмета как объекта, этого искусственно получающегося предмета как объекта.
Генисаретский. Зачем?
Щедровицкий. Вот что у меня здесь вызывает недоумение. Мне представляется, что сама эта постановка вопроса переводит нас не только в план оспособления, но и в план оестествления, или объективации того или иного типа.
Генисаретский. Откуда «или»? Безусловно переводит в план оестествления, поскольку сама способность - это модус деятельности, в котором деятельность оестествляется во времени.
[[Здесь важен отказ отождествить оестествление с объективацией]].
Щедровицкий. Но мне как-то важно другое: что в твоей методологической действительности, в действительности твоего рассуждения, ты производишь еще один ход, который почему-то не фиксируешь, хотя мне казалось, что его надо фиксировать. А именно, ты сближаешь понятие функциональной структуры с функционированием…
Генисаретский. Это уже было проделано в соответствующем месте…
Щедровицкий. … и обсуждаешь функционирование, развитие и т.п. При этом, что мне близко, мне кажется, что такую же схему рассуждения я применял в 56-м году, задавая категории развития и функционирования.
[[Различение функционирования и развития присутствует в работах ГП, опубликованных в 1957 году - «Языковое мышление и его анализ», «О возможных путях исследования мышления как деятельности», но (разработка теории деятельности началась позднее) там это не увязывалось с воспроизводством деятельности]]
Но вводя эти категории, ты производишь оестествление…
Генисаретский. Чего?
Щедровицкий. Функциональной структуры.
Генисаретский. Нет, я провожу оестествление не этих понятий, а того, о чем я говорю, а именно, функциональной структуры сознания.
Щедровицкий. Ты начинал работу с применения категории функциональной структуры к понятию способности. А теперь ты говоришь, что имеешь дело не только с понятием способности, а и с тем, что в этом понятии зафиксировано, со способностью.
Генисаретский. Сейчас и реализуется то, о чем говорил Саша [Раппапорт]. Сказав, что я их сближаю…
Щедровицкий. Осуществляется в моем понимании или имело место в твоем движении?
Генисаретский. В моем движении.
Щедровицкий. Но вот что происходит. Мне кажется, что ответ на вопрос, может ли быть функциональная структура сознания оспособлена, заложен не в работе с категориями, каким-то формальным путем, а в природе самого сознания.
Генисаретский. Этот так, и что дальше.
Щедровицкий. Но тогда ответ может быть дан, только если мы знаем, как устроено сознание. Следовательно, мы должны иметь натуральные и даже естественно-научные знания об устройстве сознания.
Генисаретский. Ничего подобного. Не следует.
Щедровицкий. А откуда еще может быть получено основание для тех или иных утверждений?
Генисаретский. Вы когда-нибудь в зеркало смотрелись?
Щедровицкий. Да, но оно всегда меня показывает не таким, какой я есть. И я это твердо знаю.
Генисаретский. А бреете вы что?
-- Неизвестно, что он бреет…
Генисаретский. Совершенно верно. Так зачем нам иметь знания о сознании? Вот мы делаем логическую конструкцию. Мы применяли много разных категорий, и вот сознание себя в них узнает.
(Страшный шум).
[[Понятна реакция ГП и др. на то, что делает ОГ: это воспринимается как трюкачество, как манипулирование категориями, смыслами с тем, чтобы в завершение прийти ко вполне практически значимым выводам. Это отчасти напоминает онтологическое доказательство бытия Божьего. И ГП (как в свое время Кант) говорит: понятие о талерах и талеры в кармане - не одно и то же, чтобы что-то утверждать о сознании, нужно иметь «натуральные и даже естественно-научные знания об устройстве сознания». А ОГ утверждает в ответ, как я его понял, что его рассуждения основаны на очевидности, отразившейся в смыслах, с которыми он работал - как в лицо отражается в зеркале.
Самонаблюдение: для меня эта ситуация как известные картинки-оборотки, смысл которых зависит от фокусировки. То мне очевидно, что ОГ понятен и прав, то мне, как и ГП, это представляется фокусом, механизм которого непонятен.
Ино побредем дале - благо ГП и др. не устают спрашивать, а ОГ отвечать. И мы прошли только полпути]].
Дубровский. Ты должен нам это обосновать в терминах, которые ты ввел.
Генисаретский. Я так и сделал. Я, действительно, реализую тип работы, о котором в самом начале говорил Саша Раппапорт. Вот поставлен вопрос в логической форме, сближаем понятие и категорию. Но ведь это в логической действительности что-то произошло, а в понятиях о сознании нам еще неясно, что же произошло. Но как нам об этом узнать? Само оно, то, что произошло, нам об этом не расскажет. Нам нужно сказать за него. Говорим мы это, ставя некоторые вопросы.
Щедровицкий. Нет, говорим мы это, находя те или иные основания для этого.
Генисаретский. Как же мы найдем основания, когда мы не знаем, что это такое? Нельзя найти основания того, что нам еще неизвестно.
Щедровицкий. Я и спрашиваю, как же вы из этого выкручиваетесь.
Генисаретский. Очень просто. Прежде, чем говорить об основаниях, надо иметь что обосновать. И эту дескрипцию я и осуществляю таким образом, что я задаю вопрос…
[[Речь про то самое «зеркало», в котором надо сначала увидеть, прежде чем обосновывать и интерпретировать. Уроки феноменологии]].
Щедровицкий. Но тогда вы должны отвечать так: либо оно оспособляется, либо не оспособляется. Вот логические возможности.
Генисаретский. Я их и рассматриваю, но не как логические, а в смысле введенных понятий.
Щедровицкий. Итак, сначала поставлен логический вопрос и дан сначала логический ответ.
Генисаретский. Нет, не так. Вопрос нужен вовсе не для того, чтобы рассмотреть альтернативу. В форме вопроса ясен и такой ответ. Вопрос нужен для того, чтобы высветить то неявное содержание, которое уже на самом-то деле сформировано. Оно есть.
Щедровицкий. В чем оно есть?
Генисаретский. Оно есть как предметность того логического действия, которое я произвел. Но как неосознанная, невыпредметившаяся предметность.
Щедровицкий. Значит, в применении категории функциональной структуры к понятию способности уже заложен ответ на поставленный вопрос?
Генисаретский. Нет, не так. Когда мы применили категорию к понятию, то что-то в мире произошло.
Щедровицкий. В каком мире? В мире нашей действительности или…
Генисаретский. Вы много хотите знать. Если бы мы знали в каком, мы бы сейчас модель составили и все знание получили. Мы знаем только, что что-то произвели, некоторая предметность стала. Мы знаем только, что это предметность, раз мы имеем наглость думать, что мы действовали. И вот теперь мы ею должны овладеть.
Щедровицкий. И для этого нам нужна рефлексия.
Генисаретский. Кому нужна, а кому не нужна… Я сначала хочу узнать какое оно, это содержание, я хочу его осмыслить. Когда я применил категорию, оно стало, я знаю, что оно есть, а какое оно, я не знаю.
Щедровицкий. Я и спрашиваю, какую процедуру ты должен проделать теперь.
Генисаретский. Повторяю - осмыслить. Это действие - осмысление, т.е. введение в тот смысловой мир, который мною уже задан, того, что где-то стало. А рефлексия была бы, если бы мы это опредметили и извне наблюдали предметное единство этого содержания. Мы можем и это, но не хотим. Я осмысляю. Не в смысле «я», а сознание, тот процесс, который мы осуществляем.
[[Помимо ключевого для ОГ противопоставления осмысления (совершаем «космическое действие» сближения категории с понятием и осмысляем результат, вводим его в предзаданный мир смыслов) и рефлексии, здесь важно подчеркнутое отмежевание от психологизма: сознание - это внеиндивидуальный процесс, хотя и «сидящий» на сознающем индивиде - полная аналогия с пониманием мышления как надиндивидуального у ГП]].