POGARDA
ПРЕЗРЕНИЕ
В обществе всеобщего безразличия, я сижу в комнате-одиночке напротив своего презрения к людям, что меняют свои взгляды, как рукавички. Выпускники высшей партийной школы сейчас преподают бандеризм и правила ведения бизнеса. Бывшие стукачи КГБ заседают спокойно в парламенте. А мое презрение сидит тихо, забившись в угол, чтобы никто его не видел. А мимо меня пробегают дни, ничего особенно не меняя в жизни. И хотя я ничем не лучше всех вас, однако, по странному стечению обстоятельств, я не стучал на своего ближнего, ибо просто не умел предавать. И если бы я был настолько талантлив и велик, как все вы, я стучал бы направо и налево в органы КГБ-СБУ и научился бы быстро доносить на врагов и меняться, как погода на политическом дворе. Как сказал после развала СССР мой знакомый партийный номенклатурщик, что их каста всегда будет востребована. Да, особую породу приспособленцев вывели в красной стране всеобщего счастья. Ведь чтобы выжить - надо уметь приспособиться, говорил великий Дарвин. Поэтому я сижу сейчас в бедненькой комнатке музея ненужных вещей напротив своего презрения, с которым я успел сжиться.
И вот сейчас в феврале я вспомнил фрагмент стихотворения Збигнева Герберта «Послание Господина Когито»: … будь отважным когда разум подводит будь отважным/ в конечном итоге только это важно/ а Гнев твой бессильный пусть будет как море/ и как только ты услышишь голос униженных и битых/ пусть тебя не покидает твоя тень Презрение/ для шпиков палачей трусов - ведь они победят/ и придут на твои похороны и с облегчением бросят грудку земли/ а короед напишет твою приглаженную биографию/ и не извиняй их ты не имеешь права этого делать/ извинять во имя тех что были преданы на рассвете…
Я уже давно не ищу справедливости на земле, где распяли Христа. Но во мне не умирает презрение, что забилось в угол памяти. Оно, как тень моего сердца, бьется на границе дня и ночи. И мое зрение связано с сердцем. Я не могу уже измениться и стать, как все в этой стране безразличия, где палачи и убийцы будут всегда востребованы, а ложь будет выдаваться за правду и править этой географией всеобщего равенства палача и жертвы. И поэтому, глядя в глаза презрению, я никому не извиняю, ибо не имею на это права.
Эугениуш Тузов-Любаньски 8.02.2013
В обществе всеобщего безразличия, я сижу в комнате-одиночке напротив своего презрения к людям, что меняют свои взгляды, как рукавички. Выпускники высшей партийной школы сейчас преподают бандеризм и правила ведения бизнеса. Бывшие стукачи КГБ заседают спокойно в парламенте. А мое презрение сидит тихо, забившись в угол, чтобы никто его не видел. А мимо меня пробегают дни, ничего особенно не меняя в жизни. И хотя я ничем не лучше всех вас, однако, по странному стечению обстоятельств, я не стучал на своего ближнего, ибо просто не умел предавать. И если бы я был настолько талантлив и велик, как все вы, я стучал бы направо и налево в органы КГБ-СБУ и научился бы быстро доносить на врагов и меняться, как погода на политическом дворе. Как сказал после развала СССР мой знакомый партийный номенклатурщик, что их каста всегда будет востребована. Да, особую породу приспособленцев вывели в красной стране всеобщего счастья. Ведь чтобы выжить - надо уметь приспособиться, говорил великий Дарвин. Поэтому я сижу сейчас в бедненькой комнатке музея ненужных вещей напротив своего презрения, с которым я успел сжиться.
И вот сейчас в феврале я вспомнил фрагмент стихотворения Збигнева Герберта «Послание Господина Когито»: … будь отважным когда разум подводит будь отважным/ в конечном итоге только это важно/ а Гнев твой бессильный пусть будет как море/ и как только ты услышишь голос униженных и битых/ пусть тебя не покидает твоя тень Презрение/ для шпиков палачей трусов - ведь они победят/ и придут на твои похороны и с облегчением бросят грудку земли/ а короед напишет твою приглаженную биографию/ и не извиняй их ты не имеешь права этого делать/ извинять во имя тех что были преданы на рассвете…
Я уже давно не ищу справедливости на земле, где распяли Христа. Но во мне не умирает презрение, что забилось в угол памяти. Оно, как тень моего сердца, бьется на границе дня и ночи. И мое зрение связано с сердцем. Я не могу уже измениться и стать, как все в этой стране безразличия, где палачи и убийцы будут всегда востребованы, а ложь будет выдаваться за правду и править этой географией всеобщего равенства палача и жертвы. И поэтому, глядя в глаза презрению, я никому не извиняю, ибо не имею на это права.
Эугениуш Тузов-Любаньски 8.02.2013