Литературные гастроли
Чем быстрее мы здесь в эмиграции умрем, тем лучше и полезнее это будет для великой русской литературы. Она избавится от своего вечного: "а что, здесь еще и читатели есть?"
Халявные чёсы по провинциям русского алфавита одинаково вредны и провинции и алфавиту. Провинция грустно провинцирует, носителей русского алфавита неприлично прет от осознания собственной столичности.
Хочешь съездить в Гамбург, великий русский писатель? Купи билет и съезди. Хочешь узнать, узнают ли тебя, нетленного и монументального, французские читаели? Встречайся с французскими читателями, которые читают тебя по-французски. Что, нет таковых? Тогда, купи билет и посмотри Эйфелевую башню самостоятельно.
Замерз в Москве? Я сам тебе, о мой, бессмертный , готов купить полотенце и халат для зимних купаний в Герцлии. Я готов показать тебе Иерусалим и купить грязи Мертвого моря.
Только не наезжай сюда чесом. Пожалей читателей. Читающих по-русски.
Мария Арбатова. Александр Кабаков. Дмитрий Быков.
Нет, или так: Дмитрий Быков, Мария Арбатова и ...
Нет, или так: Дмитрий Быков и ...
Нет, или так: Дмитрий Быков, Дмитрий Быков, Дмитрий Быков.
Вчера. В Рамат Гане.
Жалко. Жалко пенсионеров, заплнивших зал библиотеки. Они вызывали у писателей чувство плохо перевариваемой рыбы. Отрыжку вызывали. Томатную.
- Вы экономическая эмиграция, - сообщили Мария Арбатова, которая выступала первой.
Пенсионеры заволновались. Им хотелось быть политическими героями.
- В России нет антисемитизма. И никогда не было. Я, еврейка по-маме, и никогда, никогда! за свои почти 50 лет, не испытывала антисемитизма. Говорят, что евреев не брали на работу? Да, иногда не брали. Но потом они все-равно, через свои многочисленные еврейско-семейно-клановые связи прекрасно устраивались.
Пенсионеры заволновались. Им хотелось быть жертвами.
- Сегодня, антесимитизм в России - если установить своеобразный рейтинг ксенофобии - находится где-то на 855... месте. После ненависти к черным, азербайджанцам, грузинам, армянам, вьетнамцам,китайцам, корецам....
Пенсионеры заволновались. Им хотелось быть первыми.
- Почему, ну почему Росиия в последнюю войну поддерживала не нас?
- Подождите, - заметила Арбатова, - ну мы же встретились поговорить о литературе. У кого-нибудь есть литературные вопросы?
- У меня, - сказал пенсионер, - Почему Путин поддерживает арабов?
Арбатова вздохнула. Посмотрела на часы. Сказала, что еще хочет сбегать посмотреть "Дом змеи" в Рамат-Гане, что у нее только 30 минут, а все остальное - остальным.
- Вы... От вас просто устали. Мой прадед был основоположником сионизма в России. Такие, как он создавали Израиль. Я первый раз в вашей стране. И мне показалось здесь все таким...таким нефундаметальным... таким не основательным...таким зыбким. Существует предел усталости материала. Вы сами не знаете, как закончить этот бесконечный конфликт. В России вы не считаетесь самой несчастной частью русскоязычной общины. Гораздо несчастнее, по-мнению россиян, русские в Средней Азии, в Крыму, в Прибалтике... Мы сегодня спросили у экскурсовода: "Как вам видится окончание конфликта?" - "Никак", - сказал нам экскурсовод - Будет еще хуже." Как вы можете здесь жить? Я не понимаю такого ежеминутного мазохистского кайфа. Я была у подруги в Хайфе. Она подвела меня к окну и сказала - "Смотри. Видишь - море. А вон там - Ливан. Оттуда на нас летели ракеты" Я сказала ей: "Сейчас же собирай чемодан и сваливаем в Москву".
Если бы вдруг, не дай Бог, мои дети захотели бы переехать жить в Израиль, я бы легла всеми костями на пороге и не пустила. Только не Израиль!"
Пенсионеры грустно замолчали.
- Москва сегодня - это Париж 60-х годов. В ней происходит за один день столько, сколько у вас не происходит за месяц. Москва сегодня - это центр мира.
Арбатова была похожа на неопрятную соседку в коммунальной квартире, с которой ты столкнулся по дороге в общий сортир. Это, конечно, ее личное дело, что надевать на себя во время утомительного чеса в Бийск, но мне, почему-то, хотелось только одно. Спросить ее, в каких она сегодня трусах. Когда-то в своих подчеркнуто-автобиографических книгах, она подробно писала о том, что как-то ей стало плохо, вызвали скорую и тут перед самой госпитализацией она вспомнила, что на ней - кутины! И все! И больше ничего. Что подумают врачи? Надо же так вляпаться!
Арбатова, отдадим ей должное, никогда не пряталась за выдуманными лирическими героинями и всегда бесстрашно говорила о своих запланированных, как завтрак, адюльтерах, о своих плотоядных взглядах на симпатичных мужиков, о слабостях и зудах... Вот и о трусах говорила тоже. Я хотел ее так же бестрашно спросить о них, справедливо рассудив, что, если, человек смело пишет о себе бельевую правду, то он должен быть готов, что подобные вопросы вернутся к нему бумерангом на встречах с читателями. Не спросил. Пенсионеров постеснялся.
Арбатова не привлекательная женщина. Откровенно не привлекательная. Для меня, разумеется. Она обыкновенная московская фреха и израильские читатели поймут меня - читателя и не почитателя Арбатовой.
Далее был Александр Кабаков, похожий на Алесандра Филиппенко, если бы тот играл Зощенко. Абсолютно деревянный, без капли эмоции, мрачный и внутренне-иссушенный мужик. Я не могу много писать о нем, потому что, увы, не читал его произведений. Как-то не дошел.
Кабаков не говорил, слава Богу, об Израиле и, тем самым, настроил пенсионеров на доброжелательный лад. Один из них поднял руку и волнуясь спросил:
- Уважаемый господин Кабаков. Вы мой один из самых любимых писателей. Я помню все Ваши произведения. Я давно и с большим интересом слежу за Вами. Скажите, вот когда вы служили во флоте...
- Сядьте, - вдруг резко перебил его Зощенко-Филиппенко- Кабаков, - Я никогда, вот вам крест (он перекрестился), не служил во флоте. Вы перепутали. Вы перепутали меня с другим Кабаковым. С Марком. Есть такой Марк Кабаков. Вот он-то во флоте и служил. Так вы за мной следите. Так вы умеете следить. Так вы за Ахмиденджадом собираетесь следить. Следит он за мной. Всю жизнь. Во флоте...
Честное слово, я готов был подойти к Кабакову и вмазать ему по... зощенковским очкам-велосипедам. Несчастный старик, высмеиваемый знаменитым московским гостем, окончательно смешался, растерянно смотрел на жену, которая тянула его за руку - "сядь, ну сядь же...", его плечи сжались, видно было, что он готов провалиться сквозь рамат-гановский паркет. Он что-то шептал: "Ну как же... Как же... Разве вы действительно не служили во флоте? Разве... Ну как же я?"
- Сядьте! - снова по-адмиральски приказал не флотский Кабаков...- Следил он... Вот так вы умеете следить... Еще вопросы есть? Тогда я прочитаю рассказ.
И он прочитал рассказ.
Но смотреть хотелось только на несчастного старика.
Дмитрий Быков. Если бы приехал только он один, то вечер был бы просто замечательным. Вальяжный, толстый, неаккуратный по-мужски, в сандалетах на босую ногу, не причесанный, казалось, годами - он единственный кто по-настоящему был живым, естественным и интересным.
От Быкова исходит такие чары человеческого аппетита, что поневоле хочется съесть вкусную свиную ножку и запить ее прекрасным грузинским вином. Быков - это пиршество таланта. Он им нашпигован, как еврейская фаршированная рыба, которую, я уверен, он смачно любит. Потому что, вкусный Быков должен обязательно любить все вкусное.
Он умеет прекрасно говорить по-русски, что, вы только не удивляйтесь, выгодно отличило его от садовокольцевой Марии и букервского Кабакова. Он похож на Андронникова - такой же виртуоз языка и аристократ духа. Нет, ну честное слово, я даже и представить себе не мог, что можно вот так вот влюбиться. С первого взгляда. Без планового адюльтера, сексуальных обсессий и сохранения собственного гендерного фона.
Быков много говорил о своей последней книге о Пастернаке, за которую он получил Букера, читал свои стихи, заливаясь безудержным детским смехом, рассказывал об Окуджаве, Галиче и Высоцким...
Спросили его и о ЖЖ. Не пенсионеры, разумеется.
- Я не люблю ЖЖ. Я не люблю засвечиваться. Не люблю также, когда засвечивают меня.
Кабаков со своего места тоже вдруг сказал, что "ЖЖ - это, мол, прибежище дилетантов и графоманов. Интернет, сказал он, открыл дорогу бездарщине. Каждый сейчас может сесть, постучать пальчиками по клавишам и выставить произведение. Без предварительной вычитки, без редактуры, без корректуры... Мерзость эта, ваш ЖЖ" - отрыгнул мэтр.
Кабакова я все-таки читать не стану. Не хочу печень испортить.
Но Быков... Быков мне показался, человеком, в которого Интернет с Живым Журналом поместится, и еще останется много места для книг, стихов, мыслей... Ты только, Дима, не худей!
Дмитрий Быков - это Россия, которую мы не застали. Насмешливая, открытая, малорусская, многосимпатичная, среднезападная... Самодостаточная. Кустодиевская.
Правда, и наполовинуеврейская.
Но кто ее знает, Россию эту - может быть она такая и должна быть?
... Я думаю, что пенсионеры были разочарованы. Никто не сказал им об очередях, от репрессиях, о недостатке лекарств, о голоде и нищите. Даже вот аварии, что-то в последнее время там не случаются. А мы тогда...зачем...здесь????
....Я думаю, что писатели были довольны. Вечер быстро закончился, можно честать в гостинницу... рюмка чая...потом добавить...и спать...Спать и снова добавить. А что еще делать в Бийске? Что, мы не в Бийске? Ах, Машенька, какая разница. Я же не о географии.
... Пойду, наверное, Быкова читать. Если здесь у себя в Бийске найду его книги.
...Когда я вышел, Арбатова стояла одна и ждала автобус. Быков и Кабаков были еще наверху. Подписывали книги.
- Ну как "Дом-Змея"? - спросил я ее, - "Где это хоть находится, не подскажите?"
- Так, - сказала Арбатова, - Начинаю знакомить тель-авивцев с их городом. Пойдете прямо, потом налево и сново прямо. Там этот дом. Чем-то Гауди напоминает.
- Я не тель-авивец. И это не Тель-Авив. Но я найду.
Я не нашел. Кстати, может кто подскажет, что это за "Дом-Змея" в Рамат-Гане. А то, перед гастролерами неудобно как-то...
Халявные чёсы по провинциям русского алфавита одинаково вредны и провинции и алфавиту. Провинция грустно провинцирует, носителей русского алфавита неприлично прет от осознания собственной столичности.
Хочешь съездить в Гамбург, великий русский писатель? Купи билет и съезди. Хочешь узнать, узнают ли тебя, нетленного и монументального, французские читаели? Встречайся с французскими читателями, которые читают тебя по-французски. Что, нет таковых? Тогда, купи билет и посмотри Эйфелевую башню самостоятельно.
Замерз в Москве? Я сам тебе, о мой, бессмертный , готов купить полотенце и халат для зимних купаний в Герцлии. Я готов показать тебе Иерусалим и купить грязи Мертвого моря.
Только не наезжай сюда чесом. Пожалей читателей. Читающих по-русски.
Мария Арбатова. Александр Кабаков. Дмитрий Быков.
Нет, или так: Дмитрий Быков, Мария Арбатова и ...
Нет, или так: Дмитрий Быков и ...
Нет, или так: Дмитрий Быков, Дмитрий Быков, Дмитрий Быков.
Вчера. В Рамат Гане.
Жалко. Жалко пенсионеров, заплнивших зал библиотеки. Они вызывали у писателей чувство плохо перевариваемой рыбы. Отрыжку вызывали. Томатную.
- Вы экономическая эмиграция, - сообщили Мария Арбатова, которая выступала первой.
Пенсионеры заволновались. Им хотелось быть политическими героями.
- В России нет антисемитизма. И никогда не было. Я, еврейка по-маме, и никогда, никогда! за свои почти 50 лет, не испытывала антисемитизма. Говорят, что евреев не брали на работу? Да, иногда не брали. Но потом они все-равно, через свои многочисленные еврейско-семейно-клановые связи прекрасно устраивались.
Пенсионеры заволновались. Им хотелось быть жертвами.
- Сегодня, антесимитизм в России - если установить своеобразный рейтинг ксенофобии - находится где-то на 855... месте. После ненависти к черным, азербайджанцам, грузинам, армянам, вьетнамцам,китайцам, корецам....
Пенсионеры заволновались. Им хотелось быть первыми.
- Почему, ну почему Росиия в последнюю войну поддерживала не нас?
- Подождите, - заметила Арбатова, - ну мы же встретились поговорить о литературе. У кого-нибудь есть литературные вопросы?
- У меня, - сказал пенсионер, - Почему Путин поддерживает арабов?
Арбатова вздохнула. Посмотрела на часы. Сказала, что еще хочет сбегать посмотреть "Дом змеи" в Рамат-Гане, что у нее только 30 минут, а все остальное - остальным.
- Вы... От вас просто устали. Мой прадед был основоположником сионизма в России. Такие, как он создавали Израиль. Я первый раз в вашей стране. И мне показалось здесь все таким...таким нефундаметальным... таким не основательным...таким зыбким. Существует предел усталости материала. Вы сами не знаете, как закончить этот бесконечный конфликт. В России вы не считаетесь самой несчастной частью русскоязычной общины. Гораздо несчастнее, по-мнению россиян, русские в Средней Азии, в Крыму, в Прибалтике... Мы сегодня спросили у экскурсовода: "Как вам видится окончание конфликта?" - "Никак", - сказал нам экскурсовод - Будет еще хуже." Как вы можете здесь жить? Я не понимаю такого ежеминутного мазохистского кайфа. Я была у подруги в Хайфе. Она подвела меня к окну и сказала - "Смотри. Видишь - море. А вон там - Ливан. Оттуда на нас летели ракеты" Я сказала ей: "Сейчас же собирай чемодан и сваливаем в Москву".
Если бы вдруг, не дай Бог, мои дети захотели бы переехать жить в Израиль, я бы легла всеми костями на пороге и не пустила. Только не Израиль!"
Пенсионеры грустно замолчали.
- Москва сегодня - это Париж 60-х годов. В ней происходит за один день столько, сколько у вас не происходит за месяц. Москва сегодня - это центр мира.
Арбатова была похожа на неопрятную соседку в коммунальной квартире, с которой ты столкнулся по дороге в общий сортир. Это, конечно, ее личное дело, что надевать на себя во время утомительного чеса в Бийск, но мне, почему-то, хотелось только одно. Спросить ее, в каких она сегодня трусах. Когда-то в своих подчеркнуто-автобиографических книгах, она подробно писала о том, что как-то ей стало плохо, вызвали скорую и тут перед самой госпитализацией она вспомнила, что на ней - кутины! И все! И больше ничего. Что подумают врачи? Надо же так вляпаться!
Арбатова, отдадим ей должное, никогда не пряталась за выдуманными лирическими героинями и всегда бесстрашно говорила о своих запланированных, как завтрак, адюльтерах, о своих плотоядных взглядах на симпатичных мужиков, о слабостях и зудах... Вот и о трусах говорила тоже. Я хотел ее так же бестрашно спросить о них, справедливо рассудив, что, если, человек смело пишет о себе бельевую правду, то он должен быть готов, что подобные вопросы вернутся к нему бумерангом на встречах с читателями. Не спросил. Пенсионеров постеснялся.
Арбатова не привлекательная женщина. Откровенно не привлекательная. Для меня, разумеется. Она обыкновенная московская фреха и израильские читатели поймут меня - читателя и не почитателя Арбатовой.
Далее был Александр Кабаков, похожий на Алесандра Филиппенко, если бы тот играл Зощенко. Абсолютно деревянный, без капли эмоции, мрачный и внутренне-иссушенный мужик. Я не могу много писать о нем, потому что, увы, не читал его произведений. Как-то не дошел.
Кабаков не говорил, слава Богу, об Израиле и, тем самым, настроил пенсионеров на доброжелательный лад. Один из них поднял руку и волнуясь спросил:
- Уважаемый господин Кабаков. Вы мой один из самых любимых писателей. Я помню все Ваши произведения. Я давно и с большим интересом слежу за Вами. Скажите, вот когда вы служили во флоте...
- Сядьте, - вдруг резко перебил его Зощенко-Филиппенко- Кабаков, - Я никогда, вот вам крест (он перекрестился), не служил во флоте. Вы перепутали. Вы перепутали меня с другим Кабаковым. С Марком. Есть такой Марк Кабаков. Вот он-то во флоте и служил. Так вы за мной следите. Так вы умеете следить. Так вы за Ахмиденджадом собираетесь следить. Следит он за мной. Всю жизнь. Во флоте...
Честное слово, я готов был подойти к Кабакову и вмазать ему по... зощенковским очкам-велосипедам. Несчастный старик, высмеиваемый знаменитым московским гостем, окончательно смешался, растерянно смотрел на жену, которая тянула его за руку - "сядь, ну сядь же...", его плечи сжались, видно было, что он готов провалиться сквозь рамат-гановский паркет. Он что-то шептал: "Ну как же... Как же... Разве вы действительно не служили во флоте? Разве... Ну как же я?"
- Сядьте! - снова по-адмиральски приказал не флотский Кабаков...- Следил он... Вот так вы умеете следить... Еще вопросы есть? Тогда я прочитаю рассказ.
И он прочитал рассказ.
Но смотреть хотелось только на несчастного старика.
Дмитрий Быков. Если бы приехал только он один, то вечер был бы просто замечательным. Вальяжный, толстый, неаккуратный по-мужски, в сандалетах на босую ногу, не причесанный, казалось, годами - он единственный кто по-настоящему был живым, естественным и интересным.
От Быкова исходит такие чары человеческого аппетита, что поневоле хочется съесть вкусную свиную ножку и запить ее прекрасным грузинским вином. Быков - это пиршество таланта. Он им нашпигован, как еврейская фаршированная рыба, которую, я уверен, он смачно любит. Потому что, вкусный Быков должен обязательно любить все вкусное.
Он умеет прекрасно говорить по-русски, что, вы только не удивляйтесь, выгодно отличило его от садовокольцевой Марии и букервского Кабакова. Он похож на Андронникова - такой же виртуоз языка и аристократ духа. Нет, ну честное слово, я даже и представить себе не мог, что можно вот так вот влюбиться. С первого взгляда. Без планового адюльтера, сексуальных обсессий и сохранения собственного гендерного фона.
Быков много говорил о своей последней книге о Пастернаке, за которую он получил Букера, читал свои стихи, заливаясь безудержным детским смехом, рассказывал об Окуджаве, Галиче и Высоцким...
Спросили его и о ЖЖ. Не пенсионеры, разумеется.
- Я не люблю ЖЖ. Я не люблю засвечиваться. Не люблю также, когда засвечивают меня.
Кабаков со своего места тоже вдруг сказал, что "ЖЖ - это, мол, прибежище дилетантов и графоманов. Интернет, сказал он, открыл дорогу бездарщине. Каждый сейчас может сесть, постучать пальчиками по клавишам и выставить произведение. Без предварительной вычитки, без редактуры, без корректуры... Мерзость эта, ваш ЖЖ" - отрыгнул мэтр.
Кабакова я все-таки читать не стану. Не хочу печень испортить.
Но Быков... Быков мне показался, человеком, в которого Интернет с Живым Журналом поместится, и еще останется много места для книг, стихов, мыслей... Ты только, Дима, не худей!
Дмитрий Быков - это Россия, которую мы не застали. Насмешливая, открытая, малорусская, многосимпатичная, среднезападная... Самодостаточная. Кустодиевская.
Правда, и наполовинуеврейская.
Но кто ее знает, Россию эту - может быть она такая и должна быть?
... Я думаю, что пенсионеры были разочарованы. Никто не сказал им об очередях, от репрессиях, о недостатке лекарств, о голоде и нищите. Даже вот аварии, что-то в последнее время там не случаются. А мы тогда...зачем...здесь????
....Я думаю, что писатели были довольны. Вечер быстро закончился, можно честать в гостинницу... рюмка чая...потом добавить...и спать...Спать и снова добавить. А что еще делать в Бийске? Что, мы не в Бийске? Ах, Машенька, какая разница. Я же не о географии.
... Пойду, наверное, Быкова читать. Если здесь у себя в Бийске найду его книги.
...Когда я вышел, Арбатова стояла одна и ждала автобус. Быков и Кабаков были еще наверху. Подписывали книги.
- Ну как "Дом-Змея"? - спросил я ее, - "Где это хоть находится, не подскажите?"
- Так, - сказала Арбатова, - Начинаю знакомить тель-авивцев с их городом. Пойдете прямо, потом налево и сново прямо. Там этот дом. Чем-то Гауди напоминает.
- Я не тель-авивец. И это не Тель-Авив. Но я найду.
Я не нашел. Кстати, может кто подскажет, что это за "Дом-Змея" в Рамат-Гане. А то, перед гастролерами неудобно как-то...