homo_nudus о чуде существования
http://homo-nudus.livejournal.com/196558.html
"Одна из самых непонятных вещей в религиозном мироощущении: если есть Абсолютное, то есть Всё, как может быть ещё что-то? От этого беспокойного противоречия по-разному пытались избавиться, обычно ценой уничтожения этого самого «ещё что-то». Пытались включить «ещё что-то» во «Всё» как его часть или провозгласить обманом зрения (причем получалось, что зрение это ничьё, так как «кто-то» тоже оказывался несуществующим).
Теистические религии прижали это противоречие к сердцу в числе самых драгоценных пожитков. Оказалось, это как раз тот случай, когда непонимание рождает и животворит.
От осознания соседства Всего и ещё чего-то родились совершенно новые ум и сердце. И хотя это мироощущение пронизано головокружительной, опьяняющей, невыносимо светлой печалью, это всё же привнесённая нота, она не входит в саму жизнь противоречия - которое, на самом деле, лучше бы назвать диалогом, разговором, общением.
Соседство Абсолютного Всего и ещё чего-то разрушает холодные блистающие оковы иерархий, градаций, критериев, на которых мы обычно строим общество. Если Всё уже было, есть и будет и при этом это Всё приводит в мир ещё что-то, значит, совершенство не может быть целью и оправданием существования, потому что совершенство уже было, есть и будет, и появившееся невесть откуда взъерошенное ещё что-то ничего не добавляет к этому совершенству - и никогда не сможет его достичь.
Христианские аскеты высшими добродетелями считали смирение и любовь. Эти чувства очень тесно связаны с описанным противоречием. Смирение можно назвать осознанием этого противоречия применительно к себе: если я - что-то ещё рядом со Всем, уже не важно, как много меня. Чудо моего ничтожного бытия заглушает любое возможное количество моего бытия. Я создан и меня хранят в бытии не потому, что меня много, и не из расчёта, что меня кровь из носу должно стать много: самое главное и прекрасное свершилось, я есть, и я не один. Меня полюбили, ещё пока меня не было, и продолжают любить не за количество моего бытия, но при всём его ничтожестве, которое, оказывается, важнее любого числа. Я уже сдал экзамен на бытие, даром, просто так. Все сдали и все получили пятёрки.
Осознание же этого противоречия применительно к другим - к этим бесчисленным «ещё что-то», дышащим рядом с тобой, - рождает любовь: настоящую, не зависящую от количества и показателей, от каких бы то ни было параметров этих «ещё что-то», непонятно как возможных рядом со Всем. Удивительным образом, видя неизбывное ничтожество ближнего, мы проникаемся к нему нежностью, которой ничего не страшно и которую уже нечем усилить, потому что она и так уже невместима: мы видим теперь, что у ничтожества ничего нельзя отнять - больше того, перед лицом непостижимого Всего этому близкому нам ничтожеству ничего нельзя и прибавить, что ни прибавь, это решительно ничего не изменит. Нечего боятся, что ближний наш облажается, потеряет свои привлекательные стороны и преимущества, и нечего ждать, пока он докажет своё достоинство: всё это пух одуванчиков, пусть летит себе по ветру в солнечном свете, пока мы сидим, прижавшись друг к другу.
Казалось бы, осознание этого противоречия должно привести к отчаянию. Что толку выбиваться из сил, стараться что-то создать или улучшить, если совершенство уже есть и нам его не достичь самим.
Казалось бы, осознание этого противоречия должно привести к апатичной самоизоляции, к обречённому чувству самодостаточности, вернее - к чувству самоневажности и никогоневажности.
Но вот что странно. Сколько ни говорили о том, что неверие в вечность обостряет чувство жизни, ценность настоящего момента. Сколько ни говорили, что тень Абсолюта обесцвечивает и угнетает этот смешной и трогательный до слёз мир. Но если отдаться нашему противоречию, отважиться жить с ним, поразиться до глубины души - как это возможно, чтобы Всё и при этом ещё что-то? - тогда мы преисполняемся поразительным чувством ценности самого малого. Если уж Всё, будучи Всем, приводит в мир ещё что-то, если Этому Всему дорого это странное ещё что-то, то и нам оно дорого - каждая песчинка, каждая капля, каждое слово, звук, оттенок. Каждая родинка и морщинка. И если от нас зависит, станет ли на один росток, на одно живое слово, на один живой взгляд больше в этом мире - то да, да, пусть будет! Пожалуйста, пусть будет."
"Одна из самых непонятных вещей в религиозном мироощущении: если есть Абсолютное, то есть Всё, как может быть ещё что-то? От этого беспокойного противоречия по-разному пытались избавиться, обычно ценой уничтожения этого самого «ещё что-то». Пытались включить «ещё что-то» во «Всё» как его часть или провозгласить обманом зрения (причем получалось, что зрение это ничьё, так как «кто-то» тоже оказывался несуществующим).
Теистические религии прижали это противоречие к сердцу в числе самых драгоценных пожитков. Оказалось, это как раз тот случай, когда непонимание рождает и животворит.
От осознания соседства Всего и ещё чего-то родились совершенно новые ум и сердце. И хотя это мироощущение пронизано головокружительной, опьяняющей, невыносимо светлой печалью, это всё же привнесённая нота, она не входит в саму жизнь противоречия - которое, на самом деле, лучше бы назвать диалогом, разговором, общением.
Соседство Абсолютного Всего и ещё чего-то разрушает холодные блистающие оковы иерархий, градаций, критериев, на которых мы обычно строим общество. Если Всё уже было, есть и будет и при этом это Всё приводит в мир ещё что-то, значит, совершенство не может быть целью и оправданием существования, потому что совершенство уже было, есть и будет, и появившееся невесть откуда взъерошенное ещё что-то ничего не добавляет к этому совершенству - и никогда не сможет его достичь.
Христианские аскеты высшими добродетелями считали смирение и любовь. Эти чувства очень тесно связаны с описанным противоречием. Смирение можно назвать осознанием этого противоречия применительно к себе: если я - что-то ещё рядом со Всем, уже не важно, как много меня. Чудо моего ничтожного бытия заглушает любое возможное количество моего бытия. Я создан и меня хранят в бытии не потому, что меня много, и не из расчёта, что меня кровь из носу должно стать много: самое главное и прекрасное свершилось, я есть, и я не один. Меня полюбили, ещё пока меня не было, и продолжают любить не за количество моего бытия, но при всём его ничтожестве, которое, оказывается, важнее любого числа. Я уже сдал экзамен на бытие, даром, просто так. Все сдали и все получили пятёрки.
Осознание же этого противоречия применительно к другим - к этим бесчисленным «ещё что-то», дышащим рядом с тобой, - рождает любовь: настоящую, не зависящую от количества и показателей, от каких бы то ни было параметров этих «ещё что-то», непонятно как возможных рядом со Всем. Удивительным образом, видя неизбывное ничтожество ближнего, мы проникаемся к нему нежностью, которой ничего не страшно и которую уже нечем усилить, потому что она и так уже невместима: мы видим теперь, что у ничтожества ничего нельзя отнять - больше того, перед лицом непостижимого Всего этому близкому нам ничтожеству ничего нельзя и прибавить, что ни прибавь, это решительно ничего не изменит. Нечего боятся, что ближний наш облажается, потеряет свои привлекательные стороны и преимущества, и нечего ждать, пока он докажет своё достоинство: всё это пух одуванчиков, пусть летит себе по ветру в солнечном свете, пока мы сидим, прижавшись друг к другу.
Казалось бы, осознание этого противоречия должно привести к отчаянию. Что толку выбиваться из сил, стараться что-то создать или улучшить, если совершенство уже есть и нам его не достичь самим.
Казалось бы, осознание этого противоречия должно привести к апатичной самоизоляции, к обречённому чувству самодостаточности, вернее - к чувству самоневажности и никогоневажности.
Но вот что странно. Сколько ни говорили о том, что неверие в вечность обостряет чувство жизни, ценность настоящего момента. Сколько ни говорили, что тень Абсолюта обесцвечивает и угнетает этот смешной и трогательный до слёз мир. Но если отдаться нашему противоречию, отважиться жить с ним, поразиться до глубины души - как это возможно, чтобы Всё и при этом ещё что-то? - тогда мы преисполняемся поразительным чувством ценности самого малого. Если уж Всё, будучи Всем, приводит в мир ещё что-то, если Этому Всему дорого это странное ещё что-то, то и нам оно дорого - каждая песчинка, каждая капля, каждое слово, звук, оттенок. Каждая родинка и морщинка. И если от нас зависит, станет ли на один росток, на одно живое слово, на один живой взгляд больше в этом мире - то да, да, пусть будет! Пожалуйста, пусть будет."