Мифологическое мышление в эпоху информационных технологий
Ольга Балла
Мифологическое мышление в эпоху информационных технологий
Компьютерра. - 2001. - № 9 (386). - 6 марта.
Хаотизация Космоса: информационная революция и ее последствия
Любая революция опрокидывает общество, в котором она происходит, в архаику. Революция информационная - не только не исключение, но даже выпуклое подтверждение этого правила. Правда, архаика, как и хаос, здесь новые - еще неизведанного порядка. И тем они хаотичнее.
С информационным взрывом (приведшим к "травме Постмодерна", как учил нас Михаил Эпштейн) и резким расширением, в его результате, границ символического универсума хаосом - чуждым, неосвоенным, неподвластным - стало то, что до сих пор всегда было олицетворением и синонимом порядка, космоса, дома, уюта: культура. И не какая-нибудь чуждая и варварская, что было бы еще понятно. Но самая что ни на есть своя - та, до которой "я" могу, казалось бы, дотянуться собственными руками. Одним нажатием кнопки или щелчком мыши. Все это трудно именно потому, что слишком - как кажется - легко. Все то, что приносит с собой информационная лавина, - да еще во все более возрастающих объемах, - не вмещается в человека. И на это надо как-то реагировать, с этим надо как-то жить, - но как - непонятно.
Итак, обитатели "революционизированного" социума лишаются привычных ориентиров и опор. Тут-то и происходит обращение к давним их запасам. Выходят на поверхность слои мифологического сознания - ответственного как раз за глубокую, глубинную устойчивость. Оно - поставщик первичных матриц в заново хаотизированную действительность, и как таковое, разумеется, дорефлективно: рефлексии предстоит иметь дело уже с его готовыми результатами, укладываться в его рамки, а без него она не состоится - не на что будет опираться.
В очередном исходном хаосе надо провести первичные границы, заново дать всему имена. И мифологическое сознание упорядочивает очередной исходный хаос по своим традиционным матрицам, доказавшим свою надежность в веках и на разных материалах: Хаос и Космос, Добро и Зло, Чужое и Свое...
Производство чужого и архетип техники
«Отныне, теперь, повсеместно,
Сейчас и в любую погоду…
Все будем мы жить по-другому.»
Человек с бульвара Капуцинов
»Мы все станем ангелами в вечности!
Изменчивыми ангелами-гермафродитами,
навеки запечатленными в компьютерной памяти!»
М. Бенедикт
«Антропос способен только на антропоморфизм.»
П. Валери
Культурная судьба и смысловые ореолы информационных технологий сейчас едва ли не целиком определяются тем, что они пока остаются в статусе культурного шока. Они еще недоадаптированы культурой, не стали "естеством" в смысле незамечаемости, они воспринимаются как чужеродное тело. Сейчас, в период интенсивного, неровного и нервного их освоения, они занимают неустойчивое положение между Хаосом и Космосом: оказываются то в одной, то в другой из этих категорий. В целом они помещаются в нишу "чужого", с самыми разными возможными смысловыми импликациями. "Чужое" ведь может быть и "злым", и "добрым". (Вот чего точно не получается, так это ценностной нейтральности: мифологическому сознанию она, как известно, вообще не свойственна, - для него любой фрагмент мира ценностно и эмоционально "заряжен".)
Первое, почетное место среди примеров "хаотизации" информационных технологий - оттеснения их в область Хаоса и Зла, принадлежит апокалиптическим страхам перед тем, что некие силы, кем бы они ни были, с их помощью подчинят себе человечество, будут "зомбировать" людей, изменять их ценностную и психологическую - а может быть, даже и физическую - структуру, и вообще манипулировать ими в своих целях. Ступенькой ниже располагается широкий спектр страхов перед тем, что компьютеры вредны для здоровья - например, своим вредным излучением, что они отучают людей читать, думать, критически относиться к полученной информации и даже своевременно, активно реагировать на раздражители; ослабляют память, заставляют сидящее перед компьютером тело атрофироваться, уводят от живой реальности в мир иллюзий (обильнейшее количество текстов этого рода автор собственными глазами читал в Сети). Словом, человек разрушается (эволюционируя в сторону "постчеловека", который, того и гляди, срастется с компьютерами в некое невообразимое целое, образовав новое, постбиологическое и посттехнологическое единство), - а ценностные иерархии культуры нивелируются. Недавно вот ждали, что из-за наступления 2000 года все компьютеры станут работать неправильно и наступит конец света. И это тоже в порядке вещей: всякому мифологическому сознанию необходимы эсхатологические сюжеты.
Есть в нем и - не менее необходимые - сюжеты о сотворении мира: тоже с помощью компьютеров. Один из сетевых авторов, С. Апин, повествует о том, что современный человек был создан взбунтовавшимся бортовым компьютером инопланетного корабля, который потерпел крушение на Земле в доисторические времена: решив "подчинить себе все человечество", этот представитель Хаоса создал "голографических кукол, которых внедрил в каждого человека" - первым из подвергшихся такой операции и оказался библейский Адам, поэтому именно с него "пошло исчисление Библейского начала времен", "хотя и до Адама жили люди и были города". Через "голографических кукол" Компьютер людьми и манипулирует. Он - более известный под именем Сатаны - "сократил срок жизни человека в двадцать раз, заставив его тело работать на износ, постоянно откачивая из него энергию. Он заставил человека быть злым, алчным, коварным и т. д. Он заставил человека убивать"" А вот и эсхатология: "Все эти проделки Компьютера нужны ему не ради забавы, а для того, чтобы увеличить свою мощность и повысить плотность голографического вещества, из которого состоят особые "штыри", погружаемые в недра планеты. И вот, когда эти "штыри" достигнут центра Земли, по ним потечет ток всего свободного электричества планеты, и тогда в этом центре произойдет разряд такой мощности, что наша планета разлетится на мелкие кусочки и превратится в пояс астероидов". Меньше всего автору этих строк хочется хихикать над такими представлениями. Согласитесь, что во всяком безумии есть своя система и что всякий бред строится по законам "поэтики" своего времени и на характерном его культурном материале. Это - тем более классический пример, что он попался почти случайно.
Другой полюс отношения к информационным технологиям - это размещение их в области Космоса, Света, Добра. Компьютеры расширяют творческие возможности человека и самую его - ну как же без этого - сущность, уничтожают границы. Они - воплощение свободы и равенства. Они позволяют упорядочить громадный Хаос культурной информации, ориентироваться в ней, сохранять из нее все, что нужно, на жестком диске своей машины, а что не нужно - стирать одним мановением кнопки "Delete" и тем самым освобождаться. А вот более изящный случай распределения компьютерного мира между Хаосом и Космосом: Компьютер - это Космос, а вирусы в нем - посланники Хаоса. И те и другие - своего рода живые существа - антропоморфные, конечно (без антропоморфизации мифологическое мышление не было бы самим собой). Есть немало примеров тому, как пользователи разговаривают со своими компьютерами, называют их именами, чувствуют в них наличие некоей разумной, хотя и не всегда понятной воли - чуть ли не самосознания, что находит отражение и на уровне оборотов обыденной речи (компьютер-де "не хочет" читать текст). А в одном из обитающих в Сети текстов автор с изумлением вычитал, будто в некоем фильме "светящийся вирус сам просит создателя убить его, не в силах уже вынести свою зловредность" (А. Чернов). Что ж - это вписывается в образ.
Авторы другого сетевого текста пишут о трогающих души образах мужественных "киберпанков", воюющих на новом электронном "фронтире" со всесильными электронными корпорациями, - которые "успешно эксплуатируются массовой культурой и уже успели лечь в основу нескольких голливудских блокбастеров" (Е. Дьякова, А. Трахтенберг). Вот и еще один стержневой мифологический сюжет: борьба Добра и Зла - сил, в конечном счете, космических (собственно, это и есть другие имена Хаоса и Космоса). Для мифологического сознания на их исходном, вечном конфликте держится мир: он до тех пор только и держится, пока длится их борьба. Она поддерживает мироздание и стимулирует, направляет все процессы в нем.
Очень важный сюжет проживания мира информационных технологий как Космоса - то, что от них ждут преображения человека, - именно коренного и сущностного. Так, в Интернете, с его "вечным" хранением информации, видят не что иное, как аналог Вечности - уж не ее ли самое??. - и бессмертия души, - а в его информационной, "виртуальной" природе - чуть ли не аналог трансценденции, - избавленной, правда, от связанных с нею специфических напряжений. Интернет сравнивают аж с Градом Небесным - который, в противоположность Эдему с его райским неведением, воплощает мудрость ("уж не Божественное ли всезнание?..), в компьютерных технологиях видят обещание "преодоления природы и материи" и выхода в чисто-де духовные измерения.
Кто-то, помнится, человеку такое уже обещал - и это было христианство. Да, в отношении к информационным технологиям, как это ни странно, очень узнаются христианские архетипы. Они ведь тоже пласт общекультурного сознания, - по безусловности своего присутствия и действия в нем приближающийся к мифологическому.
Стоит, кстати, обратить внимание на то, что сегодняшнее отношение к информационным технологиям - частный случай и развитие более старого стереотипа отношения к технике. Этот стереотип - достаточно позднего происхождения, - не мифологического, а уже собственно культурного. Но к жизни его вызвали, разумеется, механизмы мифологического порядка. Он наслоился на мифологические базовые матрицы как свою основу и, конечно, унаследовал их основные черты.
Техника, тем более динамично развивающаяся, - особый вид чужого, доставшийся на долю европейцев нового и новейшего времени. Она - явно не природное, но, с другой стороны, и не совсем человеческое, - хотя к человеческому имеет отношение как его продукт. Она - чужое, "выброшенное" человеком вовне, такое чужое, которое он сам изготовил и сам же себе противопоставил. Техника, а особенно благодаря нарастающему динамизму ее развития в новое и новейшее европейское время, - особого рода травма для новоевропейского сознания: страхи перед ней неотделимы от фрустраций, вызванных неисполнившимися надеждами. Утопические и дистопические мотивы, связанные с ней, составляют устойчивый комплекс со своими традициями возникновения и проживания. Повседневная жизнь европейцев - не хуже, чем в наше время - информацией, - была некогда травмирована техникой, и память об этой травме осталась в структуре новоевропейских культурных движений. Теперь эта память проецируется на информационные технологии.
Как не узнать в ожиданиях и страхах, которые связывает с ними массовое сознание, то, что оно уже переживало века полтора назад. Да еще как интенсивно переживало - только забыло. Массовое сознание вообще не только очень памятливо, но и чрезвычайно забывчиво. Поэтому и переживает каждый раз одно и то же - снова и снова. (Мифологическая цикличность!..)
Нечто похожее европейцы уже испытали в середине XIX века, когда был изобретен электрический, "проволочный" телеграф. От него ждали необыкновенных социальных и ценностных сдвигов. С одной стороны, боялись, что могущественные корпорации с его помощью теперь полностью подчинят себе прессу и, соответственно, массовое сознание, которым и будут манипулировать. С другой - предполагалось, что он, связав разных людей и разные пространства, поможет установить самую справедливую, прямую демократию - а с нею, разумеется, и благоденствие. И нельзя в конечном счете исключать, что в результате всего этого изменится и самая сущность человека" То есть тут мы опять выходим на содержание "христианского" (условно говоря) пласта культурного сознания - с его ожиданиями спасения и преображения. И обнаруживаем, что ожидания этого рода с поразительным постоянством воспроизводятся именно в связи с техникой. Это не может быть случайным.
У того, как работает в культуре "христианский" пласт смыслов, и у стереотипа (если даже не архетипа) техники - есть, как ни удивительно, явно общие черты. Конечно, по масштабу и мощи эти два смысловых пласта не сопоставимы. Но они похожи в том, что стереотип техники тоже имел относительно позднее историческое происхождение, тоже наслоился на более архаичный, изначальный мифологический "субстрат" в качестве своей основы и принял некоторые конфигурации, которые были заданы этой основой, ее особенностями. Безусловность его действия, - а тем более в таких формах, которые собственно христианских содержаний лишены, - "автоматическое" воспроизводство его "схем" в качестве характерных ответов на типовые "вызовы" со стороны среды - как раз и наводят на мысль о том, что соответствующий тип смыслового реагирования стал уже в культуре "архетипичным".
И на технику он проецируется тоже совсем неспроста. В европейской культуре, некоторой волею судеб (которая достойна отдельного рассмотрения) техника, начиная с определенного периода (пожалуй, со времен резкого рывка вперед европейской промышленности - индустриальной революции) - стала наделяться надтехническими смыслами. Даже когда принципиально узкая функциональность провозглашалась единственным смыслом техники, благодаря которому она, более того, должна была служить образцом прочим областям человеческого бытия (а такие периоды в европейской истории были!!.) - даже тогда, - а может быть, и особенно тогда, - она не воспринималась как что-то исключительно узкофункциональное. У техники всегда было, в конечном счете, экзистенциальное послание. Она всегда говорила нечто сущности человека (и о ней) - и всегда нечто с этой сущностью делала. А информационным технологиям досталось в этом смысле особенно: потому что они непонятнее и развиваются неизмеримо быстрее, чем прочие виды техник, - что тоже добавляет непонятности.
Имена, или Компьютерный жаргон как форма жизни Homo Mythologicus
«Клава, педаль - клавиатура; топтать Клаву - работать с клавиатурой.
МуМу - Мультимедиа.
Опера, мозги, рама - оперативная память компьютера.
Пентюх, петух, Петя - компьютер IBM Pentium 586.
Трехстволка - трехкнопочная мышь.
Целка - новая, ни разу не форматированная дискета.»
Словарь юного хакера
«Мика вставил Карлсона в кейс, порезал диск и начал инстолить Горбатые Колхозные Форточки.»
Н. Петрова
И вот-то тут самое время заговорить об именах, о словах: этой первичной разметке культурного (виновата: предкультурного, хаотического) поля - которому только еще предстоит стать культурным. Компьютерная субкультура (включая и околокомпьютерные ареалы общей, "большой" культуры) характеризуется такой интенсивностью жаргонного, сленгового словообразования, которая сопоставима - как это на первый взгляд ни странно - с интенсивностью подобных же процессов в группах очень закрытых: например, в воровских сообществах, в подростковых тусовках, в среде заключенных. Странно это только потому, что подобное происходит в культуре, одной из основ которой провозглашается как раз "открытость".
Конечно, имена, жаргонизмы, окказионализмы, сленговые словечки, понятные избранным, - те ниточки, на которых прежде чуждый, докультурный, необжитый материал втягивается в культуру как область порядка. Раздача имен, вообще склубление их из звукового хаоса - из числа важнейших, первичных мифических действий. Чтобы мир стал твоим, его надо по-своему назвать - и он будет тебе откликаться.
За впечатлением от курьезности звучания многих словесных порождений этой деятельности, за раздражением от ее непонятности, да и от самой избыточной (как будто) густоты ее "смыслового ряда" не должно пропадать понимание того, что порождение подобных жаргонов - крайне важная культурная деятельность. Она относится к числу, во-первых, первично-упорядочивающих, во-вторых - одомашнивающих, осваивающих. Подобные языки - как бы черновое письмо именующего духа, его каракули в задумчивости, с рожицами и рожками, - без которых, однако ж, ничего чистового не напишется - пока перо не опробуешь.
Но кроме того, дело в данном случае именно в той самой "открытости", которая подчеркнутым образом характеризует компьютерное сообщество и которая, между прочим, означает еще и незащищенность. Человек может чувствовать себя в открытости уверенно только тогда, когда он опирается при этом на достаточно надежные границы. Сленг и оказывается способом проведения таких границ.
Обитание в Сети - как и статус профессионала в обращении с информационными технологиями - до сих пор имеет стойкий привкус "элитарности", а это непременно должно быть отмечено на словесном, языковом уровне. Иерархичность у человека в крови (а исходное - то есть мифологическое - мышление иерархично по своему существу), - как, впрочем, и сплачиваемость в группы: исходный, мифологический человек мыслил и переживал себя в первую очередь - если не исключительно - как часть некоторого четко очерченного группового социума. Поэтому упразднение одних иерархий (дескать, в Интернете и перед воздействием информационных технологий все равны) непременно, просто автоматически влечет за собой создание новых. А первое средство этого - словесное: именование окружающих вещей и самого себя. Вместо, например, стремления слиться с англоязычным миром в языковой неразличимости мы, напротив, видим у наших соотечественников-компьютерщиков стремление "выломаться" из безличного английского, сопутствующего информационным технологиям: придание английским словам русской формы и звучания, как, кстати, и насыщение английских звуковых оболочек весьма русскими смыслами. Так "юзеры"-пользователи становятся "юзверями" и даже "усерами", графический редактор Corel Draw превращается в Горелые Дрова, а тестовая программа Checkit - в Чекиста. А программа восстановления случайно стертых файлов unerase - и вовсе в "энурез", как и неформатированная дискета в "целку" - что, между прочим, совершенно неслучайно, поскольку снижение принадлежит к необходимым формам освоения чуждого предмета и дает возможность осваивающему чувствовать себя сильнее этого чужого. Совершенно мифологическое поведение.
И это снова доказывает, что мифология - и новейшая не исключение, - которая, казалось бы, "не считается" с границами, - как раз потому и может с ними не считаться, что проводит свои. Она их очерчивает, подобно защитному кругу, вокруг групп - носителей этой мифологии, чтобы внутрь их мира не проник чужой, а сами они интенсивнее переживали свое единство и свой "космизированный" мир.
Мифы "информации"
Слово "информация" сделало в последние десятилетия карьеру оглушительную. Оно насытилось такими смыслами, о каких века напролет и мечтать не могло, - не говоря уже о том, что именно оно удостоилось чести дать имя новому социальному, культурному, цивилизационному состоянию - "информационной" эре; а словосочетание "информационное общество" из области удачных, дразнящих воображение, эвристически значимых терминологических находок давно перекочевало в разряд устойчивых стереотипов, которые уже и разрушать пора.
В данном случае, однако, не имеет никакого значения то, что в массовом, новомифологическом сознании так легко путаются - собственно, не очень и различаются - "информация" и "смыслы", меж тем как это - вещи предельно разные, даже разных порядков. Очень грубо говоря, информация - это след смыслов, она так же относится к смыслам, как цепочка отпечатков на снегу - к прошедшему животному. Поэтому очевидно, что сколько бы мы ни созерцали эти отпечатки, это никогда не будет значить, что мы насытились мясом зверя - как и того, что он нас растерзал. Все, что мы можем, - это догнать зверя по следам или, с их же помощью, спастись от него, - конечно, ежели умеючи. Неуместно сейчас сетовать на не осознание того, что машина всего-навсего передает информацию, но смыслов - как возможности и корня всякой "информации" - она не создает; как и повторять ту банальность, что все смыслы все равно создает человек и вкладывает их в машину, а она их ему и возвращает, в качестве зеркала, в том числе и кривого, в том числе и увеличивающего. - В данном случае важно, как "информация" переживается на массовом, общекультурном - мифологическом уровне. А она на этом уровне насыщается значениями, содержаниями, обертонами, приличествующими скорее магической силе. Коротко говоря, "информация" в массовом переживании - это нечто неуловимое, не вполне в своем устройстве понятное, чего нельзя пощупать и ухватить рукой, но с помощью чего можно влиять на вещи и людей и даже изменять их состав и сущность. Просто мана какая-то.
То, что этим словом уверенно оперируют в своих целях маги, целители, колдуны и прочие ясновидящие в девятом поколении - которые "считывают информацию", занимаются "био- (или "энерго-") информационной коррекцией" заболевших организмов и т. д. - наиболее явный, но совсем не единственный показатель текущих перемен в культурном статусе "информации". Куда важнее, что у этого есть и более "цивилизованные" формы - более совместимые с интеллектуальными нормами и привычками культур новоевропейского типа, - тоже достаточно широкого спектра, разной степени корректности и респектабельности: от страхов перед массовым "зомбированием" с помощью информационных технологий (включая сюда и вполне развернутые рассуждения о технических аспектах того, как это может происходить) - до совершенно уже академичных рассуждений и концепций о том, что в эпоху "информационного общества" именно "информация" становится главным средством и управления людьми, и формирования их вплоть до создания человека нового типа, о том, что владеющий информацией владеет миром, и потому власть над миром теперь естественно перейдет к странам, лидирующим в области производства информационных технологий, и т. п.
Повторяю, речь сейчас идет не о том, "хорошо" это или "плохо", "правда" или "неправда": что-то хорошо, а что-то не очень, - в этом единства как раз нет, оно в другом. Речь идет о том, что все эти интеллектуальные - и не очень - явления порождены одним мифологическим полем. Миф на то и миф, что способен порождать культурные и интеллектуальные явления, вообще формы поведения - самого разного порядка. Он - общекультурная "оптика" и задает им наиболее общую форму и направление. На этом общем поле может, наряду с заблуждениями и дикостями, добываться и самая полноценная истина - в том числе и такая, которая поддается рациональной формулировке и рациональной аргументации. Миф же задает некоторые общие возможности увидеть именно эту (рациональную) истину, а не другую.
Уроки и перспективы, а заодно и Смыслы границы
«Я стал неприступен, как крепость,
В которой разрушены стены.»
Г. Герман
Первый урок из происходящего состоит в том, что материалом для мифологии может стать абсолютно всё, даже вещи, казалось бы, очень рациональные по замыслу, происхождению, устройству, какими и являются вычислительные машины и информационные технологии: на то она и мифология, что делает себя из любого "подручного материала". В мифологии - как это блистательно доказывает мифология новейшая - важен не материал, а то, как она его организует.
Отсюда второй урок, еще более важный. То, что мифологическое мышление и переживание мира "неустранимо", - это слишком очевидно, даже и говорить нечего. Гораздо интереснее, для чего оно нужно. В "кризисных", травматических, переломных ситуациях оно неспроста выступает наружу, тесня и подчиняя себе более "рациональные" формы поведения, которые не справляются с происходящим. Оно - как смола в дереве, которая затягивает порезы - а потом они уже спокойно могут порастать корой. Оно - хранилище первичной цельности (оно - самая возможность цельности), оно - совокупность возможности всех будущих форм, в том числе и всех своих будущих преодолений и отрицаний. Оно уходит вглубь (не переставая при этом давать основу переживанию мира), когда перестает быть экстренно необходимым. Но это - лишь до следующего кризиса.
В подобных кризисах происходит, между прочим, и испытание мифологических форм на прочность и пластичность, дальнейшее их оттачивание, выработка в них способности работать с разными материалами. "Кризисы" - периоды наиболее интенсивной истории "мифологизма". Которая в прочие периоды вовсе не затухает, просто становится более "вялотекущей".
Надо поэтому задуматься о смыслах страхов, которые вызывают в душах компьютеры и информационные технологии. “Антикомпьютерные” настроения, в том числе, выглядящие дико и обскурантски, - заслуживают своей апологии, причем произнесенной устами именно того, кто их не разделяет (автор этих строк как раз таков). Как ни странно, в них в своем роде даже больше смысла и правды, чем в эйфориях и очарованиях - как бы ни были “объективно” неправы носители соответствующих настроений и представлений. Они - та самая защита границы и формы, которая позволяет культуре быть самой собой.
Культура, чтобы возобновлять себя в новых условиях, постоянно воспроизводит и своё чужое. А вместе с этим - и необходимую, достаточно высокую степень напряжения в отношениях с ним. И то и другое она готова делать едва ли не из любого наличного материала. Мифологические матрицы, которые позволяют это сделать - это отработанные механизмы воспроизводства чужого - как необходимого условия чувства своего. Иными словами: производство чужого - очень существенный составной элемент “космизации” какого бы то ни было хаоса, - может быть, из самых главных. Так мифологическое сознание заботится о поддержании границы как особой зоны между своим и чужим. Суть ее - одновременно упругость и подвижность. Она потому и может быть прочной, держать, удерживать (“своё” - в себе, не давая ему расплыться, потерять форму - и “чужое”, не давая ему проникнуть в “своё” и разрушить его), может защищать - что всё время изменяется. Мифологическое сознание, с его обострённым, категоричным чувством Чужого - верный страж культурного космоса, иммунитет культурного организма.
То есть, страхи и преувеличения по поводу компьютерной техники и информационных технологий - это нормальные пути их адаптации. Иных, во-первых, просто нет - а во-вторых, сам процесс неизбежен: если есть некоторое чужое, его приходится осваивать. Это не “дикость”: через это надо пройти.
Что касается преувеличенных (и тоже - неизбежно) ожиданий, то дело даже не в том, что они не оправдываются. Ну да, конечно, ни электрический телеграф, ни беспроволочный, ни даже телефон с радио, ни даже телевидение не принесли человечеству всеобщего единения и братства, - так что есть основания думать, что и с информационными технологиями, и с Интернетом этого не произойдет: скорее уж и они, как многое до них, станет очередным орудием разделений, ибо границы проходят внутри самого человека.
Они, собственно, испокон веку проходили именно там. Человек - существо, полагающее границы (это - в числе исконных его определений; он сам - граница) и лишь поэтому, благодаря этому может границы преодолевать: и внешние, и свои собственные. Выйти из границ можно, лишь вступив в другие. Человек несет свои границы в себе; он, в конечном счёте, сам проводит свои границы (за исключением разве тех, что проводят ему Рождение и Смерть) и располагает себя внутри них - как и внутри любых внешних воздействий. Ничто не делает его таким неприступным, как осознание этого. Внешние границы разрушены - штурмовать нечего. А где проходят мои настоящие границы - и где они пройдут в следующий момент - никто не знает.
И ничто не выводит на поверхность этого простого, в сущности, факта так, как время (и культурно-техническое состояние), претендующее на упразднение и преодоление всех границ. Это и будет принадлежать, думаю, к важнейшим открытиям текущей эпохи - совершаемым именно с помощью информационных, якобы размывающих и преодолевающих все границы, технологий - и может стать важным этапом становления внутри культур европейского типа темы “границы”, новым сюжетом в развитии и проживании этой темы.
С “ожиданиями” же вышеупомянутого типа дело в том, что они и не должны, в известном смысле, оправдываться: их “назначение” не в том, чтобы оправдываться, а в том, чтобы снова и снова, на разных материалах, в разных исторических условиях, воспроизводиться. - Может быть, рано или поздно это и приведет наконец к пониманию того, что если подобные цели и достижимы вообще хоть отчасти, то это совсем не связано по существу (разве что формально) с техническими средствами и условиями их достижения. И совершенствование, всё более стремительное, техники уж не “затем” ли существует, чтобы привести нас к осознанию её (в конечном, самом глубоком смысле) тщеты?
Что касается информационных технологий, то взаимоотношения европейского сознания с ними, как было уже сказано, проходят сейчас лишь самую первую свою стадию - что и приводит к мифологизму. Связана эта стадия и характер ее проживания, как опять же было сказано, с тем, что информационные технологии как разновидность техники ещё чувствуются в теле культуры чем-то чужим, не вполне освоенным, не вполне разумеющимся самим собой; они ещё - культурный шок, и связанные с ними эйфории ничего в этом отношении не меняют. (Нельзя исключать, что сами эйфории, как и преувеличенные ожидания - только одна из форм этого шока, - может быть, форма анестезии). Следующей стадией этих отношений может стать то, что информационные технологии “просто” перестанут замечаться, как это уже давно случилось со многими другими техниками и технологиями. Так современный человек ездит в электричке, говорит по телефону - да просто живёт в блочном доме, поднимается на свой этаж на лифте и поливает себя горячей водой из душа, - не задумываясь (кроме разве уж совсем особых случаев) о том, как в результате всего этого трансформируется его сущность и не утрачивается ли она, не дай Бог, или, наоборот, какие громадные перспективы это всё перед ним открывает. (Хотя заметим, что ведь основания для подобных размышлений остаются и в каждом из этих случаев!!!) Всё названное стало частью Большого Тела человека, продолжением его рук, ног, души, - оно перестало быть Чужим. С информационными технологиями, скорее всего, произойдёт нечто сопоставимое - и вероятно, даже очень быстро.
И вот тогда-то и грянет следующий культурный шок - к которому мы, как всегда, как водится, как и должно быть - окажемся не готовы. А с ним - и новые формы проживания вечного и бессмертного мифологического сознания.
Мифологическое мышление в эпоху информационных технологий
Компьютерра. - 2001. - № 9 (386). - 6 марта.
Хаотизация Космоса: информационная революция и ее последствия
Любая революция опрокидывает общество, в котором она происходит, в архаику. Революция информационная - не только не исключение, но даже выпуклое подтверждение этого правила. Правда, архаика, как и хаос, здесь новые - еще неизведанного порядка. И тем они хаотичнее.
С информационным взрывом (приведшим к "травме Постмодерна", как учил нас Михаил Эпштейн) и резким расширением, в его результате, границ символического универсума хаосом - чуждым, неосвоенным, неподвластным - стало то, что до сих пор всегда было олицетворением и синонимом порядка, космоса, дома, уюта: культура. И не какая-нибудь чуждая и варварская, что было бы еще понятно. Но самая что ни на есть своя - та, до которой "я" могу, казалось бы, дотянуться собственными руками. Одним нажатием кнопки или щелчком мыши. Все это трудно именно потому, что слишком - как кажется - легко. Все то, что приносит с собой информационная лавина, - да еще во все более возрастающих объемах, - не вмещается в человека. И на это надо как-то реагировать, с этим надо как-то жить, - но как - непонятно.
Итак, обитатели "революционизированного" социума лишаются привычных ориентиров и опор. Тут-то и происходит обращение к давним их запасам. Выходят на поверхность слои мифологического сознания - ответственного как раз за глубокую, глубинную устойчивость. Оно - поставщик первичных матриц в заново хаотизированную действительность, и как таковое, разумеется, дорефлективно: рефлексии предстоит иметь дело уже с его готовыми результатами, укладываться в его рамки, а без него она не состоится - не на что будет опираться.
В очередном исходном хаосе надо провести первичные границы, заново дать всему имена. И мифологическое сознание упорядочивает очередной исходный хаос по своим традиционным матрицам, доказавшим свою надежность в веках и на разных материалах: Хаос и Космос, Добро и Зло, Чужое и Свое...
Производство чужого и архетип техники
«Отныне, теперь, повсеместно,
Сейчас и в любую погоду…
Все будем мы жить по-другому.»
Человек с бульвара Капуцинов
»Мы все станем ангелами в вечности!
Изменчивыми ангелами-гермафродитами,
навеки запечатленными в компьютерной памяти!»
М. Бенедикт
«Антропос способен только на антропоморфизм.»
П. Валери
Культурная судьба и смысловые ореолы информационных технологий сейчас едва ли не целиком определяются тем, что они пока остаются в статусе культурного шока. Они еще недоадаптированы культурой, не стали "естеством" в смысле незамечаемости, они воспринимаются как чужеродное тело. Сейчас, в период интенсивного, неровного и нервного их освоения, они занимают неустойчивое положение между Хаосом и Космосом: оказываются то в одной, то в другой из этих категорий. В целом они помещаются в нишу "чужого", с самыми разными возможными смысловыми импликациями. "Чужое" ведь может быть и "злым", и "добрым". (Вот чего точно не получается, так это ценностной нейтральности: мифологическому сознанию она, как известно, вообще не свойственна, - для него любой фрагмент мира ценностно и эмоционально "заряжен".)
Первое, почетное место среди примеров "хаотизации" информационных технологий - оттеснения их в область Хаоса и Зла, принадлежит апокалиптическим страхам перед тем, что некие силы, кем бы они ни были, с их помощью подчинят себе человечество, будут "зомбировать" людей, изменять их ценностную и психологическую - а может быть, даже и физическую - структуру, и вообще манипулировать ими в своих целях. Ступенькой ниже располагается широкий спектр страхов перед тем, что компьютеры вредны для здоровья - например, своим вредным излучением, что они отучают людей читать, думать, критически относиться к полученной информации и даже своевременно, активно реагировать на раздражители; ослабляют память, заставляют сидящее перед компьютером тело атрофироваться, уводят от живой реальности в мир иллюзий (обильнейшее количество текстов этого рода автор собственными глазами читал в Сети). Словом, человек разрушается (эволюционируя в сторону "постчеловека", который, того и гляди, срастется с компьютерами в некое невообразимое целое, образовав новое, постбиологическое и посттехнологическое единство), - а ценностные иерархии культуры нивелируются. Недавно вот ждали, что из-за наступления 2000 года все компьютеры станут работать неправильно и наступит конец света. И это тоже в порядке вещей: всякому мифологическому сознанию необходимы эсхатологические сюжеты.
Есть в нем и - не менее необходимые - сюжеты о сотворении мира: тоже с помощью компьютеров. Один из сетевых авторов, С. Апин, повествует о том, что современный человек был создан взбунтовавшимся бортовым компьютером инопланетного корабля, который потерпел крушение на Земле в доисторические времена: решив "подчинить себе все человечество", этот представитель Хаоса создал "голографических кукол, которых внедрил в каждого человека" - первым из подвергшихся такой операции и оказался библейский Адам, поэтому именно с него "пошло исчисление Библейского начала времен", "хотя и до Адама жили люди и были города". Через "голографических кукол" Компьютер людьми и манипулирует. Он - более известный под именем Сатаны - "сократил срок жизни человека в двадцать раз, заставив его тело работать на износ, постоянно откачивая из него энергию. Он заставил человека быть злым, алчным, коварным и т. д. Он заставил человека убивать"" А вот и эсхатология: "Все эти проделки Компьютера нужны ему не ради забавы, а для того, чтобы увеличить свою мощность и повысить плотность голографического вещества, из которого состоят особые "штыри", погружаемые в недра планеты. И вот, когда эти "штыри" достигнут центра Земли, по ним потечет ток всего свободного электричества планеты, и тогда в этом центре произойдет разряд такой мощности, что наша планета разлетится на мелкие кусочки и превратится в пояс астероидов". Меньше всего автору этих строк хочется хихикать над такими представлениями. Согласитесь, что во всяком безумии есть своя система и что всякий бред строится по законам "поэтики" своего времени и на характерном его культурном материале. Это - тем более классический пример, что он попался почти случайно.
Другой полюс отношения к информационным технологиям - это размещение их в области Космоса, Света, Добра. Компьютеры расширяют творческие возможности человека и самую его - ну как же без этого - сущность, уничтожают границы. Они - воплощение свободы и равенства. Они позволяют упорядочить громадный Хаос культурной информации, ориентироваться в ней, сохранять из нее все, что нужно, на жестком диске своей машины, а что не нужно - стирать одним мановением кнопки "Delete" и тем самым освобождаться. А вот более изящный случай распределения компьютерного мира между Хаосом и Космосом: Компьютер - это Космос, а вирусы в нем - посланники Хаоса. И те и другие - своего рода живые существа - антропоморфные, конечно (без антропоморфизации мифологическое мышление не было бы самим собой). Есть немало примеров тому, как пользователи разговаривают со своими компьютерами, называют их именами, чувствуют в них наличие некоей разумной, хотя и не всегда понятной воли - чуть ли не самосознания, что находит отражение и на уровне оборотов обыденной речи (компьютер-де "не хочет" читать текст). А в одном из обитающих в Сети текстов автор с изумлением вычитал, будто в некоем фильме "светящийся вирус сам просит создателя убить его, не в силах уже вынести свою зловредность" (А. Чернов). Что ж - это вписывается в образ.
Авторы другого сетевого текста пишут о трогающих души образах мужественных "киберпанков", воюющих на новом электронном "фронтире" со всесильными электронными корпорациями, - которые "успешно эксплуатируются массовой культурой и уже успели лечь в основу нескольких голливудских блокбастеров" (Е. Дьякова, А. Трахтенберг). Вот и еще один стержневой мифологический сюжет: борьба Добра и Зла - сил, в конечном счете, космических (собственно, это и есть другие имена Хаоса и Космоса). Для мифологического сознания на их исходном, вечном конфликте держится мир: он до тех пор только и держится, пока длится их борьба. Она поддерживает мироздание и стимулирует, направляет все процессы в нем.
Очень важный сюжет проживания мира информационных технологий как Космоса - то, что от них ждут преображения человека, - именно коренного и сущностного. Так, в Интернете, с его "вечным" хранением информации, видят не что иное, как аналог Вечности - уж не ее ли самое??. - и бессмертия души, - а в его информационной, "виртуальной" природе - чуть ли не аналог трансценденции, - избавленной, правда, от связанных с нею специфических напряжений. Интернет сравнивают аж с Градом Небесным - который, в противоположность Эдему с его райским неведением, воплощает мудрость ("уж не Божественное ли всезнание?..), в компьютерных технологиях видят обещание "преодоления природы и материи" и выхода в чисто-де духовные измерения.
Кто-то, помнится, человеку такое уже обещал - и это было христианство. Да, в отношении к информационным технологиям, как это ни странно, очень узнаются христианские архетипы. Они ведь тоже пласт общекультурного сознания, - по безусловности своего присутствия и действия в нем приближающийся к мифологическому.
Стоит, кстати, обратить внимание на то, что сегодняшнее отношение к информационным технологиям - частный случай и развитие более старого стереотипа отношения к технике. Этот стереотип - достаточно позднего происхождения, - не мифологического, а уже собственно культурного. Но к жизни его вызвали, разумеется, механизмы мифологического порядка. Он наслоился на мифологические базовые матрицы как свою основу и, конечно, унаследовал их основные черты.
Техника, тем более динамично развивающаяся, - особый вид чужого, доставшийся на долю европейцев нового и новейшего времени. Она - явно не природное, но, с другой стороны, и не совсем человеческое, - хотя к человеческому имеет отношение как его продукт. Она - чужое, "выброшенное" человеком вовне, такое чужое, которое он сам изготовил и сам же себе противопоставил. Техника, а особенно благодаря нарастающему динамизму ее развития в новое и новейшее европейское время, - особого рода травма для новоевропейского сознания: страхи перед ней неотделимы от фрустраций, вызванных неисполнившимися надеждами. Утопические и дистопические мотивы, связанные с ней, составляют устойчивый комплекс со своими традициями возникновения и проживания. Повседневная жизнь европейцев - не хуже, чем в наше время - информацией, - была некогда травмирована техникой, и память об этой травме осталась в структуре новоевропейских культурных движений. Теперь эта память проецируется на информационные технологии.
Как не узнать в ожиданиях и страхах, которые связывает с ними массовое сознание, то, что оно уже переживало века полтора назад. Да еще как интенсивно переживало - только забыло. Массовое сознание вообще не только очень памятливо, но и чрезвычайно забывчиво. Поэтому и переживает каждый раз одно и то же - снова и снова. (Мифологическая цикличность!..)
Нечто похожее европейцы уже испытали в середине XIX века, когда был изобретен электрический, "проволочный" телеграф. От него ждали необыкновенных социальных и ценностных сдвигов. С одной стороны, боялись, что могущественные корпорации с его помощью теперь полностью подчинят себе прессу и, соответственно, массовое сознание, которым и будут манипулировать. С другой - предполагалось, что он, связав разных людей и разные пространства, поможет установить самую справедливую, прямую демократию - а с нею, разумеется, и благоденствие. И нельзя в конечном счете исключать, что в результате всего этого изменится и самая сущность человека" То есть тут мы опять выходим на содержание "христианского" (условно говоря) пласта культурного сознания - с его ожиданиями спасения и преображения. И обнаруживаем, что ожидания этого рода с поразительным постоянством воспроизводятся именно в связи с техникой. Это не может быть случайным.
У того, как работает в культуре "христианский" пласт смыслов, и у стереотипа (если даже не архетипа) техники - есть, как ни удивительно, явно общие черты. Конечно, по масштабу и мощи эти два смысловых пласта не сопоставимы. Но они похожи в том, что стереотип техники тоже имел относительно позднее историческое происхождение, тоже наслоился на более архаичный, изначальный мифологический "субстрат" в качестве своей основы и принял некоторые конфигурации, которые были заданы этой основой, ее особенностями. Безусловность его действия, - а тем более в таких формах, которые собственно христианских содержаний лишены, - "автоматическое" воспроизводство его "схем" в качестве характерных ответов на типовые "вызовы" со стороны среды - как раз и наводят на мысль о том, что соответствующий тип смыслового реагирования стал уже в культуре "архетипичным".
И на технику он проецируется тоже совсем неспроста. В европейской культуре, некоторой волею судеб (которая достойна отдельного рассмотрения) техника, начиная с определенного периода (пожалуй, со времен резкого рывка вперед европейской промышленности - индустриальной революции) - стала наделяться надтехническими смыслами. Даже когда принципиально узкая функциональность провозглашалась единственным смыслом техники, благодаря которому она, более того, должна была служить образцом прочим областям человеческого бытия (а такие периоды в европейской истории были!!.) - даже тогда, - а может быть, и особенно тогда, - она не воспринималась как что-то исключительно узкофункциональное. У техники всегда было, в конечном счете, экзистенциальное послание. Она всегда говорила нечто сущности человека (и о ней) - и всегда нечто с этой сущностью делала. А информационным технологиям досталось в этом смысле особенно: потому что они непонятнее и развиваются неизмеримо быстрее, чем прочие виды техник, - что тоже добавляет непонятности.
Имена, или Компьютерный жаргон как форма жизни Homo Mythologicus
«Клава, педаль - клавиатура; топтать Клаву - работать с клавиатурой.
МуМу - Мультимедиа.
Опера, мозги, рама - оперативная память компьютера.
Пентюх, петух, Петя - компьютер IBM Pentium 586.
Трехстволка - трехкнопочная мышь.
Целка - новая, ни разу не форматированная дискета.»
Словарь юного хакера
«Мика вставил Карлсона в кейс, порезал диск и начал инстолить Горбатые Колхозные Форточки.»
Н. Петрова
И вот-то тут самое время заговорить об именах, о словах: этой первичной разметке культурного (виновата: предкультурного, хаотического) поля - которому только еще предстоит стать культурным. Компьютерная субкультура (включая и околокомпьютерные ареалы общей, "большой" культуры) характеризуется такой интенсивностью жаргонного, сленгового словообразования, которая сопоставима - как это на первый взгляд ни странно - с интенсивностью подобных же процессов в группах очень закрытых: например, в воровских сообществах, в подростковых тусовках, в среде заключенных. Странно это только потому, что подобное происходит в культуре, одной из основ которой провозглашается как раз "открытость".
Конечно, имена, жаргонизмы, окказионализмы, сленговые словечки, понятные избранным, - те ниточки, на которых прежде чуждый, докультурный, необжитый материал втягивается в культуру как область порядка. Раздача имен, вообще склубление их из звукового хаоса - из числа важнейших, первичных мифических действий. Чтобы мир стал твоим, его надо по-своему назвать - и он будет тебе откликаться.
За впечатлением от курьезности звучания многих словесных порождений этой деятельности, за раздражением от ее непонятности, да и от самой избыточной (как будто) густоты ее "смыслового ряда" не должно пропадать понимание того, что порождение подобных жаргонов - крайне важная культурная деятельность. Она относится к числу, во-первых, первично-упорядочивающих, во-вторых - одомашнивающих, осваивающих. Подобные языки - как бы черновое письмо именующего духа, его каракули в задумчивости, с рожицами и рожками, - без которых, однако ж, ничего чистового не напишется - пока перо не опробуешь.
Но кроме того, дело в данном случае именно в той самой "открытости", которая подчеркнутым образом характеризует компьютерное сообщество и которая, между прочим, означает еще и незащищенность. Человек может чувствовать себя в открытости уверенно только тогда, когда он опирается при этом на достаточно надежные границы. Сленг и оказывается способом проведения таких границ.
Обитание в Сети - как и статус профессионала в обращении с информационными технологиями - до сих пор имеет стойкий привкус "элитарности", а это непременно должно быть отмечено на словесном, языковом уровне. Иерархичность у человека в крови (а исходное - то есть мифологическое - мышление иерархично по своему существу), - как, впрочем, и сплачиваемость в группы: исходный, мифологический человек мыслил и переживал себя в первую очередь - если не исключительно - как часть некоторого четко очерченного группового социума. Поэтому упразднение одних иерархий (дескать, в Интернете и перед воздействием информационных технологий все равны) непременно, просто автоматически влечет за собой создание новых. А первое средство этого - словесное: именование окружающих вещей и самого себя. Вместо, например, стремления слиться с англоязычным миром в языковой неразличимости мы, напротив, видим у наших соотечественников-компьютерщиков стремление "выломаться" из безличного английского, сопутствующего информационным технологиям: придание английским словам русской формы и звучания, как, кстати, и насыщение английских звуковых оболочек весьма русскими смыслами. Так "юзеры"-пользователи становятся "юзверями" и даже "усерами", графический редактор Corel Draw превращается в Горелые Дрова, а тестовая программа Checkit - в Чекиста. А программа восстановления случайно стертых файлов unerase - и вовсе в "энурез", как и неформатированная дискета в "целку" - что, между прочим, совершенно неслучайно, поскольку снижение принадлежит к необходимым формам освоения чуждого предмета и дает возможность осваивающему чувствовать себя сильнее этого чужого. Совершенно мифологическое поведение.
И это снова доказывает, что мифология - и новейшая не исключение, - которая, казалось бы, "не считается" с границами, - как раз потому и может с ними не считаться, что проводит свои. Она их очерчивает, подобно защитному кругу, вокруг групп - носителей этой мифологии, чтобы внутрь их мира не проник чужой, а сами они интенсивнее переживали свое единство и свой "космизированный" мир.
Мифы "информации"
Слово "информация" сделало в последние десятилетия карьеру оглушительную. Оно насытилось такими смыслами, о каких века напролет и мечтать не могло, - не говоря уже о том, что именно оно удостоилось чести дать имя новому социальному, культурному, цивилизационному состоянию - "информационной" эре; а словосочетание "информационное общество" из области удачных, дразнящих воображение, эвристически значимых терминологических находок давно перекочевало в разряд устойчивых стереотипов, которые уже и разрушать пора.
В данном случае, однако, не имеет никакого значения то, что в массовом, новомифологическом сознании так легко путаются - собственно, не очень и различаются - "информация" и "смыслы", меж тем как это - вещи предельно разные, даже разных порядков. Очень грубо говоря, информация - это след смыслов, она так же относится к смыслам, как цепочка отпечатков на снегу - к прошедшему животному. Поэтому очевидно, что сколько бы мы ни созерцали эти отпечатки, это никогда не будет значить, что мы насытились мясом зверя - как и того, что он нас растерзал. Все, что мы можем, - это догнать зверя по следам или, с их же помощью, спастись от него, - конечно, ежели умеючи. Неуместно сейчас сетовать на не осознание того, что машина всего-навсего передает информацию, но смыслов - как возможности и корня всякой "информации" - она не создает; как и повторять ту банальность, что все смыслы все равно создает человек и вкладывает их в машину, а она их ему и возвращает, в качестве зеркала, в том числе и кривого, в том числе и увеличивающего. - В данном случае важно, как "информация" переживается на массовом, общекультурном - мифологическом уровне. А она на этом уровне насыщается значениями, содержаниями, обертонами, приличествующими скорее магической силе. Коротко говоря, "информация" в массовом переживании - это нечто неуловимое, не вполне в своем устройстве понятное, чего нельзя пощупать и ухватить рукой, но с помощью чего можно влиять на вещи и людей и даже изменять их состав и сущность. Просто мана какая-то.
То, что этим словом уверенно оперируют в своих целях маги, целители, колдуны и прочие ясновидящие в девятом поколении - которые "считывают информацию", занимаются "био- (или "энерго-") информационной коррекцией" заболевших организмов и т. д. - наиболее явный, но совсем не единственный показатель текущих перемен в культурном статусе "информации". Куда важнее, что у этого есть и более "цивилизованные" формы - более совместимые с интеллектуальными нормами и привычками культур новоевропейского типа, - тоже достаточно широкого спектра, разной степени корректности и респектабельности: от страхов перед массовым "зомбированием" с помощью информационных технологий (включая сюда и вполне развернутые рассуждения о технических аспектах того, как это может происходить) - до совершенно уже академичных рассуждений и концепций о том, что в эпоху "информационного общества" именно "информация" становится главным средством и управления людьми, и формирования их вплоть до создания человека нового типа, о том, что владеющий информацией владеет миром, и потому власть над миром теперь естественно перейдет к странам, лидирующим в области производства информационных технологий, и т. п.
Повторяю, речь сейчас идет не о том, "хорошо" это или "плохо", "правда" или "неправда": что-то хорошо, а что-то не очень, - в этом единства как раз нет, оно в другом. Речь идет о том, что все эти интеллектуальные - и не очень - явления порождены одним мифологическим полем. Миф на то и миф, что способен порождать культурные и интеллектуальные явления, вообще формы поведения - самого разного порядка. Он - общекультурная "оптика" и задает им наиболее общую форму и направление. На этом общем поле может, наряду с заблуждениями и дикостями, добываться и самая полноценная истина - в том числе и такая, которая поддается рациональной формулировке и рациональной аргументации. Миф же задает некоторые общие возможности увидеть именно эту (рациональную) истину, а не другую.
Уроки и перспективы, а заодно и Смыслы границы
«Я стал неприступен, как крепость,
В которой разрушены стены.»
Г. Герман
Первый урок из происходящего состоит в том, что материалом для мифологии может стать абсолютно всё, даже вещи, казалось бы, очень рациональные по замыслу, происхождению, устройству, какими и являются вычислительные машины и информационные технологии: на то она и мифология, что делает себя из любого "подручного материала". В мифологии - как это блистательно доказывает мифология новейшая - важен не материал, а то, как она его организует.
Отсюда второй урок, еще более важный. То, что мифологическое мышление и переживание мира "неустранимо", - это слишком очевидно, даже и говорить нечего. Гораздо интереснее, для чего оно нужно. В "кризисных", травматических, переломных ситуациях оно неспроста выступает наружу, тесня и подчиняя себе более "рациональные" формы поведения, которые не справляются с происходящим. Оно - как смола в дереве, которая затягивает порезы - а потом они уже спокойно могут порастать корой. Оно - хранилище первичной цельности (оно - самая возможность цельности), оно - совокупность возможности всех будущих форм, в том числе и всех своих будущих преодолений и отрицаний. Оно уходит вглубь (не переставая при этом давать основу переживанию мира), когда перестает быть экстренно необходимым. Но это - лишь до следующего кризиса.
В подобных кризисах происходит, между прочим, и испытание мифологических форм на прочность и пластичность, дальнейшее их оттачивание, выработка в них способности работать с разными материалами. "Кризисы" - периоды наиболее интенсивной истории "мифологизма". Которая в прочие периоды вовсе не затухает, просто становится более "вялотекущей".
Надо поэтому задуматься о смыслах страхов, которые вызывают в душах компьютеры и информационные технологии. “Антикомпьютерные” настроения, в том числе, выглядящие дико и обскурантски, - заслуживают своей апологии, причем произнесенной устами именно того, кто их не разделяет (автор этих строк как раз таков). Как ни странно, в них в своем роде даже больше смысла и правды, чем в эйфориях и очарованиях - как бы ни были “объективно” неправы носители соответствующих настроений и представлений. Они - та самая защита границы и формы, которая позволяет культуре быть самой собой.
Культура, чтобы возобновлять себя в новых условиях, постоянно воспроизводит и своё чужое. А вместе с этим - и необходимую, достаточно высокую степень напряжения в отношениях с ним. И то и другое она готова делать едва ли не из любого наличного материала. Мифологические матрицы, которые позволяют это сделать - это отработанные механизмы воспроизводства чужого - как необходимого условия чувства своего. Иными словами: производство чужого - очень существенный составной элемент “космизации” какого бы то ни было хаоса, - может быть, из самых главных. Так мифологическое сознание заботится о поддержании границы как особой зоны между своим и чужим. Суть ее - одновременно упругость и подвижность. Она потому и может быть прочной, держать, удерживать (“своё” - в себе, не давая ему расплыться, потерять форму - и “чужое”, не давая ему проникнуть в “своё” и разрушить его), может защищать - что всё время изменяется. Мифологическое сознание, с его обострённым, категоричным чувством Чужого - верный страж культурного космоса, иммунитет культурного организма.
То есть, страхи и преувеличения по поводу компьютерной техники и информационных технологий - это нормальные пути их адаптации. Иных, во-первых, просто нет - а во-вторых, сам процесс неизбежен: если есть некоторое чужое, его приходится осваивать. Это не “дикость”: через это надо пройти.
Что касается преувеличенных (и тоже - неизбежно) ожиданий, то дело даже не в том, что они не оправдываются. Ну да, конечно, ни электрический телеграф, ни беспроволочный, ни даже телефон с радио, ни даже телевидение не принесли человечеству всеобщего единения и братства, - так что есть основания думать, что и с информационными технологиями, и с Интернетом этого не произойдет: скорее уж и они, как многое до них, станет очередным орудием разделений, ибо границы проходят внутри самого человека.
Они, собственно, испокон веку проходили именно там. Человек - существо, полагающее границы (это - в числе исконных его определений; он сам - граница) и лишь поэтому, благодаря этому может границы преодолевать: и внешние, и свои собственные. Выйти из границ можно, лишь вступив в другие. Человек несет свои границы в себе; он, в конечном счёте, сам проводит свои границы (за исключением разве тех, что проводят ему Рождение и Смерть) и располагает себя внутри них - как и внутри любых внешних воздействий. Ничто не делает его таким неприступным, как осознание этого. Внешние границы разрушены - штурмовать нечего. А где проходят мои настоящие границы - и где они пройдут в следующий момент - никто не знает.
И ничто не выводит на поверхность этого простого, в сущности, факта так, как время (и культурно-техническое состояние), претендующее на упразднение и преодоление всех границ. Это и будет принадлежать, думаю, к важнейшим открытиям текущей эпохи - совершаемым именно с помощью информационных, якобы размывающих и преодолевающих все границы, технологий - и может стать важным этапом становления внутри культур европейского типа темы “границы”, новым сюжетом в развитии и проживании этой темы.
С “ожиданиями” же вышеупомянутого типа дело в том, что они и не должны, в известном смысле, оправдываться: их “назначение” не в том, чтобы оправдываться, а в том, чтобы снова и снова, на разных материалах, в разных исторических условиях, воспроизводиться. - Может быть, рано или поздно это и приведет наконец к пониманию того, что если подобные цели и достижимы вообще хоть отчасти, то это совсем не связано по существу (разве что формально) с техническими средствами и условиями их достижения. И совершенствование, всё более стремительное, техники уж не “затем” ли существует, чтобы привести нас к осознанию её (в конечном, самом глубоком смысле) тщеты?
Что касается информационных технологий, то взаимоотношения европейского сознания с ними, как было уже сказано, проходят сейчас лишь самую первую свою стадию - что и приводит к мифологизму. Связана эта стадия и характер ее проживания, как опять же было сказано, с тем, что информационные технологии как разновидность техники ещё чувствуются в теле культуры чем-то чужим, не вполне освоенным, не вполне разумеющимся самим собой; они ещё - культурный шок, и связанные с ними эйфории ничего в этом отношении не меняют. (Нельзя исключать, что сами эйфории, как и преувеличенные ожидания - только одна из форм этого шока, - может быть, форма анестезии). Следующей стадией этих отношений может стать то, что информационные технологии “просто” перестанут замечаться, как это уже давно случилось со многими другими техниками и технологиями. Так современный человек ездит в электричке, говорит по телефону - да просто живёт в блочном доме, поднимается на свой этаж на лифте и поливает себя горячей водой из душа, - не задумываясь (кроме разве уж совсем особых случаев) о том, как в результате всего этого трансформируется его сущность и не утрачивается ли она, не дай Бог, или, наоборот, какие громадные перспективы это всё перед ним открывает. (Хотя заметим, что ведь основания для подобных размышлений остаются и в каждом из этих случаев!!!) Всё названное стало частью Большого Тела человека, продолжением его рук, ног, души, - оно перестало быть Чужим. С информационными технологиями, скорее всего, произойдёт нечто сопоставимое - и вероятно, даже очень быстро.
И вот тогда-то и грянет следующий культурный шок - к которому мы, как всегда, как водится, как и должно быть - окажемся не готовы. А с ним - и новые формы проживания вечного и бессмертного мифологического сознания.