Постмодерн(изм)-2: Хаодиссея
А вот и второй текст из той же темы номера, сочинённый в своего рода диалогическую пару к предыдущему. Это уже журнальный, отредактированный вариант, ну, пусть он здесь и живёт.
ХАОДИССЕЯ
Постмодерн в зеркале Интернета
Ольга Гертман
Лицейское и гимназическое образование. - № 7, 2004. = http://www.lgo.ru/n7-04_st2.htm
Постмодерн и Интернет неразлучны. Существует даже мнение, что постмодернизм и есть не что иное, как состояние и мировосприятие информационного общества, которое, в свою очередь, определено в основных своих чертах и чуть ли не создано Интернетом.
Попытаемся разобраться, так ли это.
Зеркало для постмодернизма?
Связь постмодернизма и Интернета очевидна: как вместилище текстов, Всемирная Паутина коренным образом меняет способ построения текстового пространства, а с ним и самое природу текста. Одномерных, однонаправленных текстов с четким началом и однозначным концом больше, оказывается, не существует. Вместо них теперь - один гигантский, без конца и края, многомерный гипертекст, в который связаны все тексты - бывшие, существующие, мыслимые, возможные и только имеющие возможность возникнуть в будущем.
Язык html (Hypertext Markup Language), применяемый во Всемирной Паутине, позволяет моментально переходить от одного текста к другому и, таким образом, в гипер)текстовой Вселенной распахивается бесконечное количество новых измерений, ни одно из которых назвать главным, а тем более - единственным, нет ну решительно никаких оснований. Из любой точки такого пространства можно попасть в буквальном смысле куда угодно и совершенно непредсказуемым образом.
В связи с этим окончилась, как говорят, целая эпоха жизни человечества, известная под именем «эры Гутенберга». Это была эпоха господства печатного станка, штампующего и тиражирующего линейные, однонаправленные, конечные и однозначные тексты. Да-да, те самые, что, по уверениям постмодернистов, отжили свое. Люди веками читали их от начала к концу и на этом основании были уверены, что мир устроен точно так же: линейно выстроен, имеет логическую структуру и определенные границы. Но вот пришел электронный гипертекст и возвестил им, что место космоса теперь займет если уж и не полный хаос, то, во всяком случае, «хаосмос» (это словечко изобрел Джеймс Джойс - задолго до всякого Интернета). Таким образом, одиссея странников по прежнему миру будто бы четко обозримых текстов плавно трансформируется в - как это назвал один из ведущих теоретиков постмодернизма Жиль Делез - «хаодиссею».
В Интернете видят зеркало, слепок и формирующий стимул постмодернистского состояния умов. Резоны? Пожалуйста. Их не повторяет только ленивый. У Интернета и постмодернизма невероятно много общего: и неисчерпаемая множественность представленных в Сети позиций, и принципиальная фрагментарность всего того, что там «плавает», и непрерывная изменчивость сетевого содержимого, и обилие «как-бы-знаков», которые на самом деле не отсылают ни к какой реальности, а разве что к другим знакам, отсылающим, в свою очередь, к следующим знакам… Н-да, бесконечность. И как будто копия постмодернистского мировосприятия.
Все, однако, гораздо сложнее.
История любви
По сути, постмодернизм начался задолго до Интернета. И задолго до того, как впервые заговорили об «информационном обществе». Он начался тогда, когда стали подвергаться первым испытаниям на прочность глобальные проекты модерна, а эти испытания следует отсчитывать, по меньшей мере, с Ницше.
Впрочем, в некотором отношении постмодерн и Интернет действительно начинались примерно в одно и то же время и даже в одном и том же месте: в разных ареалах одного и того же западного, (пост)христианского мира - правда, совершенно независимо друг от друга. В те самые 60-е годы, конец которых в Западной Европе означал начало конца Современности, в Америке активно велись разработки проектов связи информационных ресурсов между собой посредством технологии интерактивной обработки данных. Эти разработки позже и легли в основу Всемирной Паутины. Здесь даже некоторые даты совпадают: так, радикальный независимый мыслитель Тед Нельсон в 1965 году уже обещал появление гипертекста, а в «знаковом» 1968-м Дуглас Энгельбарт впервые продемонстрировал свою онлайновую систему, включающую графический интерфейс и мышь. Правда, до поры до времени - и довольно долго - все эти технологии оставались достоянием исключительно профессионалов.
Когда в 1979-м году Лиотар писал «Состояние постмодерна», он не занимался футурологией. Лиотар исследовал реальный феномен - постмодернизм как мирочувствие был состоявшимся фактом, «жил и побеждал», но об Интернете никто еще даже не подозревал. Он приобрел популярность к середине 90-х, превращаясь действительно в явление современности. В то же время рассуждения на тему «постсовременных процессов» уже успели стать богатейшим собранием общих мест. Налицо явное запаздывание.
Но именно в середине 90-х Интернет и постмодернизм наконец-то встретились, понравились друг другу и опознали друг в друге единомышленников. А теоретики и критики постмодернизма обнаружили в «виртуальной реальности» черты типично «постсовременной» дезориентированности, утраты перспектив, безусловных ценностей и чувства подлинности всего происходящего.
Особое раздолье в этой ситуации было у критиков. Новейшим информационным технологиям от них сильно досталось. Претензии сыпались одна за другой. Указанные технологии, как утверждалось, размыли реальность. Упростили то, что, по определению и заданию, просто обязано быть сложным (мотивировка: чтобы душу воспитывало необходимостью усилия), - например, коммуникацию между людьми разных стран и культур. Внушили наплевательское отношение к ценностям. Лишили людей всяческого пиетета перед недоступным. Погребли их под завалами информации, которую никто не в силах переварить… И так далее.
Но вряд ли тут дело в Интернете. Не будь Интернета, постмодерну - культурному состоянию со сложным происхождением и не менее сложным устройством - хватило бы бумажных носителей информации. У него бы и бумажная реальность точно так же рассыпалась перед глазами. Да, собственно, так и было до 1990-х годов: и Автора, и Субъекта, и самого Человека французские интеллектуалы-постструктуралисты хоронили уже на рубеже 60-70-х, когда здоровенные ЭВМ еще и близко не напоминали наши добрые домашние персональные компьютеры. Схема проста: как глядишь, так и видишь.
Хаодиссей вернется на свою Итаку
На самом деле Интернет ничуть не более интер- и гипертекстуален, чем библиотека. Ее книги, между прочим, посредством ссылок и цитат тоже неумолчно перекликаются друг с другом. Да, процесс путешествия по ссылкам получается не столь быстрый, как в Интернете, но так ли это существенно? То, что любой текст (любой!) связан с великим множеством других текстов, было замечено еще в 1968 г. Роланом Бартом в статье «Смерть автора». А словечко «интертекстуальность» Юлия Кристева впервые произнесла в 1967 г. Что касается Всемирной Сети, то она «всего лишь» делает эту гипертекстуальность более наглядной.
Эта-то наглядность и шокировала - в силу своей непривычности. Хотя, по большому счету, радикально нового в этом ничего как не было, так и нет.
Более того. Хотя «гипертекстуальность» стала более очевидной и осязаемой, линейность никуда не исчезла. У отдельных текстов, как и во времена фараонов, есть начало и есть конец, сколько бы мы ни говорили себе, что они условны. Человек по-прежнему читает «линейно» и организует информацию иерархически, выделяя в ней важное, менее важное и совсем неважное. Если ему требуется проследить некую последовательность мыслей от (условно взятого) начала до (условно же взятого) конца, то он и двинется вдоль этой последовательности, отсекая все ненужное. В противном же случае задача окажется просто невыполнимой. И всегда найдутся тексты, которые мы читать никогда не возьмемся. Границы и на-правления здесь задаются, как и от века, очень простыми вещами: человеческими задачами, возможностями человеческого восприятия, внимания и памяти и, наконец, ограниченным сроком человеческой жизни.
Конечно, человек не способен в одну и ту же секунду читать сразу несколько книг. Но, кажется, читать одновременно два (тем паче - больше) электронных текста тоже никому не удавалось.
Вы можете иметь на экране компьютера сколько угодно открытых текстов. Но перед глазами все равно будет один - остальным же придется ждать своего часа. Как если бы мы книгу отложили.
Не упраздняет Интернет и никаких границ: он только (с присущей ему, опять-таки, наглядностью) показывает, где они проходят на самом деле. А проходят они точно там же, где и при царице Савской, - в сути вещей и в нас самих. Каждый из нас, сформированный «культурным кодом» своей среды и своего в ней опыта, обладающий определенным объемом знаний и известным умением ими пользоваться, чутко отреагирует лишь на соразмерное ему. Остальное же безжалостно отодвинет. Что толку в формальной возможности читать книги в библиотеке Йоханнесбурга, если эти книги не попадают в круг наших интересов или интеллектуальных потенций? То, что сложнее нас, по-прежнему останется сложным; то, что нас превосходит, так и будет нас превосходить; то, что нам чуждо, не станет своим.
Кроме всего прочего, у самого Интернета границы, как это ни удивительно, тоже есть, и определить их весьма просто. В нем есть отнюдь не «все». В Интернете «плавают» тексты, которым по каким-то причинам придали электронный вид. Представляете, какие гигантские массивы жизни там отсутствуют?
Хаос прописан не в окружающем нас мире, не в Интернете, а там, где, помнится, размещал разруху любимый герой «перестройки» профессор Преображенский, - в головах. То же мы вправе сказать и о любой иерархии.
Человек, во-первых, имеет жизненно важную потребность в иерархиях и четких структурах. Во-вторых, он их себе создает сам. В третьих, он потому только и может их создавать, что они объективны, что они уже пред-существуют.
Интернет - не более чем достаточно удобный инструмент для добывания, хранения и передачи информации.
Но ее, как и раньше, надо находить, выбирать, понимать, запоминать.
А еще - занимать по отношению к прочитанному собственную позицию и,
в соответствии с этим, выстраивать собственные действия.
Основной урок Интернета парадоксален. Впрочем, это касается не только Интернета, но и любого явления, которому в разные эпохи случалось быть радикально новым. Их проникновение в человеческую жизнь доказывает лишь одно - основополагающие структуры бытия неизменны. Просто их приходится каждый раз заново открывать, попутно отказывая в статусе существенного тому, что, считаясь таковым, на самом деле было одним из его, существенного, временных обликов.
А финал Хаодиссеи, скорее всего, повторит финал гомеровской Одиссеи. Хаодиссей наших дней, после долгих скитаний по виртуальным пространствам, все-таки вернется на свою родную Итаку.
ХАОДИССЕЯ
Постмодерн в зеркале Интернета
Ольга Гертман
Лицейское и гимназическое образование. - № 7, 2004. = http://www.lgo.ru/n7-04_st2.htm
Постмодерн и Интернет неразлучны. Существует даже мнение, что постмодернизм и есть не что иное, как состояние и мировосприятие информационного общества, которое, в свою очередь, определено в основных своих чертах и чуть ли не создано Интернетом.
Попытаемся разобраться, так ли это.
Зеркало для постмодернизма?
Связь постмодернизма и Интернета очевидна: как вместилище текстов, Всемирная Паутина коренным образом меняет способ построения текстового пространства, а с ним и самое природу текста. Одномерных, однонаправленных текстов с четким началом и однозначным концом больше, оказывается, не существует. Вместо них теперь - один гигантский, без конца и края, многомерный гипертекст, в который связаны все тексты - бывшие, существующие, мыслимые, возможные и только имеющие возможность возникнуть в будущем.
Язык html (Hypertext Markup Language), применяемый во Всемирной Паутине, позволяет моментально переходить от одного текста к другому и, таким образом, в гипер)текстовой Вселенной распахивается бесконечное количество новых измерений, ни одно из которых назвать главным, а тем более - единственным, нет ну решительно никаких оснований. Из любой точки такого пространства можно попасть в буквальном смысле куда угодно и совершенно непредсказуемым образом.
В связи с этим окончилась, как говорят, целая эпоха жизни человечества, известная под именем «эры Гутенберга». Это была эпоха господства печатного станка, штампующего и тиражирующего линейные, однонаправленные, конечные и однозначные тексты. Да-да, те самые, что, по уверениям постмодернистов, отжили свое. Люди веками читали их от начала к концу и на этом основании были уверены, что мир устроен точно так же: линейно выстроен, имеет логическую структуру и определенные границы. Но вот пришел электронный гипертекст и возвестил им, что место космоса теперь займет если уж и не полный хаос, то, во всяком случае, «хаосмос» (это словечко изобрел Джеймс Джойс - задолго до всякого Интернета). Таким образом, одиссея странников по прежнему миру будто бы четко обозримых текстов плавно трансформируется в - как это назвал один из ведущих теоретиков постмодернизма Жиль Делез - «хаодиссею».
В Интернете видят зеркало, слепок и формирующий стимул постмодернистского состояния умов. Резоны? Пожалуйста. Их не повторяет только ленивый. У Интернета и постмодернизма невероятно много общего: и неисчерпаемая множественность представленных в Сети позиций, и принципиальная фрагментарность всего того, что там «плавает», и непрерывная изменчивость сетевого содержимого, и обилие «как-бы-знаков», которые на самом деле не отсылают ни к какой реальности, а разве что к другим знакам, отсылающим, в свою очередь, к следующим знакам… Н-да, бесконечность. И как будто копия постмодернистского мировосприятия.
Все, однако, гораздо сложнее.
История любви
По сути, постмодернизм начался задолго до Интернета. И задолго до того, как впервые заговорили об «информационном обществе». Он начался тогда, когда стали подвергаться первым испытаниям на прочность глобальные проекты модерна, а эти испытания следует отсчитывать, по меньшей мере, с Ницше.
Впрочем, в некотором отношении постмодерн и Интернет действительно начинались примерно в одно и то же время и даже в одном и том же месте: в разных ареалах одного и того же западного, (пост)христианского мира - правда, совершенно независимо друг от друга. В те самые 60-е годы, конец которых в Западной Европе означал начало конца Современности, в Америке активно велись разработки проектов связи информационных ресурсов между собой посредством технологии интерактивной обработки данных. Эти разработки позже и легли в основу Всемирной Паутины. Здесь даже некоторые даты совпадают: так, радикальный независимый мыслитель Тед Нельсон в 1965 году уже обещал появление гипертекста, а в «знаковом» 1968-м Дуглас Энгельбарт впервые продемонстрировал свою онлайновую систему, включающую графический интерфейс и мышь. Правда, до поры до времени - и довольно долго - все эти технологии оставались достоянием исключительно профессионалов.
Когда в 1979-м году Лиотар писал «Состояние постмодерна», он не занимался футурологией. Лиотар исследовал реальный феномен - постмодернизм как мирочувствие был состоявшимся фактом, «жил и побеждал», но об Интернете никто еще даже не подозревал. Он приобрел популярность к середине 90-х, превращаясь действительно в явление современности. В то же время рассуждения на тему «постсовременных процессов» уже успели стать богатейшим собранием общих мест. Налицо явное запаздывание.
Но именно в середине 90-х Интернет и постмодернизм наконец-то встретились, понравились друг другу и опознали друг в друге единомышленников. А теоретики и критики постмодернизма обнаружили в «виртуальной реальности» черты типично «постсовременной» дезориентированности, утраты перспектив, безусловных ценностей и чувства подлинности всего происходящего.
Особое раздолье в этой ситуации было у критиков. Новейшим информационным технологиям от них сильно досталось. Претензии сыпались одна за другой. Указанные технологии, как утверждалось, размыли реальность. Упростили то, что, по определению и заданию, просто обязано быть сложным (мотивировка: чтобы душу воспитывало необходимостью усилия), - например, коммуникацию между людьми разных стран и культур. Внушили наплевательское отношение к ценностям. Лишили людей всяческого пиетета перед недоступным. Погребли их под завалами информации, которую никто не в силах переварить… И так далее.
Но вряд ли тут дело в Интернете. Не будь Интернета, постмодерну - культурному состоянию со сложным происхождением и не менее сложным устройством - хватило бы бумажных носителей информации. У него бы и бумажная реальность точно так же рассыпалась перед глазами. Да, собственно, так и было до 1990-х годов: и Автора, и Субъекта, и самого Человека французские интеллектуалы-постструктуралисты хоронили уже на рубеже 60-70-х, когда здоровенные ЭВМ еще и близко не напоминали наши добрые домашние персональные компьютеры. Схема проста: как глядишь, так и видишь.
Хаодиссей вернется на свою Итаку
На самом деле Интернет ничуть не более интер- и гипертекстуален, чем библиотека. Ее книги, между прочим, посредством ссылок и цитат тоже неумолчно перекликаются друг с другом. Да, процесс путешествия по ссылкам получается не столь быстрый, как в Интернете, но так ли это существенно? То, что любой текст (любой!) связан с великим множеством других текстов, было замечено еще в 1968 г. Роланом Бартом в статье «Смерть автора». А словечко «интертекстуальность» Юлия Кристева впервые произнесла в 1967 г. Что касается Всемирной Сети, то она «всего лишь» делает эту гипертекстуальность более наглядной.
Эта-то наглядность и шокировала - в силу своей непривычности. Хотя, по большому счету, радикально нового в этом ничего как не было, так и нет.
Более того. Хотя «гипертекстуальность» стала более очевидной и осязаемой, линейность никуда не исчезла. У отдельных текстов, как и во времена фараонов, есть начало и есть конец, сколько бы мы ни говорили себе, что они условны. Человек по-прежнему читает «линейно» и организует информацию иерархически, выделяя в ней важное, менее важное и совсем неважное. Если ему требуется проследить некую последовательность мыслей от (условно взятого) начала до (условно же взятого) конца, то он и двинется вдоль этой последовательности, отсекая все ненужное. В противном же случае задача окажется просто невыполнимой. И всегда найдутся тексты, которые мы читать никогда не возьмемся. Границы и на-правления здесь задаются, как и от века, очень простыми вещами: человеческими задачами, возможностями человеческого восприятия, внимания и памяти и, наконец, ограниченным сроком человеческой жизни.
Конечно, человек не способен в одну и ту же секунду читать сразу несколько книг. Но, кажется, читать одновременно два (тем паче - больше) электронных текста тоже никому не удавалось.
Вы можете иметь на экране компьютера сколько угодно открытых текстов. Но перед глазами все равно будет один - остальным же придется ждать своего часа. Как если бы мы книгу отложили.
Не упраздняет Интернет и никаких границ: он только (с присущей ему, опять-таки, наглядностью) показывает, где они проходят на самом деле. А проходят они точно там же, где и при царице Савской, - в сути вещей и в нас самих. Каждый из нас, сформированный «культурным кодом» своей среды и своего в ней опыта, обладающий определенным объемом знаний и известным умением ими пользоваться, чутко отреагирует лишь на соразмерное ему. Остальное же безжалостно отодвинет. Что толку в формальной возможности читать книги в библиотеке Йоханнесбурга, если эти книги не попадают в круг наших интересов или интеллектуальных потенций? То, что сложнее нас, по-прежнему останется сложным; то, что нас превосходит, так и будет нас превосходить; то, что нам чуждо, не станет своим.
Кроме всего прочего, у самого Интернета границы, как это ни удивительно, тоже есть, и определить их весьма просто. В нем есть отнюдь не «все». В Интернете «плавают» тексты, которым по каким-то причинам придали электронный вид. Представляете, какие гигантские массивы жизни там отсутствуют?
Хаос прописан не в окружающем нас мире, не в Интернете, а там, где, помнится, размещал разруху любимый герой «перестройки» профессор Преображенский, - в головах. То же мы вправе сказать и о любой иерархии.
Человек, во-первых, имеет жизненно важную потребность в иерархиях и четких структурах. Во-вторых, он их себе создает сам. В третьих, он потому только и может их создавать, что они объективны, что они уже пред-существуют.
Интернет - не более чем достаточно удобный инструмент для добывания, хранения и передачи информации.
Но ее, как и раньше, надо находить, выбирать, понимать, запоминать.
А еще - занимать по отношению к прочитанному собственную позицию и,
в соответствии с этим, выстраивать собственные действия.
Основной урок Интернета парадоксален. Впрочем, это касается не только Интернета, но и любого явления, которому в разные эпохи случалось быть радикально новым. Их проникновение в человеческую жизнь доказывает лишь одно - основополагающие структуры бытия неизменны. Просто их приходится каждый раз заново открывать, попутно отказывая в статусе существенного тому, что, считаясь таковым, на самом деле было одним из его, существенного, временных обликов.
А финал Хаодиссеи, скорее всего, повторит финал гомеровской Одиссеи. Хаодиссей наших дней, после долгих скитаний по виртуальным пространствам, все-таки вернется на свою родную Итаку.