Попереживали - утешимся
Попереживали - утешимся
Очищающее страдание от мистерий до телесериалов
«НГ - Ex libris». - 03.04.2008. = http://exlibris.ng.ru/koncep/2008-04-03/7_stradanie.html?insidedoc
Ольга Балла
Катарсис: Метаморфозы трагического сознания/ Составление и общая редакция В.П. Шестакова. - СПб.: Алетейя, 2007. - 384 с. (Мир культуры)
Эта книга - о пучке смыслов, выросших из вполне цельного, но весьма сложного древнегреческого понятия katharsis и разошедшихся в своем разрастании весьма далеко, по разным областям и уровням культуры. Настолько далеко, что самым плодотворным оказалось сосредоточиться на главной, пожалуй, самой сильной ветви этого пучка: на трагедии, с которой - как с художественным жанром - «катарсис» впервые и навсегда соотнес в своей «Поэтике» Аристотель. Поэтому в конечном счете книга - о трагедии и трагическом как особом способе европейского переживания удела человеческого. Именно европейского: другим культурам, похоже, трагедия в нашем понимании не знакома.
Впрочем, с «нашим» пониманием все тоже не так просто. Единым и общим для всех оно, как выясняется, никогда не было. Каждый, кто брался толковать понятие «трагического», а вместе с ним и катарсиса, непременно добавлял в него что-то свое. А брались, ой, многие: понятие «очищающего (со)страдания» волновало европейцев всех веков - от пифагорейцев до Сергея Довлатова и создателей телесериалов. Таким образом, слово все дальше и дальше уходило от своего первоначального, еще доаристотелевского смысла.
В связи с этим авторы сборника настроены довольно различно. (А перед нами, надо сказать - именно сборник, изданный сектором теории искусства Российского института культурологии). Вячеслав Шестаков в своей оценке постаристотелевского культурного процесса изрядно категоричен. Признавая, что аристотелевская идея катарсиса за 25 веков не только не забыта, но «даже получает широкое распространение и применение», что, «пожалуй, никакая другая идея из античной философии, разве что платоновский «эрос», не выдерживает такого испытания временем» - он, однако, уверен: «это достигается за счет тривиализации <…> аристотелевской мысли». А чего еще ждать от массовой культуры, стремящейся «адаптировать язык» своей классической предшественницы, подчинить его своим нуждам - «найти в прошлом теоретическое и практическое обоснование своим мифологемам»? В их число попадает и «очищение страданием». О том, что делается с этим понятием сегодня, пишет Кирилл Разлогов - тоже, казалось бы, довольно резко. «Экран как проводник развлекательно-компенсаторного начала» предлагает нам «современный заменитель катарсиса» - хеппи-энд. Попереживали - утешимся.
Впрочем, он предостерегает нас и от излишней категоричности. Современная культура, говорит он, не так уж слепа к трагическому: она всего лишь воспринимает его в близких ей формах. «Трагедия и катарсис остаются актуальными и в ХХI веке, хотя и предстают перед современниками в маскарадных костюмах мелодрамы и хеппи-энда». Хотя бы уже потому, что трагическое неустранимо.
Очищающее страдание от мистерий до телесериалов
«НГ - Ex libris». - 03.04.2008. = http://exlibris.ng.ru/koncep/2008-04-03/7_stradanie.html?insidedoc
Ольга Балла
Катарсис: Метаморфозы трагического сознания/ Составление и общая редакция В.П. Шестакова. - СПб.: Алетейя, 2007. - 384 с. (Мир культуры)
Эта книга - о пучке смыслов, выросших из вполне цельного, но весьма сложного древнегреческого понятия katharsis и разошедшихся в своем разрастании весьма далеко, по разным областям и уровням культуры. Настолько далеко, что самым плодотворным оказалось сосредоточиться на главной, пожалуй, самой сильной ветви этого пучка: на трагедии, с которой - как с художественным жанром - «катарсис» впервые и навсегда соотнес в своей «Поэтике» Аристотель. Поэтому в конечном счете книга - о трагедии и трагическом как особом способе европейского переживания удела человеческого. Именно европейского: другим культурам, похоже, трагедия в нашем понимании не знакома.
Впрочем, с «нашим» пониманием все тоже не так просто. Единым и общим для всех оно, как выясняется, никогда не было. Каждый, кто брался толковать понятие «трагического», а вместе с ним и катарсиса, непременно добавлял в него что-то свое. А брались, ой, многие: понятие «очищающего (со)страдания» волновало европейцев всех веков - от пифагорейцев до Сергея Довлатова и создателей телесериалов. Таким образом, слово все дальше и дальше уходило от своего первоначального, еще доаристотелевского смысла.
В связи с этим авторы сборника настроены довольно различно. (А перед нами, надо сказать - именно сборник, изданный сектором теории искусства Российского института культурологии). Вячеслав Шестаков в своей оценке постаристотелевского культурного процесса изрядно категоричен. Признавая, что аристотелевская идея катарсиса за 25 веков не только не забыта, но «даже получает широкое распространение и применение», что, «пожалуй, никакая другая идея из античной философии, разве что платоновский «эрос», не выдерживает такого испытания временем» - он, однако, уверен: «это достигается за счет тривиализации <…> аристотелевской мысли». А чего еще ждать от массовой культуры, стремящейся «адаптировать язык» своей классической предшественницы, подчинить его своим нуждам - «найти в прошлом теоретическое и практическое обоснование своим мифологемам»? В их число попадает и «очищение страданием». О том, что делается с этим понятием сегодня, пишет Кирилл Разлогов - тоже, казалось бы, довольно резко. «Экран как проводник развлекательно-компенсаторного начала» предлагает нам «современный заменитель катарсиса» - хеппи-энд. Попереживали - утешимся.
Впрочем, он предостерегает нас и от излишней категоричности. Современная культура, говорит он, не так уж слепа к трагическому: она всего лишь воспринимает его в близких ей формах. «Трагедия и катарсис остаются актуальными и в ХХI веке, хотя и предстают перед современниками в маскарадных костюмах мелодрамы и хеппи-энда». Хотя бы уже потому, что трагическое неустранимо.