С чего начинаются критики
Ответила вот журналу «Знамя» на вопросы о начале собственной журналистской и критической практики. Всё в целом тут: https://znamlit.ru/publication.php?id=9118 = Знамя. - № 8. - 2024.
Вопросы были такие:
"С чего начинаются критики? Об этом редакция «Знамени» решила спросить у самих литературных критиков, предложив им вспомнить и рассказать о своих дебютных публикациях. Поскольку опрос проводился в рамках нашего проекта «Журнальная Россия», интересовали прежде всего дебюты в журналах, хотя были возможны и другие повороты темы.
Когда и в каком журнале вы дебютировали? Почему решили предложить материал именно в это издание? Если речь о рецензии на книгу, то чем был продиктован выбор книги? Если статья, то почему такая тема? Кто вас поддерживал или, напротив, ругал? Был ли гонорар?"
Ольга Балла
Если говорить только о журналах (была еще публикация в «НГ-Ex Libris» летом 1996 года, о книге немецкого философа Курта Хюбнера «Истина мифа»), то мой дебют состоялся в журнале «Знание - сила» в 1997-м, на тридцать втором году (ужас, как поздно; я была уверена, что все уже позади и ворота всех возможностей закрылись) волею чистого, но щедрого случая. Один знакомый просил меня - а дело было в далекую доинтернетную и доэлектронную эпоху, хотя уже и в самом ее конце - отнести в редакцию некоторые его материалы. В ходе разговоров с сотрудниками журнала, волею опять же чистого случая, выскочило на поверхность, что по роду занятий я судебный эксперт-почерковед, а завело меня в эти дебри некоторое умение психологически интерпретировать почерки (что в экспертной деятельности, к слову сказать, оказалось совершенно не нужным). Будущие коллеги заинтриговались и, назадававши много вопросов, спросили наконец, а не напишу ли я им что-нибудь о почерке как источнике разного рода информации. Я немедленно и написала - текст под названием (и вспомнила-то теперь не сразу!) «Почерк в поисках объяснения и понимания», там было что-то о том, чем различаются так называемая графология как область опыта (и воображения) и судебное почерковедение как тип совсем уж рационального знания, а заодно и о том, что человек рациональным знанием не исчерпывается. В июльском номере 1997 года этот текст вышел.
Ирина Владимировна Прусс, заведовавшая тогда в редакции отделом социологии и психологии, нашла, что получается у меня неплохо, и предложила сделать для них еще что-нибудь (да, гонорары платили, но тогдашнего их размера я уже не помню. Ну, насчет того, как я его потратила, можно не иметь сомнений: разумеется, я отправилась в книжный - в 1997-м еще вовсю жив был незабвенный подвал «Ad Marginem» на «Новокузнецкой», совсем недалеко от места, где была тогда редакция, - и весь его там сладостно просадила - вот на что именно, тоже теперь не помню. В те годы я тратилась прежде всего прочего на книги, имеющие отношение к философии, и все еще оплакивала внутри себя то, что не стала философом). Я придумала сделать интервью - никогда прежде ничего подобного не делав! - с Азой Тахо-Годи, в дом которой был вхож мой первый муж, он и меня с собой таскал, а я смущалась и не чувствовала себя вправе там бывать: и вот появилась идея, которая мне такое право давала. Мы с Азой Алибековной тогда очень интересно поговорили о восприятии античности в разные эпохи, о вкладывании в нее разных, нужных каждой из эпох, смыслов, и оно было опубликовано в январе 1998 года под названием, если правильно помню, «Свое чужое». (Мне шел тридцать третий год, катастрофа, катастрофа, жизнь прошла!)
Вот от этих двух публикаций я и отсчитываю свою журнальную жизнь - сразу от двух, потому что первый материал я писала еще как (странная такая фигура) судебный эксперт-почерковед и дикотолкователь почерков в одном лице, осмысливавший собственный опыт, а второй - которого без первого, конечно, не случилось бы - уже как практикующий журналист. (К сожалению - ли? - читательские реакции на эти тексты остались мне неизвестными. Но будущим коллегам понравилось, что мне было очень удивительно.) С тех пор началось мое все более интенсивное взаимодействие с журналом «Знание - сила», куда я в конце концов радостно удрала из судебной экспертизы в штат, в отдел философии и культурологии.
Поддерживала меня Ирина Владимировна, моя крестная матушка в журналистике, - с ее помощью я всему на ходу и училась. Она же, конечно, и ругала: за наукообразие, страсть к умным словам и многоэтажным словесным конструкциям и неумение писать коротко (а ей приходилось сокращать, поскольку сокращать как следует я тоже совершенно не умела, - сказать-то хотелось сразу все). По сей день помнится мне ее совет, как делать вместо сложных железобетонных сооружений нормальные человеческие тексты: «Напиши мне письмо и оторви обращение». Пожалуй, я руководствуюсь этим и по сию минуту.
Ой, но мы же говорим о дебютной литературно-критической публикации! Тут граница размыта. Вот в «Знании - силе» первые (не считая тщательно забытого Курта Хюбнера) мои тексты о книгах и были, в рубриках «Книжный магазин» и «Размышления у книжной полки». Теперь уже не вспомнить, что из этого было самым первым; помнится, что то была разная гуманитарная теория, гуманитарный научпоп и нон-фикшн, и были среди этого издания Института философии, которые я в те поры читала в промышленных масштабах. До художественного было тогда настолько далеко, что я даже не смотрела в ту сторону; а втянуло меня в художественное так незаметно, что опять-таки не припомню внятной точки начала. Случилась же она опять-таки не в журнале, а все в том же «НГ-Ex Libris’е» (там у меня тоже долгое время была сплошная гуманитарная теория), и за все свои связанные с этим профессиональные умения и лайфхаки я бесконечно и опять-таки по сию минуту благодарна работавшему там в 2000-х Яну Шенкману.
вот примерно таков был библиофаг, когда пускался на дебют