ТОМАС РИФМАЧ (тот самый, что полюбился королеве фей. XIII век). - XX серия
- ...Мэг! - донесся снаружи голос. - Погляди, что я нашел!
И Томас протискивается в дверь, держа на вытянутых руках птичье гнездо, а в нем - два голубых яйца, странное дело по осени.
Он осторожно положил гнездо и тут увидел Элсбет. Она вцепилась в вязанье и сидит, не шелохнется. Потом говорит:
- Так ты вернулся.
- Да.
- А мне никто не сказал.
На меня не смотрит, словно меня и нет в комнате, словно весь мир существует только потому, что они в нем живут и смотрят друг на друга, совсем как той ночью, семь лет назад.
- Никто и не знал. Я недавно тут.
- Ты… надолго?
- Не знаю пока.
- Вид у тебя хоть куда, - говорит она, - тебе скитания явно на пользу.
Он тепло улыбнулся.
- Если бы ты знала, как далеко…
- И знать не хочу.
- Элсбет, - говорит он ей, - я должен тебе кое-что сказать.
Она ждет, и я тоже.
- Ты была права. - Он усмехнулся смущенно. - Чудеса есть. Я не очень-то верил, а ты точно знала. Там, в Эльфийской Стране, есть колодец, старый родник посреди зеленого леса. Рядом с этим колодцем стоит чаша. Ни одной птицы не слышное этом лесу, только…
- Прекрати, - сказала она, не поворачивая головы. - Хватит с меня твоего стихоплетства.
- Хорошо, - покорно сказал он, - в другой раз. Но я столько должен рассказать тебе…
- А с чего ты взял, - говорит она и принимается за вязанье, - что я хочу тебя слушать? Я замужняя женщина, Томас, у меня теперь нет времени для всякой чепухи.
Он быстро взглянул на нее и побледнел, как смерть. Неспособный кривить душой, он словно забыл, что остальные к этому еще не готовы.
- Когда? Зачем?
- Давным-давно. Женщине положено выходить замуж, Томас. Я нравилась Джеку, а его сиротам нужен был уход.
- Понимаю, - пробормотал он, хотя ничего не понял. Чувства, должно быть, подсказывали ему, что дело нечисто, но он утратил способность оценивать слова и поступки. - Только все равно позволь рассказать тебе, где я провел эти семь лет; это мой долг перед тобой, если хочешь.
- Я и так знаю, где ты был, раз лицо у тебя осталось таким же свежим, а руки нежные, значит, ни дня за семь лет не проработали.
- Элсбет, выслушай же меня! Я был там - очарованный…
Почему-то ему очень хотелось рассказать ей об эльфах, не то что нам с Гэвином.
- Ну, пожалуйста, выслушай. Я так долго ждал. - Я думал, что во всем свете только ты и поверишь мне. Я думал, ты поймешь.
- Я давно поняла, - отвечает она, - что ты сгинул куда-то на семь лет и словечка нам не сказал, а теперь думаешь уладить все парой красивых фраз. Тебе не приходило в голову, что мы могли и устать от твоей лжи?
Он хрипло рассмеялся.
- Лжи? Я больше не могу лгать. Это тоже эльфийский дар.
- Мне или тебе? То-то славный подарочек! Уж лучше бы ты вернулся с парой семимильных сапог или с сундуком золота. Но ты, видно, решил, что мы - люди простые, с нас и этого хватит. Не стесняйся, Томас, я готова выслушать историю и похлестче, раз уж тебе пришла охота выговориться.
- Про что же хочешь ты услышать? Как пошел погулять на Эйлдонские Холмы, а там красавица на белом коне с серебряными колокольчиками пообещала мне все богатства земные, стоит мне только отправиться с ней, бросив все, что мне дорого? И как я ушел, бросив арфу, оставив девушку, которую называл любимой, подчиняясь безумной прихоти, на которую только поэт и способен? Если ты семь лет помнила меня таким, что же удивительного в твоих нынешних речах.
Теперь и у Элсбет лицо было, как мел, только на скулах горели два красных пятна.
- Так вот в чем дело, - сказал он, поглядев на нее, - конечно же. Ты считала меня мертвым. А я - вот он, жив-здоров, чем и разочаровал тебя, верно?
Она замерла, словно обратилась в камень и вот-вот рассыплется от любого движения, а не то - испепелит его гневом.
- Мне бы хотелось, - говорит, - один-единственный раз услышать правду из твоих уст. Он поклонился ей низко и учтиво.
- Как изволишь. Вряд ли она тебе понравится, но ты ее услышишь. - Теперь слова его лились без усилий, напряжение отпустило его. - Семь лет назад я лежал на зеленом холме, и ко мне приблизилась дама на белом коне с серебряными колокольчиками.
Так встретил я Королеву Эльфов. Вместе с ней, в одном седле мы понеслись быстрее ветра, пока не оставили позади пределы смертных. Мы пересекли реку, в которой текла кровь со всей Земли, мы миновали безжизненную пустыню, и белая дорога привела нас в Эльфийский Край. Я вспоминал тебя и Гэвина, и Мэг, и даже короля со всем его двором словно во сне, но вы-то были настоящие, это я жил в грезе, семь лет служа Королеве Эльфов.
По лицу Элсбет катились слезы и капали на пряжу. Борясь с подступающими рыданиями, она едва выговорила:
- Ты невыносимый лгун, Томас. Любой из нас так мечтает - мечтает, что в один прекрасный день к нам приедет кто-то на белом коне, украшенном лентами и колокольчиками, и увезет в золотой дворец, и назовет своим любимым. Всем хочется этого, Томас, а вот гляди ж ты, приезжают, конечно, за тобой! За тобой, арфистом, поэтом, красивым парнем с изящными манерами - за кем же им и ехать, если не за тобой!
Он все еще смотрел куда-то вдаль, как все рассказчики, а тут вдруг словно вспомнил про нее и умолк.
- Я не могу, - нерешительно начал он. - Во мне… Во мне ничего больше нет. У меня нет другой истории. - И он повернулся ко мне, такой молодой, неистовый. - Я не знаю другой истории, Мэг! Мэг, где же я тогда был, если не там? Что со мной приключилось?
Я только покачала головой.
- Элсбет, - повернулся он к ней, - чего со мной только не было! Тебе бы понравились мои рассказы, я точно знаю, что понравились бы.
- Хватит с меня сказок, Томас, - ее лицо припухло и покраснело от слез, но говорила она твердо. - Мне и своих хватает: о холодных зимах в Ридже, о детях, которые вечно орут, о бесконечных грязных горшках, о занозах от неструганого дерева и о том, как каждую ночь на тебя наваливается мужчина, потому что ты связана клятвой, и тем, что он дает тебе еду, чтобы не подохла с голода, и тряпье, чтобы прикрыть спину…
- Понимаю, - мрачно говорит Томас. - Но теперь с этим покончено. Оставь его.
Ее рука метнулась к горлу, она откинула голову и невесело рассмеялась.
- Ради кого? Ради тебя? Ты собираешься зарубить его своим блестящим мечом? Или я должна отравить его мозговыми костями?
- Все равно. Оставь его. Ты уже была хорошей женой, теперь можешь побыть и плохой. Я уверен, тебе понравится такая перемена.
- Джека уже нет. Он умер прошлой зимой. Но его родня предложила мне жить у них. Чего ради мне уходить?
- Ради меня, - сказал он. - Ради развлечения, ради мести, ради шутки, ради прихоти. Ради историй, которым ты не веришь, ради песен, которые забыла, ради приключения, которого у тебя никогда не было.
- Ради лжи.
- Что с того? - он схватил ее за руки и держал, хоть она и пыталась вырваться. - Называй как хочешь, пусть для тебя это ложь. Я солгал тебе только раз, когда говорил, что не создан для любви одной женщины.
- Ты хочешь унять свою совесть. Ты, правда, жалеешь меня, потому что я могу рассказать грустную историю не хуже тебя…
- Я знаю, что ты нужна мне, - сказал он. - Ты нужна мне, чтобы мои губы забыли вкус Эльфийской Земли.
И он поцеловал ее, поцеловал отчаянно, горячо, а я только ошеломленно смотрела на них.
Когда он отпустил ее, она так и осталась стоять, вся дрожа, и то краснела, то бледнела прямо на глазах.
- Грубо ты стал ухаживать, - проговорила она, - так тебе ни одного девичьего сердца не завоевать. А когда-то ты был обходителен, мой пригожий, красивый Томас. Если ты этому у эльфов научился, то лучше бы тебе к ним и вернуться, а нас оставить в покое. До свидания, Мэг, спасибо за чай.
- Элсбет, погоди…
Да только она была права. Семь лет назад у него получилось бы куда лучше. Зачем ей теперь его правда?
- Пожалуйста, Элсбет, - он еще пытался преградить ей путь, но она только глянула своими огромными глазищами, и он тут же отступил.
Томас так и стоял у двери, подставив лицо холодному ветру
ЭЛЛЕН КАШНЕР
И Томас протискивается в дверь, держа на вытянутых руках птичье гнездо, а в нем - два голубых яйца, странное дело по осени.
Он осторожно положил гнездо и тут увидел Элсбет. Она вцепилась в вязанье и сидит, не шелохнется. Потом говорит:
- Так ты вернулся.
- Да.
- А мне никто не сказал.
На меня не смотрит, словно меня и нет в комнате, словно весь мир существует только потому, что они в нем живут и смотрят друг на друга, совсем как той ночью, семь лет назад.
- Никто и не знал. Я недавно тут.
- Ты… надолго?
- Не знаю пока.
- Вид у тебя хоть куда, - говорит она, - тебе скитания явно на пользу.
Он тепло улыбнулся.
- Если бы ты знала, как далеко…
- И знать не хочу.
- Элсбет, - говорит он ей, - я должен тебе кое-что сказать.
Она ждет, и я тоже.
- Ты была права. - Он усмехнулся смущенно. - Чудеса есть. Я не очень-то верил, а ты точно знала. Там, в Эльфийской Стране, есть колодец, старый родник посреди зеленого леса. Рядом с этим колодцем стоит чаша. Ни одной птицы не слышное этом лесу, только…
- Прекрати, - сказала она, не поворачивая головы. - Хватит с меня твоего стихоплетства.
- Хорошо, - покорно сказал он, - в другой раз. Но я столько должен рассказать тебе…
- А с чего ты взял, - говорит она и принимается за вязанье, - что я хочу тебя слушать? Я замужняя женщина, Томас, у меня теперь нет времени для всякой чепухи.
Он быстро взглянул на нее и побледнел, как смерть. Неспособный кривить душой, он словно забыл, что остальные к этому еще не готовы.
- Когда? Зачем?
- Давным-давно. Женщине положено выходить замуж, Томас. Я нравилась Джеку, а его сиротам нужен был уход.
- Понимаю, - пробормотал он, хотя ничего не понял. Чувства, должно быть, подсказывали ему, что дело нечисто, но он утратил способность оценивать слова и поступки. - Только все равно позволь рассказать тебе, где я провел эти семь лет; это мой долг перед тобой, если хочешь.
- Я и так знаю, где ты был, раз лицо у тебя осталось таким же свежим, а руки нежные, значит, ни дня за семь лет не проработали.
- Элсбет, выслушай же меня! Я был там - очарованный…
Почему-то ему очень хотелось рассказать ей об эльфах, не то что нам с Гэвином.
- Ну, пожалуйста, выслушай. Я так долго ждал. - Я думал, что во всем свете только ты и поверишь мне. Я думал, ты поймешь.
- Я давно поняла, - отвечает она, - что ты сгинул куда-то на семь лет и словечка нам не сказал, а теперь думаешь уладить все парой красивых фраз. Тебе не приходило в голову, что мы могли и устать от твоей лжи?
Он хрипло рассмеялся.
- Лжи? Я больше не могу лгать. Это тоже эльфийский дар.
- Мне или тебе? То-то славный подарочек! Уж лучше бы ты вернулся с парой семимильных сапог или с сундуком золота. Но ты, видно, решил, что мы - люди простые, с нас и этого хватит. Не стесняйся, Томас, я готова выслушать историю и похлестче, раз уж тебе пришла охота выговориться.
- Про что же хочешь ты услышать? Как пошел погулять на Эйлдонские Холмы, а там красавица на белом коне с серебряными колокольчиками пообещала мне все богатства земные, стоит мне только отправиться с ней, бросив все, что мне дорого? И как я ушел, бросив арфу, оставив девушку, которую называл любимой, подчиняясь безумной прихоти, на которую только поэт и способен? Если ты семь лет помнила меня таким, что же удивительного в твоих нынешних речах.
Теперь и у Элсбет лицо было, как мел, только на скулах горели два красных пятна.
- Так вот в чем дело, - сказал он, поглядев на нее, - конечно же. Ты считала меня мертвым. А я - вот он, жив-здоров, чем и разочаровал тебя, верно?
Она замерла, словно обратилась в камень и вот-вот рассыплется от любого движения, а не то - испепелит его гневом.
- Мне бы хотелось, - говорит, - один-единственный раз услышать правду из твоих уст. Он поклонился ей низко и учтиво.
- Как изволишь. Вряд ли она тебе понравится, но ты ее услышишь. - Теперь слова его лились без усилий, напряжение отпустило его. - Семь лет назад я лежал на зеленом холме, и ко мне приблизилась дама на белом коне с серебряными колокольчиками.
Так встретил я Королеву Эльфов. Вместе с ней, в одном седле мы понеслись быстрее ветра, пока не оставили позади пределы смертных. Мы пересекли реку, в которой текла кровь со всей Земли, мы миновали безжизненную пустыню, и белая дорога привела нас в Эльфийский Край. Я вспоминал тебя и Гэвина, и Мэг, и даже короля со всем его двором словно во сне, но вы-то были настоящие, это я жил в грезе, семь лет служа Королеве Эльфов.
По лицу Элсбет катились слезы и капали на пряжу. Борясь с подступающими рыданиями, она едва выговорила:
- Ты невыносимый лгун, Томас. Любой из нас так мечтает - мечтает, что в один прекрасный день к нам приедет кто-то на белом коне, украшенном лентами и колокольчиками, и увезет в золотой дворец, и назовет своим любимым. Всем хочется этого, Томас, а вот гляди ж ты, приезжают, конечно, за тобой! За тобой, арфистом, поэтом, красивым парнем с изящными манерами - за кем же им и ехать, если не за тобой!
Он все еще смотрел куда-то вдаль, как все рассказчики, а тут вдруг словно вспомнил про нее и умолк.
- Я не могу, - нерешительно начал он. - Во мне… Во мне ничего больше нет. У меня нет другой истории. - И он повернулся ко мне, такой молодой, неистовый. - Я не знаю другой истории, Мэг! Мэг, где же я тогда был, если не там? Что со мной приключилось?
Я только покачала головой.
- Элсбет, - повернулся он к ней, - чего со мной только не было! Тебе бы понравились мои рассказы, я точно знаю, что понравились бы.
- Хватит с меня сказок, Томас, - ее лицо припухло и покраснело от слез, но говорила она твердо. - Мне и своих хватает: о холодных зимах в Ридже, о детях, которые вечно орут, о бесконечных грязных горшках, о занозах от неструганого дерева и о том, как каждую ночь на тебя наваливается мужчина, потому что ты связана клятвой, и тем, что он дает тебе еду, чтобы не подохла с голода, и тряпье, чтобы прикрыть спину…
- Понимаю, - мрачно говорит Томас. - Но теперь с этим покончено. Оставь его.
Ее рука метнулась к горлу, она откинула голову и невесело рассмеялась.
- Ради кого? Ради тебя? Ты собираешься зарубить его своим блестящим мечом? Или я должна отравить его мозговыми костями?
- Все равно. Оставь его. Ты уже была хорошей женой, теперь можешь побыть и плохой. Я уверен, тебе понравится такая перемена.
- Джека уже нет. Он умер прошлой зимой. Но его родня предложила мне жить у них. Чего ради мне уходить?
- Ради меня, - сказал он. - Ради развлечения, ради мести, ради шутки, ради прихоти. Ради историй, которым ты не веришь, ради песен, которые забыла, ради приключения, которого у тебя никогда не было.
- Ради лжи.
- Что с того? - он схватил ее за руки и держал, хоть она и пыталась вырваться. - Называй как хочешь, пусть для тебя это ложь. Я солгал тебе только раз, когда говорил, что не создан для любви одной женщины.
- Ты хочешь унять свою совесть. Ты, правда, жалеешь меня, потому что я могу рассказать грустную историю не хуже тебя…
- Я знаю, что ты нужна мне, - сказал он. - Ты нужна мне, чтобы мои губы забыли вкус Эльфийской Земли.
И он поцеловал ее, поцеловал отчаянно, горячо, а я только ошеломленно смотрела на них.
Когда он отпустил ее, она так и осталась стоять, вся дрожа, и то краснела, то бледнела прямо на глазах.
- Грубо ты стал ухаживать, - проговорила она, - так тебе ни одного девичьего сердца не завоевать. А когда-то ты был обходителен, мой пригожий, красивый Томас. Если ты этому у эльфов научился, то лучше бы тебе к ним и вернуться, а нас оставить в покое. До свидания, Мэг, спасибо за чай.
- Элсбет, погоди…
Да только она была права. Семь лет назад у него получилось бы куда лучше. Зачем ей теперь его правда?
- Пожалуйста, Элсбет, - он еще пытался преградить ей путь, но она только глянула своими огромными глазищами, и он тут же отступил.
Томас так и стоял у двери, подставив лицо холодному ветру
ЭЛЛЕН КАШНЕР