Тоталитарная графика11
Вот очередная гравюра фон Домбровского на тему материнства и детства, а также неистовой прокреации немецких крестьян:
Что она иллюстрирует? Мои немногочисленные, но догадливые читатели (спокойно, это всего лишь риторический прием, я знаю, что никто это не читает) уже догадываются: наверное, очередную цитату из Гитлера. А вот и нет, ни в этот раз.
Домбровский здесь вдохновляется другим братом-австрияком - Бруно Бремом (Bruno Brehm, 1892-1974), а конкретно его рассказом “Дети берут слово”. Хотя Брем был и до конца жизни оставался матерым нацистом, этот рассказ, можно сказать, донацистский (впервые опубликован, насколько я смог выяснить, в 1934 году, т.е. задолго до аншлюса Австрии, а написан, видимо, еще раньше), как бы параллельный "классическому" нацизму.
О чем собственно рассказ и к чему эта мать с шестью сонными детьми? Как такового сюжета у рассказа нет, это зарисовка из быта немецких крестьян-колонистов на Волыни. Волынь в то время (речь, еще раз, идет о первой половине 30-х принадлежала Польше), а немецкие поселенцы появились там еще при Российской империи - Брем называете ее “старой Россией”. В общем, немецкие крестьяне находятся последовательно под гнетом славян, которые не разрешают, например, им строить национальные школы, а с евреями проблем не имеют.
Наоборот, и Брем это специально оговаривает, евреи считают немцев (в отличие, судя по контексту, от поляков и/или украинцев) людьми крайне порядочными и с удовольствием дают им в долг деньги, уверенные, что немец, при первой возможности, вернет долг “до последнего гроша [auf den letzten Groschen]”. Даже не очень понятно, как это всё пропустила нацистская цензура (гравюра Домбровского вышла в публикации конца 1938 года), но, видимо, Брем был настолько своим в доску парнем, что никаких идеологических недостатков в его творчестве заподозрить было невозможно.
Брем в рассказе несколько раз подчеркивает, что у немецких крестьян Волыни очень много детей - шесть детей в семье считает мало [sechs Kinder sind dort wenig Kinder], собственно поэтому на гравюре Домбровского их шесть - меньше ну никак нельзя было нарисовать.
А содержание рассказа такое: по воскресным дням семьи немецких крестьян Волыни собираются в большом сарае (церковь им славяне-угнетатели, надо понимать, тоже не разрешают построить), рассаживаются там по лавкам - женщины и дети на одну сторону, мужчины на другую - и слушают чтение Лютера. Кантор, чтец Библии, не особо грамотен, читает медленно, и младенцы начинают подавать голос - время идет, им хочется кушать. Когда сарай наполняется младенческими криками, кантор останавливает чтение, женщины достают груди и младенцы сосут молоко, пока не успокаиваются. Потом чтение продолжается. Ну и мораль такая, что, когда немецкие младенцы “берут слово”, и в Слове Божьем можно сделать паузу. Богоугодность детей превыше всего.
Что она иллюстрирует? Мои немногочисленные, но догадливые читатели (спокойно, это всего лишь риторический прием, я знаю, что никто это не читает) уже догадываются: наверное, очередную цитату из Гитлера. А вот и нет, ни в этот раз.
Домбровский здесь вдохновляется другим братом-австрияком - Бруно Бремом (Bruno Brehm, 1892-1974), а конкретно его рассказом “Дети берут слово”. Хотя Брем был и до конца жизни оставался матерым нацистом, этот рассказ, можно сказать, донацистский (впервые опубликован, насколько я смог выяснить, в 1934 году, т.е. задолго до аншлюса Австрии, а написан, видимо, еще раньше), как бы параллельный "классическому" нацизму.
О чем собственно рассказ и к чему эта мать с шестью сонными детьми? Как такового сюжета у рассказа нет, это зарисовка из быта немецких крестьян-колонистов на Волыни. Волынь в то время (речь, еще раз, идет о первой половине 30-х принадлежала Польше), а немецкие поселенцы появились там еще при Российской империи - Брем называете ее “старой Россией”. В общем, немецкие крестьяне находятся последовательно под гнетом славян, которые не разрешают, например, им строить национальные школы, а с евреями проблем не имеют.
Наоборот, и Брем это специально оговаривает, евреи считают немцев (в отличие, судя по контексту, от поляков и/или украинцев) людьми крайне порядочными и с удовольствием дают им в долг деньги, уверенные, что немец, при первой возможности, вернет долг “до последнего гроша [auf den letzten Groschen]”. Даже не очень понятно, как это всё пропустила нацистская цензура (гравюра Домбровского вышла в публикации конца 1938 года), но, видимо, Брем был настолько своим в доску парнем, что никаких идеологических недостатков в его творчестве заподозрить было невозможно.
Брем в рассказе несколько раз подчеркивает, что у немецких крестьян Волыни очень много детей - шесть детей в семье считает мало [sechs Kinder sind dort wenig Kinder], собственно поэтому на гравюре Домбровского их шесть - меньше ну никак нельзя было нарисовать.
А содержание рассказа такое: по воскресным дням семьи немецких крестьян Волыни собираются в большом сарае (церковь им славяне-угнетатели, надо понимать, тоже не разрешают построить), рассаживаются там по лавкам - женщины и дети на одну сторону, мужчины на другую - и слушают чтение Лютера. Кантор, чтец Библии, не особо грамотен, читает медленно, и младенцы начинают подавать голос - время идет, им хочется кушать. Когда сарай наполняется младенческими криками, кантор останавливает чтение, женщины достают груди и младенцы сосут молоко, пока не успокаиваются. Потом чтение продолжается. Ну и мораль такая, что, когда немецкие младенцы “берут слово”, и в Слове Божьем можно сделать паузу. Богоугодность детей превыше всего.