Дом открытых дверей
Ветер переменился утром.
Сначала было тихо и ясно, плавно нагревалось, дрожало маревом, потрескивало сухим и горячим. Предвещало такое же ясное и жаркое на весь долгий день, до самого заката и даже немного после него.
Потом вдруг согнулись деревья, хлопнули разом все распахнутые в жаре и неподвижности окна, побежала трещина по стеклу, ударила дверь - ветер поднялся нешуточный.
Восточный. С востока он всегда несется во весь опор, разгоняясь по огромной плоской долине, набирая силу еще от Сурамского хребта, не встречая по пути ни холмика, ни пригорка, улетая далеко и глубоко в синее море всей своей тугой могучей лавиной.
Поначалу я закрывался. Давно, еще весной. Старательно затыкал все двери, закручивал старинные шпингалеты в рассохшиеся пороги, забивал на свое место перекошенные оконные рамы, связывал их ручки тесьмой, белевшей школьными бантиками на темном крашеном дереве. Давно, еще когда было холодно.
Сейчас же наконец температура внутри и снаружи уравнялась, пришла к локальному моему биологическому оптимуму, +28, когда в воздухе существуешь и воздуха не замечаешь. Нет разницы где ты - в спальне, в гостиной, на террасе, в саду - перемещение туда и обратно не дает никакого перепада ни в полградуса. Идеальный воздух. И еще ветер, который ни греет, ни холодит - нейтральная стена неосязаемого воздуха.
По этому поводу наконец раскрыл все двери в доме, на первом его этаже, где живу в основном, поднимаясь наверх только в кабинет за большим пространным текстом, требующим полноценной клавиатуры. То есть редко.
Я никогда не любил закрытых дверей. Всего этого ежесекундного ритуала - подойти, увидеть ручку, взяться за нее, вспомнить - тянуть или толкать, потянуть или толкнуть, придержать, пройти, закрыть за собой. Конечно на втором проходе это механизируется в голове до автоматизма. Никакого "подумать" или "вспомнить", иначе только этим бы и занимался.
Но все равно любое перемещение из комнаты в комнату было связано хотя бы с остановкой перед каждой ее дверью. Подойти. Взяться за ручку. Потянуть. Или толкнуть. Открыть. Закрыть. Открыть. Закрыть.
Помню, в детстве была одна волшебная книжка забытой прибалтийской писательницы. Магия в этой книжке превращала любую дверь в пространственный портал, стоило только хорошенько представить себе то, что хочешь увидеть за дверью. Представил - и вышел на Сан-Марко. Или - Сан-Паулу. Или Франциско. Главное очень сильно этого захотеть.
Все детство я мечтал о такой двери.
Чтобы в любое время можно было бы выйти из своей комнаты и оказаться там, где хочется в этот самый момент оказаться больше всего на свете. Где за дверью светит солнце, плещется море, растут деревья, поднимаются террасами по зеленым горам. Где по старой замшелой лестнице плетутся дивные невиданные розы, где пахнет травой и землей, носятся стрижи, кричат неведомые птицы, и лежит на нагретых ступенях ленивая кошка, жмурясь на солнце.
Иногда я подходил к такой двери, крепко зажмуривался - как велела забытая писательница с длинной и сложной фамилией - представлял себе до малейших деталей и море, и горы, и розы, и даже кисточки на концах ушей у ленивой спящей кошки. Тянул за ручку и выглядывал наружу, чтобы снова и снова ничего этого не увидеть.
Теперь у меня все двери в доме раскрыты настежь, потому что нет нужды закрывать глаза, представлять, тянуть ручку и осторожно выглядывать наружу.
Теперь во все это можно просто выйти, прямо босиком, по холодной с ночи плитке. Сидеть на террасе, жмуриться на солнце, смотреть на горы и деревья, на старую лестницу, на вьющиеся по ней розы.
Кошка, кстати, глядит на меня при этом крайне подозрительно. Похоже что в своих мечтах она представляла совсем другую дверь, в другую мечту.
Ничего, поживет пока в моей)
Сначала было тихо и ясно, плавно нагревалось, дрожало маревом, потрескивало сухим и горячим. Предвещало такое же ясное и жаркое на весь долгий день, до самого заката и даже немного после него.
Потом вдруг согнулись деревья, хлопнули разом все распахнутые в жаре и неподвижности окна, побежала трещина по стеклу, ударила дверь - ветер поднялся нешуточный.
Восточный. С востока он всегда несется во весь опор, разгоняясь по огромной плоской долине, набирая силу еще от Сурамского хребта, не встречая по пути ни холмика, ни пригорка, улетая далеко и глубоко в синее море всей своей тугой могучей лавиной.
Поначалу я закрывался. Давно, еще весной. Старательно затыкал все двери, закручивал старинные шпингалеты в рассохшиеся пороги, забивал на свое место перекошенные оконные рамы, связывал их ручки тесьмой, белевшей школьными бантиками на темном крашеном дереве. Давно, еще когда было холодно.
Сейчас же наконец температура внутри и снаружи уравнялась, пришла к локальному моему биологическому оптимуму, +28, когда в воздухе существуешь и воздуха не замечаешь. Нет разницы где ты - в спальне, в гостиной, на террасе, в саду - перемещение туда и обратно не дает никакого перепада ни в полградуса. Идеальный воздух. И еще ветер, который ни греет, ни холодит - нейтральная стена неосязаемого воздуха.
По этому поводу наконец раскрыл все двери в доме, на первом его этаже, где живу в основном, поднимаясь наверх только в кабинет за большим пространным текстом, требующим полноценной клавиатуры. То есть редко.
Я никогда не любил закрытых дверей. Всего этого ежесекундного ритуала - подойти, увидеть ручку, взяться за нее, вспомнить - тянуть или толкать, потянуть или толкнуть, придержать, пройти, закрыть за собой. Конечно на втором проходе это механизируется в голове до автоматизма. Никакого "подумать" или "вспомнить", иначе только этим бы и занимался.
Но все равно любое перемещение из комнаты в комнату было связано хотя бы с остановкой перед каждой ее дверью. Подойти. Взяться за ручку. Потянуть. Или толкнуть. Открыть. Закрыть. Открыть. Закрыть.
Помню, в детстве была одна волшебная книжка забытой прибалтийской писательницы. Магия в этой книжке превращала любую дверь в пространственный портал, стоило только хорошенько представить себе то, что хочешь увидеть за дверью. Представил - и вышел на Сан-Марко. Или - Сан-Паулу. Или Франциско. Главное очень сильно этого захотеть.
Все детство я мечтал о такой двери.
Чтобы в любое время можно было бы выйти из своей комнаты и оказаться там, где хочется в этот самый момент оказаться больше всего на свете. Где за дверью светит солнце, плещется море, растут деревья, поднимаются террасами по зеленым горам. Где по старой замшелой лестнице плетутся дивные невиданные розы, где пахнет травой и землей, носятся стрижи, кричат неведомые птицы, и лежит на нагретых ступенях ленивая кошка, жмурясь на солнце.
Иногда я подходил к такой двери, крепко зажмуривался - как велела забытая писательница с длинной и сложной фамилией - представлял себе до малейших деталей и море, и горы, и розы, и даже кисточки на концах ушей у ленивой спящей кошки. Тянул за ручку и выглядывал наружу, чтобы снова и снова ничего этого не увидеть.
Теперь у меня все двери в доме раскрыты настежь, потому что нет нужды закрывать глаза, представлять, тянуть ручку и осторожно выглядывать наружу.
Теперь во все это можно просто выйти, прямо босиком, по холодной с ночи плитке. Сидеть на террасе, жмуриться на солнце, смотреть на горы и деревья, на старую лестницу, на вьющиеся по ней розы.
Кошка, кстати, глядит на меня при этом крайне подозрительно. Похоже что в своих мечтах она представляла совсем другую дверь, в другую мечту.
Ничего, поживет пока в моей)