Самолет в полдень
Каждый день в наших горах разделяется на две части - до полудня и после него. В Америке эта традиция обозначается сокращениями "a.m." и "p.m.". У нас же говорят - до и после самолета. Самолет прилетает в полдень.
Первый раз я услышал его звук примерно на третий день своей здесь жизни.
Предыдущие два дня я вероятно оказывался в каком-то слишком шумном месте. Или в магазинной очереди, где все местные тетушки считают своим долгом поговорить с продавщицей каждая о своем, причем одновременно. Или около местных коров, также имеющих обыкновение голосить чуть ли не громче магазинных теток. Но самолет я пропускал.
А тут аккурат в полдень возвращался из церкви домой, в одной руке - походная завинчивающаяся кружка с чаем, в другой - краюха хлеба, которую то и дело норовила откусить местная полюбившая меня собака.
Вокруг кромешная тишина, особенно в моменты, когда собака эта помалкивала, гипнотизируя меня самым жалостливым из всех собачьих взглядов. Слышно только мои же шаги по таящему снегу на дороге, шуршание лыжных штанин друг о друга, и вой далеких невидимых деревенских коров.
И вдруг в эту тихую звуковую ткань вплелся нарастающий гул.
Машин вокруг ни одной, кто может гудеть - разве что совсем уж отчаявшаяся местная коровка, в негодовании что ее никак не загонят доиться. Гул рос и рос, и вскоре из-за горы показался его источник - маленький поблескивающий на солнце двухмоторный самолетик.
Он аккуратно развернулся над речкой, прошел до конца долины, почти уперся в высокую заснеженную вершину, снова развернулся снижаясь - "заходит по коробочке", решил я, - и приземлился на вытянутое поле у небольшого темного сарайчика в отдалении. Буруны снега взметнулись за винтами, на мгновение скрыв эту стрекозу из виду.
В искристых снежинках из его двери показалось несколько человек, тут же скрывшихся в сарайчике, а потом перебежавших из него в микроавтобус. Взамен них в самолет вошло трое других, он постоял, подрагивая крыльями, потом коротко разбежался, взмыл в прозрачный воздух - и растаял в дымке ущелья.
Цивилизация однако! - воскликнул я про себя, и, кинул собаке остатки хлеба и пошел к дому.
На следующий день я примерно в это же время колол дрова для печки. Быстро взмок, скинул сначала куртку, потом свитер, в одной желтой майке, дрова летят, щепки веером, от меня пар идет, красота да и только. И только прервался, чтобы собрать нарубленное в мешок и оттащить в дом - как раздался уже знакомый гул. И ровно в том же месте, что и вчера, показалась сверкающе на солнце насекомое.
Повторилось всё до мелочей - снова четыре фигурки вынырнули из распахнувшейся дверки, рыкнула машина, три другие фигурки юркнули в стрекозу, она смешно подпрыгнула на бугорке, поднялась и упорхнула в бело-голубую кашу в глубине ущелья.
Вечером рассказал об этом вернувшемуся из леса соседу, пока тот распрягал из своих титанических саней двух огромных быков, заросших клочковатой шерстью почти до самой земли. Быки устало водили глазами по сторонам, жевали губами и дышали паром, густым как из чайника.
- Да он тут у нас каждый день считай летает. - Ответил сосед, закидывая в сани бычью упряжь. - Из города и обратно. Начальство возит, туристов, для нас если что закажем - тоже может передать. Дорога-то сам видишь какая, целый день по ней спускаться можно.
- И ровно в одно и то же время прилетает?
- Ровно, как часы. Мы на часы уже и не смотрим, да и не носим их, зачем. Солнце встало - пора просыпаться. Солнце село - значит всё, ночь на дворе. Ну а полдень - это когда самолет прилетит.
- Как пушка на Петропавловке значит, в полдень стреляет каждый день.
- Вот, точно, как она, наверное. Я-то сам не был, но туристы говорили. Тоже ее вспоминали.
- Слушай, ну а если не прилетит? Если не будет в двенадцать этого привычного его гула? Что получится, вы не узнаете который час? Не разделите свой день на "до самолета" и "после"? Весь день сольется в одну непрерывность, без ориентиров, без четкого разделения на утро и вечер? Бывает же, что он не прилетает?
- Бывает, - усмехнулся сосед, - Для такого дня у нас есть свое особое название.
- И какое же? "День, когда самолет не прилетел.". "День, когда у нас нет временных ориентиров".
- Да нет, проще. Он называется - воскресенье.
Первый раз я услышал его звук примерно на третий день своей здесь жизни.
Предыдущие два дня я вероятно оказывался в каком-то слишком шумном месте. Или в магазинной очереди, где все местные тетушки считают своим долгом поговорить с продавщицей каждая о своем, причем одновременно. Или около местных коров, также имеющих обыкновение голосить чуть ли не громче магазинных теток. Но самолет я пропускал.
А тут аккурат в полдень возвращался из церкви домой, в одной руке - походная завинчивающаяся кружка с чаем, в другой - краюха хлеба, которую то и дело норовила откусить местная полюбившая меня собака.
Вокруг кромешная тишина, особенно в моменты, когда собака эта помалкивала, гипнотизируя меня самым жалостливым из всех собачьих взглядов. Слышно только мои же шаги по таящему снегу на дороге, шуршание лыжных штанин друг о друга, и вой далеких невидимых деревенских коров.
И вдруг в эту тихую звуковую ткань вплелся нарастающий гул.
Машин вокруг ни одной, кто может гудеть - разве что совсем уж отчаявшаяся местная коровка, в негодовании что ее никак не загонят доиться. Гул рос и рос, и вскоре из-за горы показался его источник - маленький поблескивающий на солнце двухмоторный самолетик.
Он аккуратно развернулся над речкой, прошел до конца долины, почти уперся в высокую заснеженную вершину, снова развернулся снижаясь - "заходит по коробочке", решил я, - и приземлился на вытянутое поле у небольшого темного сарайчика в отдалении. Буруны снега взметнулись за винтами, на мгновение скрыв эту стрекозу из виду.
В искристых снежинках из его двери показалось несколько человек, тут же скрывшихся в сарайчике, а потом перебежавших из него в микроавтобус. Взамен них в самолет вошло трое других, он постоял, подрагивая крыльями, потом коротко разбежался, взмыл в прозрачный воздух - и растаял в дымке ущелья.
Цивилизация однако! - воскликнул я про себя, и, кинул собаке остатки хлеба и пошел к дому.
На следующий день я примерно в это же время колол дрова для печки. Быстро взмок, скинул сначала куртку, потом свитер, в одной желтой майке, дрова летят, щепки веером, от меня пар идет, красота да и только. И только прервался, чтобы собрать нарубленное в мешок и оттащить в дом - как раздался уже знакомый гул. И ровно в том же месте, что и вчера, показалась сверкающе на солнце насекомое.
Повторилось всё до мелочей - снова четыре фигурки вынырнули из распахнувшейся дверки, рыкнула машина, три другие фигурки юркнули в стрекозу, она смешно подпрыгнула на бугорке, поднялась и упорхнула в бело-голубую кашу в глубине ущелья.
Вечером рассказал об этом вернувшемуся из леса соседу, пока тот распрягал из своих титанических саней двух огромных быков, заросших клочковатой шерстью почти до самой земли. Быки устало водили глазами по сторонам, жевали губами и дышали паром, густым как из чайника.
- Да он тут у нас каждый день считай летает. - Ответил сосед, закидывая в сани бычью упряжь. - Из города и обратно. Начальство возит, туристов, для нас если что закажем - тоже может передать. Дорога-то сам видишь какая, целый день по ней спускаться можно.
- И ровно в одно и то же время прилетает?
- Ровно, как часы. Мы на часы уже и не смотрим, да и не носим их, зачем. Солнце встало - пора просыпаться. Солнце село - значит всё, ночь на дворе. Ну а полдень - это когда самолет прилетит.
- Как пушка на Петропавловке значит, в полдень стреляет каждый день.
- Вот, точно, как она, наверное. Я-то сам не был, но туристы говорили. Тоже ее вспоминали.
- Слушай, ну а если не прилетит? Если не будет в двенадцать этого привычного его гула? Что получится, вы не узнаете который час? Не разделите свой день на "до самолета" и "после"? Весь день сольется в одну непрерывность, без ориентиров, без четкого разделения на утро и вечер? Бывает же, что он не прилетает?
- Бывает, - усмехнулся сосед, - Для такого дня у нас есть свое особое название.
- И какое же? "День, когда самолет не прилетел.". "День, когда у нас нет временных ориентиров".
- Да нет, проще. Он называется - воскресенье.