Томский погром. Часть 1
Этот текст был написан в конце прошлого года, на основании работ историков, вышедших еще несколько лет назад. Поэтому все совпадения с украинскими событиями самому автору кажутся удивительными, хотя и не случайными… Некоторые особо яркие из таких совпадений отмечены в тексте поздними комментариями - курсивом.
События, произошедшие в октябре 1905 года в Томске, советская историография традиционно толковала как «черносотенный погром». А эпитеты, которыми награждали их участников («озверелая толпа» и т.п.) подходят, скорее, не ученым, а парторгам. Впрочем, такое отношение было ожидаемым. Это действительно было одно из самых кровавых столкновений революционеров с монархистами в истории «революции 1905 года». И хотя бы в силу этого заслуживает внимания. И - более беспристрастного описания.
Губернский центр Западной СибириИтак, Томск. 1905 год. В то время это был быстрорастущий губернский город, уступавший только Иркутску. Большую часть семидесятитысячного населения города составляли мещане, крестьяне и наемные рабочие (хотя крупных заводов в городе не было, но средних и мелких производств хватало). Но поскольку это был губернский центр - то в нем стремительно зарождался и «средний класс»: прежде всего, чиновники (в Томске сосредоточилось немало государственных учреждений), служащие железной дороги, купцы и владельцы кустарных мастерских. Особую группу составляли студенты - в Томском университете, Технологическом институте и десятке средних учебных заведений обучалось свыше 5000 человек, многие из которых были приезжими. Жила в Томске и внушительная (по сибирским меркам) еврейская община - почти 4000 человек, эта диаспора, помимо прочего, владела множеством лавок и магазинов. Такова была социальная среда города накануне 1905 года. Теперь немного о расстановке сил в этой среде.
Наиболее политизированной частью томичей ожидаемо были студенты. В 1896 г. прошла первая сходка студентов университета, в 1899 г. состоялась их забастовка, в 1903 г. студенты организовали первую в Томске демонстрацию, сопровождавшуюся масштабными столкновениями с полицией. Как можно было догадаться, наиболее популярны среди студентов были левацкие убеждения. Впрочем, профессура университета отличалась от них не сильно. Как писал позже попечитель Томского учебного округа Л.И. Лаврентьев: «В смутное время… профессора института, нисколько не стесняясь, стали на сторону революции (за исключением, быть может, одного или двух: вполне ручаться могу только за одного)». Студенты и профессура составляли поначалу и костяк первых нелегальных ячеек эсэров и эсдэков.
Если университет стал одним из центров леваков, то оплотами либералов оказались городская дума и ряд городских общественных организаций: Общество естествоиспытателей и врачей, Юридическое общество и т.п.
Немало томичей являлись носителями консервативных и монархических взглядов. Это, прежде всего, члены Мещанского и Купеческого обществ. В начале 1905 года в городе был даже создан «Кружок русских людей», который в своей листовке «К русским людям» провозглашал: «Мы твердо убеждены, что только в единодушии и непосредственном общении Царя со свободной Церковью и свободным народом в лице земских соборов или государственной думы, состоящей из избранных народом подлинных его представителей, - заключается действительное спасение России от всех неустройств, хищений и неправд». Так что называть томских патриотов и монархистов «ретроградами» и «оголтелыми погромщиками» было как минимум неправдой.
Русско-японская война, которая в Томске была заметнее, чем в европейской части Империи, привела к радикализации взглядов всех идеологических течений. Если одни видели в войне причину сплочения вокруг Царя, то другие - повод для радикального слома государственного строя.
Беспорядки в столицах, с которых начался 1905 год, только подлили масла в огонь. С ними совпала смена местной власти: прежний губернатор генерал-майор К.С. Старынкевич получил новое назначение, а на его место был назначен харьковский вице-губернатор Всеволод Николаевич Азанчевский-Азанчеев. Человек новый, не имевший ни опыта самостоятельного управления большой по территории губернией, ни связей среди местных элит, ни сколь-нибудь глубоких знаний о сибирских особенностях, он оказался в очень непростом положении. К тому же, если для Харькова война с Японией была скорее темой газетных публикаций, то здесь на губернатора ложилась масса обязанностей, связанных с тыловым обеспечением русской армии. И, выполняя эти (первоочередные) задачи, новый губернатор имел крайне мало времени на то, чтобы наладить еще и влияние на общественную жизнь Томска. Да вдобавок, накануне нового 1905 года скончался глава томской полиции П.П. Аршаулов. И на его место был назначен коллежский советник П.В. Никольский, человек для местной правоохранительной системы чужой, да и как специалист оказавшийся совершенно слабым.
Эти кадровые сложности, во многом и стали причиной того, что власть на события осени почти не смогла повлиять. Все противодействие митингам и забастовкам долгое время сводилось… к распоряжениям губернатора о штрафе в 500 рублей организаторам «не вызываемых необходимостью и нарушающих тишину и спокойствие сборищ». Эти распоряжения печатались местными газетами и откровенно игнорировались местной же революционной братией (в среде томских леваков было немало ссыльных и даже бывших каторжан, которых угроза штрафа скорее забавляла).
Не представлялся революционерам серьезной угрозой и томский гарнизон, состоявший большей частью из призванных резервистов, которые ожидали скорой демобилизации по случаю окончания войны и потому служебным рвением не отличались.
«Школьный» бунт и митинговая «лихорадка»
13 октября 1905 г. забастовали 1,5 тыс. служащих Управления Сибирской ж.д. На следующий день к ним примкнули учащиеся средних учебных заведений - очень «революционно настроенная» публика. Управлять конфликтной энергией пытались местные активисты РСДРП. 15 октября толпа «бастующих» (где свыше половины были школяры) пыталась найти себе место для митинга, но натыкалась на разъезды полиции. В итоге - около 400 человек проникло в Бесплатную библиотеку и укрепилось там. Входы тут же перекрыли наряды казаков и солдат. На просьбы полиции выпустить хотя бы женщин и детей митингующие отвечали «сильным шумом, гиканьем, свистом, криками «полиция и жандармерия, долой отсюда!» Подтянулись некоторые родители, но многие учащиеся остались в здании: кто из солидарности с бастующими, а кого и удержали силой.
Параллельно леваки стали распускать слухи об «избиении казаками детей в библиотеке», особенно усердствовал журналист газеты «Сибирский вестник» эсер Вознесенский. Те родители, что еще не были у места событий, бросились в городскую управу с требованием сейчас же «снять осаду с библиотеки». Однако губернатор отказался «амнистировать» взрослых участников захвата здания, прикрывшихся детьми. Дело близилось к ночи, а забастовщиков по-прежнему блокировали в здании. И только, когда рассвирепевшие родители готовы уже были вооружиться и штурмовать сами, причем не ясно, что вперед - библиотеку или резиденцию самого губернатора - тогда ближе к полуночи казакам и солдатам был дан приказ отойти и не препятствовать попыткам леваков избежать ареста.
Обошлось без жертв, но опасный прецедент был создан. И, начиная со следующего дня, город погрузился в митинговую стихию. Так был сделан первый шаг к будущей трагедии. И сделан он был теми руководителями леваков (Анцинов, Фредяковский и др.), который решили, что «живой щит» из гимназистов - отличная идея для давления на власть. Надо думать, что у многих представителей консервативной части томичей после этого градус «контрреволюционности» заметно вырос.
(Почему-то сразу вспомнился нелепый разгон киевских студентов, оказавшийся для власти роковым)
Тем временем протестные митинги шли непрерывной чередой, причем на самых разных площадках, такой размытый топографически «майдан». Впрочем, был у него и свой «центр» - городской (Королевский) театр, где бессменными руководителями митингов становятся социал-демократы В.М. Броннер и Доброхотов.
Губернатор пытался как-то ввести этот процесс в минимально подконтрольное русло. Предложил городскому голове стать постоянным председателем этих митингов (освободив заранее от ответственности за речи митингующих), но тот отказался; пытался объединить их на одной площадке, создать некий предшественник знаменитому в будущем Гайд-парку… Но беда была в том, что организаторы митингов вовсе не хотели, чтобы власть получила обратно какие-то рычаги управления процессом. А значит, инициативы губернатора полностью игнорировались.
Давление нарастало. И вот уже 17 октября на митингах зазвучали предложения идти и арестовать губернатора. А 18 октября от слов стали переходить к актам вандализма. Как докладывал глава полиции Никольский: «Толпа демонстрантов… при участии учеников средне-учебных заведений посетили мужскую гимназию, где выломали двери, а затем, захватив с собой несколько гимназистов, подошла к зданию Коммерческого училища на Воскресенской горе с целью прекратить в этом училище учебные занятия. Вызванными вовремя казаками и нижними чинами батальона толпа эта была рассеяна». Однако части участников беспорядков успешно укрылась от казаков… в здании окружного суда. Служители Фемиды, видимо, прониклись жалостью к юным участникам беспорядков (хотя тех не убивали, и даже не арестовывали) - воистину Российская Империя была куда как более мягким и беспечным к внутренним опасностям государством, чем ее «наследники» - СССР и РФ.
А сколько эмоций вызвало обсуждение текста Манифеста 17 октября в психике тогдашней оппозиции, можно судить по воспоминания городского головы Макушкина: «Суть речи преподавателя технологического института… состояла в требовании низвергнуть губернатора и объявить губернатором городского голову… Оратор был в крайнем возбуждении и после речи еще долго был в нервной дрожи». Ладно, хоть обошлось без пены изо рта…
Тем не менее градус оппозиционности рос. Вечером 18 октября состоялось заседание городской думы, на котором присутствовало 26 гласных и большое количество участников митингов. Принимаются постановления, осуждающие разгон демонстрации, и требования увольнения полицмейстера П.В. Никольского, удаления из города казачьей сотни, прекращения финансирования городского полицейского управления (ГПУ), учреждения городской охраны и немедленного освобождения политических заключенных. (Ничего не напоминает?)
Тогда вот еще интересный штрих. С постановлениями городской думы А.И. Макушин отправился к губернатору. У подъезда городской управы он встретил группу рабочих, сообщивших, «что они разбили стекла у магазина Второва за то, что управляющий Второва Чернышов, по их словам, нанимал ломовых извозчиков бить забастовщиков».
Губернатор был склонен к сотрудничеству: пообещал убрать Никольского, как только найдут замену, написать командующему Омским военным округом просьбу убрать из города казаков, про финансирование полиции вообще отметил, что для города это дело добровольное и губерния справится без них. А на идею городской охраны - ответил: «Создавайте!» Власть продолжала отступать, внушая сторонникам революции эйфорию, а ее противникам убежденность в том, что пора брать дело в свои руки.
(Замените казаков на «беркутовцев», а городскую охрану на «сотни самообороны» - не правда ли, знакомая картина. А нам рассказывают про «новейшие технологии» западных спецслужб…)
Точка невозвратаПоследствия «готовности к сотрудничеству» не замедлили сказаться. В своем рапорте спустя несколько дней он сам признал: «Полицейские деморализованы. Чиновники просили о переводе в уезды. Прессинг на улицах, угрозы насилия и пр. Нижние чины не только прекратили в 19 октября наружную службу, но боялись даже показываться в форменной одежде на улице».
Революционеры наоборот активизировались. Местный комитет РСДРП выдвинул идею проведения выборов органа революционного самоуправления города. А рабочие тем временем вместе с боевиками «леваков» успешно избивали тех самых извозчиков и крестьян на Базарной площади как «несознательный элемент». Базар опустел к обеду 19 октября.
(И снова меняем извозчиков на антимайдановцев… и ничего не меняется).
Все, что смог им противопоставить губернатор - это расклеить по городу пару десятков объявлений, что Манифест 17 октября - это хорошо, митинги - плохо и противозаконно, а горожане могут спокойно заниматься своими делами. Эти плакаты у боевиков-«леваков» вызвали вполне оправданный смех.
Тем временем городская власть вела совещание с представителями общественности об организации дневной охраны, которую одобрил губернатор. Руководство ей решили возложить на главу ночной охраны П.И. Иванова. Острые споры вызвал вопрос о вооружении и персональном составе этой охраны. Радикалы стремились наполнить ее своими людьми и настаивали на выдаче им оружия. Городской голова Макушин настаивал на том, что охрана должна быть безоружной и беспартийной. Но поскольку понимания не нашел - это стало одной из причин его добровольной отставки 20 октября.
В итоге, приняли решение на первых порах укомплектовать охрану из членов добровольного пожарного общества и студентов; охранников вооружить специально купленными револьверами. Руководить охраной должен был специально созданный Комитет общественной безопасности (КОБ). КОБ тут же издал листовку следующего содержания: «Граждане! Комитет общественной безопасности, избранный Томской городской думой, организовал городскую милицию. Она будет охранять вас, вашу жизнь, здоровье, имущество и честь против насилия всякого рода…» В тот же день городская управа приобрела 54 револьвера системы «Бульдог» и изготовила опознавательные белые повязки с буквами ГО (городская охрана) и гербом города.
И в тот же день леваки объявили о проведении выборов в «революционное самоуправление». Тянуть не стали. Город в один день поделили на округа, изготовили бюллетени-«записки» и провели голосование, в котором приняло участие около 10 тысяч «записок» (правда, проверок на предмет того, что одна записка = 1 гражданину никто не проводил). Так в городе в одночасье возникли альтернативные «власть» и «милиция». Очевидно, что кризис дошел до стадии, когда разрешить его мирно уже было нельзя. «Точка невозврата» была пройдена.
(Продолжение следует)
присоединиться к сообществу РОНС-информ! rons_inform
читайте материалы на сайте РОНС