Роман Давыдов - 110 (5)
(Окончание)
В преддверии 600-летия Куликовской битвы, которое в СССР готовились широко отмечать в 1980 году, Роман Давыдов вновь ухватился за шанс вернуться к фильмам на историческом материале.
«Когда у нас приближалось 600-летие Куликовской битвы, я обратился <...> к [редактору Аркадию Снесареву]: вот бы, как хорошо бы... Он сам предложил: давай, я напишу тебе сценарий. Он написал сценарий очень большой, мне пришлось очень много выбросить. Я уговаривал дирекцию, чтобы сделать три части. И [в Комитете] никак не соглашались: только две части! Но я не мог влезть в две части, хотя я много выбросил из сценария. Я всё-таки сделал три части, три части и были приняты».
Как вспоминает художник Галина Шакицкая, сценарий Снесарева «Лебеди Непрядвы» был больше рассчитан на поэтическое воплощение, в духе «Сечи при Керженце» Норштейна и Иванова-Вано. Но Давыдов, разумеется, подошёл к нему как режиссёр-реалист. Сам Аркажий Снесарев до выхода фильма не дожил, он умер в марте 1979 года. На сей раз постановку курировал исторический консультант, заместитель директора Института истории СССР АН СССР, доктор исторических наук, профессор В.И. Буганов. В своём заключении на сценарий он, в частности, выражал удивление, что «слово «господь» зачем-то даётся с большой буквы». Трактовка событий 600-летней давности в сценарии и фильме полностью соответствовала официальной, проходимой в советских школах. Редактура Госкино, утверждая литературный сценарий в июне 1979 года, рекомендовала: «...следует более чётко и компактно выстроить композицию первой части (до самой битвы), здесь желательно ярче отразить тяжесть иноземного ига для простого народа и силы сопротивления, зреющие в нём; художественно обогатить образы героев фильма, особенно фигуру Дмитрия Донского. На наш взгляд, неоправданно большое значение придаётся роли Сергия Радонежского».
Сергий Радонежский в фильме «Лебеди Непрядвы» стал, по-видимому, первым положительным образом священнослужителя в советской мультипликации.
Художниками-постановщиками на картине были Александр Винокуров (фоновая часть) и Николай Ерыкалов (персонажи), основным мультипликатором - главный «баталист» «Союзмультфильма» Олег Сафронов. Однако в фильме почти нет ярких экспериментальных решений, отличавших прежние работы Романа Давыдова, а образные кадры не производят такого же впечатления, как в его ранних лентах. Кое-где заметны и вкусовые «проколы». Это будет характерно практически для всех его последующих фильмов: эксперимент уступает место почти бытовому реализму.
Участие научного консультанта не избавило картину от досадной ошибки, о причинах которой рассказывал сам режиссёр (приводим это свидетельство с сохранением лексики):
«Произошёл странный случай. <...> Битва на Куликовском поле была восьмого сентября. Мы так и порешили, но ведь это же было восьмого сентября по старому стилю! А в девятнадцатом году (в действительности - в 1918-м - Г.Б.) новый стиль был, на 14 дней мы «опоздали», значит, должно было быть 22-го сентября. И 22-го сентября у нас было запланирована сдача фильма. Кроме того, что не две части, а три части я делал, где-то в мае месяце или, может быть, в июне приходит ко мне директор картины и говорит: «Роман Владимирович, Вы знаете что - всё-таки 8-го сентября, а не 22-го сентября». Я говорю: «Как же так?». А он посмотрел перекидной календарь - и там дата стоит: 600-летие Куликовской битвы - 8-го сентября. <...> Он позвонил в «Правду» (потому что это календарь издания «Правды»), ему ответили, что в 1700-м году, когда Пётр вводил Новый год с 1700-го года (а не с 1701 года, откуда начинается XVIII век), он оставил все даты, как были. 8-е - и всё. А когда Ленин переходил на новый стиль, ему, наверное, было совершенно безразлично - да может быть, у него было столько работы, что ему было не до того. Так и осталось 8-е сентября.
Ну, ладно. Успел я сделать три части к восьмому сентября. Успел всё-таки. И тут был ещё один смешной очень факт. Не знаю, нужно ли писать это или нет - это ваше дело. У меня была очень тяжело больна жена, и я искал возможность съехаться с семьёй сына. Жена умерла, когда мы съезжались уже. Потому что и работать, и ухаживать за больной женою очень было трудно. Вот мы и съехались вот в эту квартиру. А съезжались мы с человеком, как впоследствии я узнал, когда я сюда перевозил вещи, а он отсюда перетаскивал вещи... <…> Он оказался работником издательства церковного. <…> А это было, значит, в 1982-м году, после смерти уже жены. Жена умерла в 1982-м. Так вот, он спрашивает меня: «А у Вас там Сергий Радонежский участвует?» - когда я ему сказал, что вот, такой-то фильм сделал. Я говорю: «Как же может не участвовать? Ведь это же действующее лицо такое же, как Дмитрий Донской!» Он говорит: «А что, если показать <фильм в> Патриархии?» Я говорю: «Ну что ж, пожалуйста: напишите письмо директору, вот данные его, он разрешит, я думаю. Почему не показать фильм? Фильм хорошо принят...» Ну вот, он, значит, попросил, тот разрешил. И говорит: «У нас [показ состоится] 22-го». Я говорю: «Почему же 22-го, когда 8-го сентября?». Он: «Видите ли, в чём дело. 8-го сентября по старому стилю - это день рождения Богородицы. А по новому получается - 22-го. Так у нас известно, что битва была в день рождения Богородицы». <...> И я поехал туда, конечно, там приняли [фильм] очень хорошо, и меня спрашивают: «А можно ли купить эту картину?» Я говорю: «Ну, это я уж не знаю. Я только работаю, я сделал фильм - больше меня ничего не касается. Я не знаю, где будет прокат, и будет ли...» <…> . Ну, после-то я уже узнал, по телефону он мне сообщил, что Патриархия купила три копии. Одну оставили у себя, очевидно, одну - в Загорск, Троицко-Сергиевской лавре...».
«Лебеди Непрядвы», 1980
...Известно, что в конце жизни Роман Давыдов перенёс несколько инсультов. По некоторым сведениям, первый из них произошёл даже вскоре после завершения работы над «Маугли». Евгений Мигунов вспоминал одну из их встреч: «Я надолго расстался с ним и не виделся с 1961 года по 1975 г. Он перенёс тяжелый инсульт и прединфаркт. Когда я встретил его на Савёловской эстакаде, возвращаясь домой из «Крокодила», и окликнул, он... не узнал меня. Долго и подозрительно вглядывался в моё лицо... Потом, когда я довольно подробно напомнил ему о нашем прошлом и совместной работе, фактах и фактиках, он вдруг просветлел... И, как-то конфузясь и страдая, как бы извиняясь, сказал: - «А ты знаешь, я даже рад, что умру от благородных, а не от вонючих болезней. Инфаркт и инсульт - всё-таки лучше. А ведь я теперь тебя совсем вспомнил. Ты же - Женька Мигунов?» Я подтвердил. Но напоминать ему, что я только сейчас рассказывал об этом, не стал. И мы попрощались. Навсегда...».
Видимо, это было одной из причин потери творческой формы в поздние годы. В фильмы Давыдова 1980-х годов проникает напыщенный пафос, юмор почти исчезает, а если остаётся - становится натужным.
После завершения «Лебедей Непрядвы» Давыдов взялся за экранизацию адыгского эпоса «Сын камня». По словам режиссёра, привлекла его именно возможность ещё раз поработать в близком ему эпическом жанре. Сказания о нартах в сценарии, разумеется, были адаптированы для детского кино, но сюжет явно был рассчитан на больший метраж, нежели отпущенные на фильм две части. Помимо Винокурова и Ерыкалова, над картиной работал и третий художник-постановщик - Григорий Козлов. Фильм был завершён весной 1982 года.
«Сын камня», 1982
К концу того же 1982 года Давыдов успел завершить ещё один фильм по алтайским сказкам - «Охотник и его сын». Художником-постановщиком он пригласил свою невестку - мультипликатора Галину Золотовскую, жену Александра Давыдова, незадолго до этого не без помощи Романа Владимировича вышедшую из кризиса, связанного с попаданием под влияние секты. Контурное решение было близким к тому, что применялось Винокуровым в «Гунане-Баторе», но технически «Охотник и его сын» был более слабым.
«Охотник и его сын», 1982
В 1983 году Давыдов снял неожиданный для своей творческой специфики фильм - сатирическую сказку «Пилюля». Довольно нелепый сценарий Владимира Капнинского был посвящён, как и большинство его сценарных работ, разоблачению обманных технологий - на сей раз спекуляции. Героями картины были очеловеченные животные, что тоже было большой редкостью для Давыдова-режиссёра и ранее встречалось только в «Трёх медведях» и «Козлёнке». К тому же «Пилюля» - единственная поздняя работа Давыдова, лишённая его любимого элемента - лошадей. Художником фильма вновь был Александр Винокуров, однако графически картина сделана весьма небрежно. «Пилюля» стала одной из наименее удачных картин Романа Давыдова.
«Пилюля», 1983
В 1985 году Давыдов снимает ещё один исторический сюжет - «Сказ о Евпатии Коловрате», по народным преданиям об обороне Рязани от нашествия Батыя в XIII веке. Помимо уже традиционного приглашения Александра Винокурова для эскизов декораций, Давыдов выдвигает в художники-постановщики по персонажам Олега Сафронова. Однако этот опыт не приносит удовлетворения: «Трудно мне было очень, потому что я в первый раз пригласил на должность художника-постановщика художника-мультипликатора Сафронова. И я думал, что он отдастся весь этой новой для него и почётной в какой-то степени работе. Весь должен отдаться! И он меня разочаровал. Он очень хорошо рисует, я знаю, я его люблю как художника, и он всё-таки <…> больше любит деньги, чем работу. Это, конечно, тоже писать не стоит... Я не хочу обидеть, хотя я ему один на один, конечно, это говорил. <…> С высоты своих лет я должен сказать человеку, что так не стоит жить».
В «Сказе о Евпатии Коловрате» вновь проделана сложная работа с контуром, однако, как и в «Пилюле», в ней сильно заметен низкий уровень прорисовки и контуровки. Один из персонажей фильма - рязанский кузнец Егор - перенесён режиссёром из «Лебедей Непрядвы»: видимо, так Давыдов хотел в какой-то мере реализовать свою идею о герое - «путешественнике по векам», заявленную в «Детстве Ратибора».
«Сказ о Евпатии Коловрате», 1985
Последней работой Романа Владимировича Давыдова стало продолжение экранизации адыгских сказаний - «Сын камня и великан». Картина была закончена в 1986 году, художниками её были Владимир Морозов и Григорий Козлов.
«Сын камня и великан», 1986
В 1987 году Давыдов готовился к постановке ещё одной исторической картины - «Письмо из XIII века», об Александре Невском и Ледовом побоище. Вдохновили его на эту работу находки новгородских берестяных грамот и открытие массовой грамотности жителей Новгорода и Пскова. Был уже готов режиссёрский сценарий, однако здоровье режиссёра не позволило его осуществить. Романа Владимировича Давыдова не стало 17 сентября 1988 года.
Владимир Никитин, видевший Давыдова в последний период его работы, вспоминает, как он устало садился в уголке, вздыхал и сокрушённо говорил: «Ну что за мультипликаторы пошли! ЛОШАДЬ нарисовать не могут!». Роман Давыдов не оставил учеников (если не считать мультипликаторов, которым он преподавал на курсах, и которые работали на его картинах), его режиссёрская манера и те поиски, которые он вёл, сегодня забыты и не востребованы. Ещё в 1985 году в интервью для сборника «Сотворение фильма» он говорил: «Хотя мне сейчас уже 72 года, у меня усталости нет. Я всегда вижу свои ошибки. И переживаешь, ляжешь спать и не заснёшь: «Ну зачем же так сделал, надо было вот этак сделать!». Вот такая вот беда. Но это, очевидно, со всеми творческими работниками бывает. Недавно я читал Нестерова, художника... Это как раз относится тоже к Сергию Радонежскому... Уже во время войны - он ещё был жив, - когда в Третьяковской никого почти не было, он приходил и смотрел на свою картину «Явление отроку Варфоломею» <…> : «Да, а всё-таки люди-то ходят, всё-таки смотрят, я вот был недоволен ею, а людям нравится!» Он был как-то очень удовлетворён этим. Так что это, очевидно, у всех, у всех, у всех...».
При подготовке постов использованы расшифровки интервью, данных Р.В. Давыдовым Анатолию Прохорову для книги «Сотворение фильма»; монологи В.А. Никитина, зафиксированные Алексеем Орловым; записи Е.Т. Мигунова и интервью В.И. Вышегородцева. В оформлении материала помогал Роман Кобзарев (1963-2022).
В преддверии 600-летия Куликовской битвы, которое в СССР готовились широко отмечать в 1980 году, Роман Давыдов вновь ухватился за шанс вернуться к фильмам на историческом материале.
«Когда у нас приближалось 600-летие Куликовской битвы, я обратился <...> к [редактору Аркадию Снесареву]: вот бы, как хорошо бы... Он сам предложил: давай, я напишу тебе сценарий. Он написал сценарий очень большой, мне пришлось очень много выбросить. Я уговаривал дирекцию, чтобы сделать три части. И [в Комитете] никак не соглашались: только две части! Но я не мог влезть в две части, хотя я много выбросил из сценария. Я всё-таки сделал три части, три части и были приняты».
Как вспоминает художник Галина Шакицкая, сценарий Снесарева «Лебеди Непрядвы» был больше рассчитан на поэтическое воплощение, в духе «Сечи при Керженце» Норштейна и Иванова-Вано. Но Давыдов, разумеется, подошёл к нему как режиссёр-реалист. Сам Аркажий Снесарев до выхода фильма не дожил, он умер в марте 1979 года. На сей раз постановку курировал исторический консультант, заместитель директора Института истории СССР АН СССР, доктор исторических наук, профессор В.И. Буганов. В своём заключении на сценарий он, в частности, выражал удивление, что «слово «господь» зачем-то даётся с большой буквы». Трактовка событий 600-летней давности в сценарии и фильме полностью соответствовала официальной, проходимой в советских школах. Редактура Госкино, утверждая литературный сценарий в июне 1979 года, рекомендовала: «...следует более чётко и компактно выстроить композицию первой части (до самой битвы), здесь желательно ярче отразить тяжесть иноземного ига для простого народа и силы сопротивления, зреющие в нём; художественно обогатить образы героев фильма, особенно фигуру Дмитрия Донского. На наш взгляд, неоправданно большое значение придаётся роли Сергия Радонежского».
Сергий Радонежский в фильме «Лебеди Непрядвы» стал, по-видимому, первым положительным образом священнослужителя в советской мультипликации.
Художниками-постановщиками на картине были Александр Винокуров (фоновая часть) и Николай Ерыкалов (персонажи), основным мультипликатором - главный «баталист» «Союзмультфильма» Олег Сафронов. Однако в фильме почти нет ярких экспериментальных решений, отличавших прежние работы Романа Давыдова, а образные кадры не производят такого же впечатления, как в его ранних лентах. Кое-где заметны и вкусовые «проколы». Это будет характерно практически для всех его последующих фильмов: эксперимент уступает место почти бытовому реализму.
Участие научного консультанта не избавило картину от досадной ошибки, о причинах которой рассказывал сам режиссёр (приводим это свидетельство с сохранением лексики):
«Произошёл странный случай. <...> Битва на Куликовском поле была восьмого сентября. Мы так и порешили, но ведь это же было восьмого сентября по старому стилю! А в девятнадцатом году (в действительности - в 1918-м - Г.Б.) новый стиль был, на 14 дней мы «опоздали», значит, должно было быть 22-го сентября. И 22-го сентября у нас было запланирована сдача фильма. Кроме того, что не две части, а три части я делал, где-то в мае месяце или, может быть, в июне приходит ко мне директор картины и говорит: «Роман Владимирович, Вы знаете что - всё-таки 8-го сентября, а не 22-го сентября». Я говорю: «Как же так?». А он посмотрел перекидной календарь - и там дата стоит: 600-летие Куликовской битвы - 8-го сентября. <...> Он позвонил в «Правду» (потому что это календарь издания «Правды»), ему ответили, что в 1700-м году, когда Пётр вводил Новый год с 1700-го года (а не с 1701 года, откуда начинается XVIII век), он оставил все даты, как были. 8-е - и всё. А когда Ленин переходил на новый стиль, ему, наверное, было совершенно безразлично - да может быть, у него было столько работы, что ему было не до того. Так и осталось 8-е сентября.
Ну, ладно. Успел я сделать три части к восьмому сентября. Успел всё-таки. И тут был ещё один смешной очень факт. Не знаю, нужно ли писать это или нет - это ваше дело. У меня была очень тяжело больна жена, и я искал возможность съехаться с семьёй сына. Жена умерла, когда мы съезжались уже. Потому что и работать, и ухаживать за больной женою очень было трудно. Вот мы и съехались вот в эту квартиру. А съезжались мы с человеком, как впоследствии я узнал, когда я сюда перевозил вещи, а он отсюда перетаскивал вещи... <…> Он оказался работником издательства церковного. <…> А это было, значит, в 1982-м году, после смерти уже жены. Жена умерла в 1982-м. Так вот, он спрашивает меня: «А у Вас там Сергий Радонежский участвует?» - когда я ему сказал, что вот, такой-то фильм сделал. Я говорю: «Как же может не участвовать? Ведь это же действующее лицо такое же, как Дмитрий Донской!» Он говорит: «А что, если показать <фильм в> Патриархии?» Я говорю: «Ну что ж, пожалуйста: напишите письмо директору, вот данные его, он разрешит, я думаю. Почему не показать фильм? Фильм хорошо принят...» Ну вот, он, значит, попросил, тот разрешил. И говорит: «У нас [показ состоится] 22-го». Я говорю: «Почему же 22-го, когда 8-го сентября?». Он: «Видите ли, в чём дело. 8-го сентября по старому стилю - это день рождения Богородицы. А по новому получается - 22-го. Так у нас известно, что битва была в день рождения Богородицы». <...> И я поехал туда, конечно, там приняли [фильм] очень хорошо, и меня спрашивают: «А можно ли купить эту картину?» Я говорю: «Ну, это я уж не знаю. Я только работаю, я сделал фильм - больше меня ничего не касается. Я не знаю, где будет прокат, и будет ли...» <…> . Ну, после-то я уже узнал, по телефону он мне сообщил, что Патриархия купила три копии. Одну оставили у себя, очевидно, одну - в Загорск, Троицко-Сергиевской лавре...».
«Лебеди Непрядвы», 1980
...Известно, что в конце жизни Роман Давыдов перенёс несколько инсультов. По некоторым сведениям, первый из них произошёл даже вскоре после завершения работы над «Маугли». Евгений Мигунов вспоминал одну из их встреч: «Я надолго расстался с ним и не виделся с 1961 года по 1975 г. Он перенёс тяжелый инсульт и прединфаркт. Когда я встретил его на Савёловской эстакаде, возвращаясь домой из «Крокодила», и окликнул, он... не узнал меня. Долго и подозрительно вглядывался в моё лицо... Потом, когда я довольно подробно напомнил ему о нашем прошлом и совместной работе, фактах и фактиках, он вдруг просветлел... И, как-то конфузясь и страдая, как бы извиняясь, сказал: - «А ты знаешь, я даже рад, что умру от благородных, а не от вонючих болезней. Инфаркт и инсульт - всё-таки лучше. А ведь я теперь тебя совсем вспомнил. Ты же - Женька Мигунов?» Я подтвердил. Но напоминать ему, что я только сейчас рассказывал об этом, не стал. И мы попрощались. Навсегда...».
Видимо, это было одной из причин потери творческой формы в поздние годы. В фильмы Давыдова 1980-х годов проникает напыщенный пафос, юмор почти исчезает, а если остаётся - становится натужным.
После завершения «Лебедей Непрядвы» Давыдов взялся за экранизацию адыгского эпоса «Сын камня». По словам режиссёра, привлекла его именно возможность ещё раз поработать в близком ему эпическом жанре. Сказания о нартах в сценарии, разумеется, были адаптированы для детского кино, но сюжет явно был рассчитан на больший метраж, нежели отпущенные на фильм две части. Помимо Винокурова и Ерыкалова, над картиной работал и третий художник-постановщик - Григорий Козлов. Фильм был завершён весной 1982 года.
«Сын камня», 1982
К концу того же 1982 года Давыдов успел завершить ещё один фильм по алтайским сказкам - «Охотник и его сын». Художником-постановщиком он пригласил свою невестку - мультипликатора Галину Золотовскую, жену Александра Давыдова, незадолго до этого не без помощи Романа Владимировича вышедшую из кризиса, связанного с попаданием под влияние секты. Контурное решение было близким к тому, что применялось Винокуровым в «Гунане-Баторе», но технически «Охотник и его сын» был более слабым.
«Охотник и его сын», 1982
В 1983 году Давыдов снял неожиданный для своей творческой специфики фильм - сатирическую сказку «Пилюля». Довольно нелепый сценарий Владимира Капнинского был посвящён, как и большинство его сценарных работ, разоблачению обманных технологий - на сей раз спекуляции. Героями картины были очеловеченные животные, что тоже было большой редкостью для Давыдова-режиссёра и ранее встречалось только в «Трёх медведях» и «Козлёнке». К тому же «Пилюля» - единственная поздняя работа Давыдова, лишённая его любимого элемента - лошадей. Художником фильма вновь был Александр Винокуров, однако графически картина сделана весьма небрежно. «Пилюля» стала одной из наименее удачных картин Романа Давыдова.
«Пилюля», 1983
В 1985 году Давыдов снимает ещё один исторический сюжет - «Сказ о Евпатии Коловрате», по народным преданиям об обороне Рязани от нашествия Батыя в XIII веке. Помимо уже традиционного приглашения Александра Винокурова для эскизов декораций, Давыдов выдвигает в художники-постановщики по персонажам Олега Сафронова. Однако этот опыт не приносит удовлетворения: «Трудно мне было очень, потому что я в первый раз пригласил на должность художника-постановщика художника-мультипликатора Сафронова. И я думал, что он отдастся весь этой новой для него и почётной в какой-то степени работе. Весь должен отдаться! И он меня разочаровал. Он очень хорошо рисует, я знаю, я его люблю как художника, и он всё-таки <…> больше любит деньги, чем работу. Это, конечно, тоже писать не стоит... Я не хочу обидеть, хотя я ему один на один, конечно, это говорил. <…> С высоты своих лет я должен сказать человеку, что так не стоит жить».
В «Сказе о Евпатии Коловрате» вновь проделана сложная работа с контуром, однако, как и в «Пилюле», в ней сильно заметен низкий уровень прорисовки и контуровки. Один из персонажей фильма - рязанский кузнец Егор - перенесён режиссёром из «Лебедей Непрядвы»: видимо, так Давыдов хотел в какой-то мере реализовать свою идею о герое - «путешественнике по векам», заявленную в «Детстве Ратибора».
«Сказ о Евпатии Коловрате», 1985
Последней работой Романа Владимировича Давыдова стало продолжение экранизации адыгских сказаний - «Сын камня и великан». Картина была закончена в 1986 году, художниками её были Владимир Морозов и Григорий Козлов.
«Сын камня и великан», 1986
В 1987 году Давыдов готовился к постановке ещё одной исторической картины - «Письмо из XIII века», об Александре Невском и Ледовом побоище. Вдохновили его на эту работу находки новгородских берестяных грамот и открытие массовой грамотности жителей Новгорода и Пскова. Был уже готов режиссёрский сценарий, однако здоровье режиссёра не позволило его осуществить. Романа Владимировича Давыдова не стало 17 сентября 1988 года.
Владимир Никитин, видевший Давыдова в последний период его работы, вспоминает, как он устало садился в уголке, вздыхал и сокрушённо говорил: «Ну что за мультипликаторы пошли! ЛОШАДЬ нарисовать не могут!». Роман Давыдов не оставил учеников (если не считать мультипликаторов, которым он преподавал на курсах, и которые работали на его картинах), его режиссёрская манера и те поиски, которые он вёл, сегодня забыты и не востребованы. Ещё в 1985 году в интервью для сборника «Сотворение фильма» он говорил: «Хотя мне сейчас уже 72 года, у меня усталости нет. Я всегда вижу свои ошибки. И переживаешь, ляжешь спать и не заснёшь: «Ну зачем же так сделал, надо было вот этак сделать!». Вот такая вот беда. Но это, очевидно, со всеми творческими работниками бывает. Недавно я читал Нестерова, художника... Это как раз относится тоже к Сергию Радонежскому... Уже во время войны - он ещё был жив, - когда в Третьяковской никого почти не было, он приходил и смотрел на свою картину «Явление отроку Варфоломею» <…> : «Да, а всё-таки люди-то ходят, всё-таки смотрят, я вот был недоволен ею, а людям нравится!» Он был как-то очень удовлетворён этим. Так что это, очевидно, у всех, у всех, у всех...».
При подготовке постов использованы расшифровки интервью, данных Р.В. Давыдовым Анатолию Прохорову для книги «Сотворение фильма»; монологи В.А. Никитина, зафиксированные Алексеем Орловым; записи Е.Т. Мигунова и интервью В.И. Вышегородцева. В оформлении материала помогал Роман Кобзарев (1963-2022).