Мигунов - о "Крокодильцах" - 1
Уходящий 2022-й год - помимо всего прочего, год 100-летия со времени образования журнала «Крокодил».
Ещё летом я подготовил посвящённую этой дате публикацию воспоминаний Евгения Тихоновича Мигунова о его коллегах - сатириках и карикатуристах. Однако попытки добиться хотя бы интернет-публикации этих воспоминаний в течение всего остатка года ничем не увенчались. Наконец, «под занавес», я обнародую их здесь, в ЖЖ.
Эти тексты разбросаны по разным тетрадям из серии «О, об и про...», хотя в одной из них Евгений Тихонович собрал основную часть воспоминаний о «крокодильцах» и, по-видимому, планировал продолжить эти записи - в тетради оставлено несколько незаполненных страниц. Но к этому блоку я прибавил рукописные фрагменты из других тетрадей, в том числе окончание рассказа об увольнении Мигунова с «Союзмультфильма» и переходе в штат журнала «Крокодил» и о знакомстве с Виктором Ардовым. Записи, вошедшие в компиляцию, были сделаны в разное время, поэтому в них иногда встречаются повторы одних и тех же сюжетов.
Публикацию я разделил на семь постов, которые буду выкладывать ежедневно. Большая часть материалов будет опубликована впервые.
Сегодня - первый фрагмент, о зачислении Мигунова в штат «Крокодила» и начале работы как художественного редактора и карикатуриста. Это окончание сюжета об увольнении с «Союзмультфильма», ему предшествует рассказ о попытке создания сатирического фильма «Маяковский - по бюрократам» в 1960 году, приходе на студию начальника сценарного отдела Н.И. Родионова и нарастающей неприязни к нему Мигунова, подробное изложение конфликта с Родионовым и вновь назначенным директором студии К.П. Фроловым из-за оценки и низкой оплаты сценария («режиссёрской разработки») будущего фильма, завершившееся внезапным для всех решением об увольнении Мигунова со студии «в связи с невозможностью дальнейшего использования». Оскорбительный для Мигунова приказ, целью которого было запугать строптивого режиссёра и художника, уже почувствовавшего свои исключительные способности и общественное признание и пребывавшего в своеобразной «эйфории азарта», был принят им как руководство к действию. Мигунов подчинился приказу, предварительно подтвердив свою правоту решением студийного Бюро Творческой Секции, и, отказываясь от каких-либо компромиссов с администрацией, действительно оформил своё увольнение. Все эти события произошли стремительно, и «запасного аэродрома» на случай ухода со студии у Мигунова подготовлено не было. Фактически ему предстояло начинать карьерный рост «с нуля» и осваивать новую для него творческую специализацию...
Евгений МИГУНОВ
[О Крокодильцах и сатириках]
1.
[ИЗ «СОЮЗМУЛЬТФИЛЬМА» - В «КРОКОДИЛ»,] НЕ ПРЕРЫВАЯ СТАЖА
(фрагмент)
<...>
Я очень недооценил хорошие качества Виталия Стацинского. Он очень чутко и быстро помог мне. Договорившись с И.М. Семёновым о возможности устроить меня в «Крокодил» на работу по договору, он оказал мне неоценимую услугу. Стаж у меня не прервался, а новая грань деятельности открылась передо мной. Наступила новая эра в моей жизни. Конечно, тут мне повезло.
Замечательный парень из настоящих комсомольцев - Саша Ремезов, ответственный секретарь, побеседовав со мной и узнав причины моего расставания с «Союзмультфильмом», пренебрежительно и презрительно махнул рукой в сторону дирекции студии: «А-а! Хуйня!..» - и дал распоряжение о зачислении меня на нештатную работу по редактированию Биб[лиоте]ки Крокодила вместо Стацинского, кот[орый] уже давно хотел уйти оттуда, но не было замены.
Я подошёл на это место, тем более что А.Ремезов сразу усёк мою понятливость и инициативный дух.
Он попробовал меня параллельно на макетировке, оформлении и др. гранях.
Худ-редом был в то время Егор Горохов.
Я, сделавший выводы из происшедшего на студии, несколько приутих в переоценке себя. Я вообще-то не был о себе слишком высокого мнения никогда. Просто - занесло, потому что все поощряли моё остроумие и перец, которые снижали пресноту работы. И что-то было во мне, привлекающее людей. Со мной не было скучно, что ли? Или - надёжно. Потому что я не шёл окольными путями и весь был как на ладони? Может быть, и это. Но я дал себе осмысленный зарок. Больше - ни-ни! И стал в «Крокодиле» из Чацкого - Молчалиным!
Я был безукоризненно вежлив и дипломатичен. Особенно - с дамами: Верочкой Синцовой, Аллой Котельниковой и секретарём М.Г. Семёнова - скуластенькой якуточкой Машей Саломатиной. Вера тут же положила на меня глаз как на новенького, да ещё и остроумненького. Весь запас обаяния (если он есть во мне) я отдал на завоевание её и Аллиного расположения. И тут же осёк, правда, тактично, посягательства на свою свободу. К счастью, это их не обидело. Наоборот, они зауважали меня, особенно когда я раскрыл перед ними свою несчастную судьбу и семейные невзгоды. Мы подружились и очень-очень часто (в одной комнате сидели!) вели задушевные беседы. В общем, в «Крокодиле» я был совсем не тот Мигунов, которым я существовал и озорничал на Каляевской.
Не знаю, каким образом мне удалось пережить случившееся со мной.
Несправедливость содеянного, ураганность катастрофы и, наверное, шок, который настигает человека после неё, защитные реакции и конечно, мужественная и человеческая поддержка Нины, которая не дрогнула в этой критической ситуации, дали мне возможность выжить.
Я старался не задумываться над крушением, которое меня постигло.
Инфантильность, что ли? Или фатализм, присущий мне? А может быть, ещё осознание того, что не поздно изменить образ жизни и профессию, которая была трудна для меня и физически, и нравственно, надежда на способности (мизерности которых я не понимал и был уверен, что справлюсь с любым делом, за которое возьмусь) не слишком растревожили меня.
Природная смекалка и переоценка своих художественных качеств, вызванная невидением своей убогости и неведением опасностей, таящихся в новой профессии...
Впрочем, последней-то у меня - не было. Рисунки в «Весёлые Картинки» - весьма посредственные и дилетантские - давали мне какие-то иллюзии в том, что я не пропаду при поддержке И.Семёнова.
Егор Горохов - остроносенький, с усиками, говорящий с явно сибирским акцентом, толковый, но немного придурочный парень моего возраста, - был главным художником, заменив известного проходимца и мошенника Л.Кублановского, только что снятого за какие-то махинации. С выводами.
Он довольно дружелюбно принял меня, удивляясь всё более открывающимися для него сторонами моего характера и умения.
Недавно он попал в аварию (у него была машина и довольно широкие замашки: в войну (в конце её) был лётчиком) и вообще был интересен и непонятен сочетанием ортодоксальности и странности, но очень талантливо рисовал.
Вроде, у него недоставало интеллекта, и хитреца, которую он проявлял взамен, не давала нам сблизиться. Он знал историю моего появления в «Крокодиле» через рекомендацию и относился соответственно ко мне, не понимая, что моё «могущество» мнимо.
Сначала я вёл роль «разнорабочего». Меня пробовали для оформления, «на подхвате», для общественных поручений.
Постоянное присутствие и знакомство с приходящими художниками, многие из которых были мне знакомы по «Весёлым картинкам» (а я - им), сделали меня «своим», «крокодильцем».
Как-то Егор сказал мне: «Старик, а почему ты не рисуешь в журнал? Ты же намного лучше других. Всё знаешь, всё умеешь. Вон всем даёшь советы, всех правишь. Какого же рожна не рисуешь сам?»
Я сказал, что не рискую напрашиваться.
Тогда он сказал, чтобы я не валял ваньку, а к завтрему сделал рисунок о встречных перевозках.
Незаметно для себя, без особых мук я сделал рисунок. Его опубликовали, и я получил гонорар за сделанное мной оформление и за него.
А дальше пошло просто так. Ни шатко, ни валко.
Я сделал книжечку «Биб[лиоте]ки Крокодила» «Вещие вещи» Ф.Кривина. Она была похвалена Л.Митницким (старым зубром) в крокодильской стенгазете в заметке «Молодцы».
Я разработал типовое стилистическое оформление «Библиотеки» и при помощи Аллы Котельниковой успешно вёл её, как худ-ред, делая для художников макеты, иногда просто на 50% иллюстрируя и делая за них композиции полос.
Это всех устраивало.
Я послушно и бдительно вёл работу без накладок и ошибок. Ни одной выволочки, ни одной претензии.
Горохова сменил Б.Лео, с ним мы подружились несколько теснее, чем с Егором.
Подружился я со многими «столпами» «Крокодила». Никто из них ничего против меня не имел. Но и не восхищался никто моей продукцией.
Я попытался (не слишком намеренно) перенести атмосферу весёлости и дружеского общения в среду молодёжи «Крокодила». Игры в «спички», «хоккей на столе», острословие и беседы по разным проблемам жанра.
Эпизодическая, не очень частая работа и несколько хорошо придуманных массовок вполне позволили мне втиснуться в «обойму» «Крокодила».
Незаменим я был и как сотрудник, выручающий редакцию в случаях, когда что-то нужно было поправить за другого или втиснуть в композицию, доделать за другого или «под другого».
Хорошо чувствуя стилистику каждого, я иногда делал рисунки и за Ротова, Семёнова, Ефимова, Каневского, Добровольского, Горяева - там, где их не хватало для ансамбля.
В общем, стал «своим».
Атмосфера в редакции была демократической и во многом неофициальной.
Всё делалось на сознании необходимости и нужности. Ошибки и накладки как-то не замечались начальством, а если и замечались, то воспринимались несколько юмористически или с иронией (и не очень обидной).
Наверное, отв[етственный] секретарь - молодой и тучный Саша Ремезов (лучший из молодых комсомольских вожаков - пронзительно умный и всё секущий, не заносчивый и прямолинейный) - создавал такую атмосферу.
Он был терпим к нашим слабостям.
Любил и выпить, и поболтать с сотрудниками. Любил нарушить дисциплину, поиграв с любителями «скрэббла» в рабочее время... в котельной.
Любил рассказать или выслушать анекдот.
Признавал «пророков в своём отечестве» и, если это было талантливо или ново, но полезно - охотно поощрял деятельность художника как поэта и поэта как художника.
Поощрял любую творческую инициативу.
А если видел несостоятельность творца или неудачу - не срамил, не обижал, а только молча похлопывал утешительно по плечу промахнувшегося - ласково и оптимистически. Мол, ничего, не унывай - в следующий раз получится.
Охоту к инициативе не отбивал.
Выпить за чужой счёт не стеснялся. Да и выпивка не была событием. Просто это было неофициальное совещание, где «решались вопросы» и придумывались ходы будущих номеров журнала.
И всё было просто и не стрессово.
По-человечески.
С развитием (через 25-26 лет) демократии и гласности атмосфера в редакции стала подлой и зажатой. Жёсткое, диктаторское, закулисное, мошенническое и демагогическое управление; уклонение от ответов на вопросы, которые из-за трусости не задаются жалкими, трясущимися за свой кусок хлеба послушными мальчиками-шестёрками, хитрыми и пронырливыми; режимная атмосфера со строгим контролем у входа и полное отсутствие человечности в отношениях между людьми - вот черты «нового» в «Крокодиле».
Это - парадоксально, но «се ля ви»!
(Печатается по сделанной Р.И. Кобзаревым машинописной копии с рукописи Е.Т. Мигунова, хранящейся в Рукописном фонде ГЦМК).
Продолжение следует.
Ещё летом я подготовил посвящённую этой дате публикацию воспоминаний Евгения Тихоновича Мигунова о его коллегах - сатириках и карикатуристах. Однако попытки добиться хотя бы интернет-публикации этих воспоминаний в течение всего остатка года ничем не увенчались. Наконец, «под занавес», я обнародую их здесь, в ЖЖ.
Эти тексты разбросаны по разным тетрадям из серии «О, об и про...», хотя в одной из них Евгений Тихонович собрал основную часть воспоминаний о «крокодильцах» и, по-видимому, планировал продолжить эти записи - в тетради оставлено несколько незаполненных страниц. Но к этому блоку я прибавил рукописные фрагменты из других тетрадей, в том числе окончание рассказа об увольнении Мигунова с «Союзмультфильма» и переходе в штат журнала «Крокодил» и о знакомстве с Виктором Ардовым. Записи, вошедшие в компиляцию, были сделаны в разное время, поэтому в них иногда встречаются повторы одних и тех же сюжетов.
Публикацию я разделил на семь постов, которые буду выкладывать ежедневно. Большая часть материалов будет опубликована впервые.
Сегодня - первый фрагмент, о зачислении Мигунова в штат «Крокодила» и начале работы как художественного редактора и карикатуриста. Это окончание сюжета об увольнении с «Союзмультфильма», ему предшествует рассказ о попытке создания сатирического фильма «Маяковский - по бюрократам» в 1960 году, приходе на студию начальника сценарного отдела Н.И. Родионова и нарастающей неприязни к нему Мигунова, подробное изложение конфликта с Родионовым и вновь назначенным директором студии К.П. Фроловым из-за оценки и низкой оплаты сценария («режиссёрской разработки») будущего фильма, завершившееся внезапным для всех решением об увольнении Мигунова со студии «в связи с невозможностью дальнейшего использования». Оскорбительный для Мигунова приказ, целью которого было запугать строптивого режиссёра и художника, уже почувствовавшего свои исключительные способности и общественное признание и пребывавшего в своеобразной «эйфории азарта», был принят им как руководство к действию. Мигунов подчинился приказу, предварительно подтвердив свою правоту решением студийного Бюро Творческой Секции, и, отказываясь от каких-либо компромиссов с администрацией, действительно оформил своё увольнение. Все эти события произошли стремительно, и «запасного аэродрома» на случай ухода со студии у Мигунова подготовлено не было. Фактически ему предстояло начинать карьерный рост «с нуля» и осваивать новую для него творческую специализацию...
Евгений МИГУНОВ
[О Крокодильцах и сатириках]
1.
[ИЗ «СОЮЗМУЛЬТФИЛЬМА» - В «КРОКОДИЛ»,] НЕ ПРЕРЫВАЯ СТАЖА
(фрагмент)
<...>
Я очень недооценил хорошие качества Виталия Стацинского. Он очень чутко и быстро помог мне. Договорившись с И.М. Семёновым о возможности устроить меня в «Крокодил» на работу по договору, он оказал мне неоценимую услугу. Стаж у меня не прервался, а новая грань деятельности открылась передо мной. Наступила новая эра в моей жизни. Конечно, тут мне повезло.
Замечательный парень из настоящих комсомольцев - Саша Ремезов, ответственный секретарь, побеседовав со мной и узнав причины моего расставания с «Союзмультфильмом», пренебрежительно и презрительно махнул рукой в сторону дирекции студии: «А-а! Хуйня!..» - и дал распоряжение о зачислении меня на нештатную работу по редактированию Биб[лиоте]ки Крокодила вместо Стацинского, кот[орый] уже давно хотел уйти оттуда, но не было замены.
Я подошёл на это место, тем более что А.Ремезов сразу усёк мою понятливость и инициативный дух.
Он попробовал меня параллельно на макетировке, оформлении и др. гранях.
Худ-редом был в то время Егор Горохов.
Я, сделавший выводы из происшедшего на студии, несколько приутих в переоценке себя. Я вообще-то не был о себе слишком высокого мнения никогда. Просто - занесло, потому что все поощряли моё остроумие и перец, которые снижали пресноту работы. И что-то было во мне, привлекающее людей. Со мной не было скучно, что ли? Или - надёжно. Потому что я не шёл окольными путями и весь был как на ладони? Может быть, и это. Но я дал себе осмысленный зарок. Больше - ни-ни! И стал в «Крокодиле» из Чацкого - Молчалиным!
Я был безукоризненно вежлив и дипломатичен. Особенно - с дамами: Верочкой Синцовой, Аллой Котельниковой и секретарём М.Г. Семёнова - скуластенькой якуточкой Машей Саломатиной. Вера тут же положила на меня глаз как на новенького, да ещё и остроумненького. Весь запас обаяния (если он есть во мне) я отдал на завоевание её и Аллиного расположения. И тут же осёк, правда, тактично, посягательства на свою свободу. К счастью, это их не обидело. Наоборот, они зауважали меня, особенно когда я раскрыл перед ними свою несчастную судьбу и семейные невзгоды. Мы подружились и очень-очень часто (в одной комнате сидели!) вели задушевные беседы. В общем, в «Крокодиле» я был совсем не тот Мигунов, которым я существовал и озорничал на Каляевской.
Не знаю, каким образом мне удалось пережить случившееся со мной.
Несправедливость содеянного, ураганность катастрофы и, наверное, шок, который настигает человека после неё, защитные реакции и конечно, мужественная и человеческая поддержка Нины, которая не дрогнула в этой критической ситуации, дали мне возможность выжить.
Я старался не задумываться над крушением, которое меня постигло.
Инфантильность, что ли? Или фатализм, присущий мне? А может быть, ещё осознание того, что не поздно изменить образ жизни и профессию, которая была трудна для меня и физически, и нравственно, надежда на способности (мизерности которых я не понимал и был уверен, что справлюсь с любым делом, за которое возьмусь) не слишком растревожили меня.
Природная смекалка и переоценка своих художественных качеств, вызванная невидением своей убогости и неведением опасностей, таящихся в новой профессии...
Впрочем, последней-то у меня - не было. Рисунки в «Весёлые Картинки» - весьма посредственные и дилетантские - давали мне какие-то иллюзии в том, что я не пропаду при поддержке И.Семёнова.
Егор Горохов - остроносенький, с усиками, говорящий с явно сибирским акцентом, толковый, но немного придурочный парень моего возраста, - был главным художником, заменив известного проходимца и мошенника Л.Кублановского, только что снятого за какие-то махинации. С выводами.
Он довольно дружелюбно принял меня, удивляясь всё более открывающимися для него сторонами моего характера и умения.
Недавно он попал в аварию (у него была машина и довольно широкие замашки: в войну (в конце её) был лётчиком) и вообще был интересен и непонятен сочетанием ортодоксальности и странности, но очень талантливо рисовал.
Вроде, у него недоставало интеллекта, и хитреца, которую он проявлял взамен, не давала нам сблизиться. Он знал историю моего появления в «Крокодиле» через рекомендацию и относился соответственно ко мне, не понимая, что моё «могущество» мнимо.
Сначала я вёл роль «разнорабочего». Меня пробовали для оформления, «на подхвате», для общественных поручений.
Постоянное присутствие и знакомство с приходящими художниками, многие из которых были мне знакомы по «Весёлым картинкам» (а я - им), сделали меня «своим», «крокодильцем».
Как-то Егор сказал мне: «Старик, а почему ты не рисуешь в журнал? Ты же намного лучше других. Всё знаешь, всё умеешь. Вон всем даёшь советы, всех правишь. Какого же рожна не рисуешь сам?»
Я сказал, что не рискую напрашиваться.
Тогда он сказал, чтобы я не валял ваньку, а к завтрему сделал рисунок о встречных перевозках.
Незаметно для себя, без особых мук я сделал рисунок. Его опубликовали, и я получил гонорар за сделанное мной оформление и за него.
А дальше пошло просто так. Ни шатко, ни валко.
Я сделал книжечку «Биб[лиоте]ки Крокодила» «Вещие вещи» Ф.Кривина. Она была похвалена Л.Митницким (старым зубром) в крокодильской стенгазете в заметке «Молодцы».
Я разработал типовое стилистическое оформление «Библиотеки» и при помощи Аллы Котельниковой успешно вёл её, как худ-ред, делая для художников макеты, иногда просто на 50% иллюстрируя и делая за них композиции полос.
Это всех устраивало.
Я послушно и бдительно вёл работу без накладок и ошибок. Ни одной выволочки, ни одной претензии.
Горохова сменил Б.Лео, с ним мы подружились несколько теснее, чем с Егором.
Подружился я со многими «столпами» «Крокодила». Никто из них ничего против меня не имел. Но и не восхищался никто моей продукцией.
Я попытался (не слишком намеренно) перенести атмосферу весёлости и дружеского общения в среду молодёжи «Крокодила». Игры в «спички», «хоккей на столе», острословие и беседы по разным проблемам жанра.
Эпизодическая, не очень частая работа и несколько хорошо придуманных массовок вполне позволили мне втиснуться в «обойму» «Крокодила».
Незаменим я был и как сотрудник, выручающий редакцию в случаях, когда что-то нужно было поправить за другого или втиснуть в композицию, доделать за другого или «под другого».
Хорошо чувствуя стилистику каждого, я иногда делал рисунки и за Ротова, Семёнова, Ефимова, Каневского, Добровольского, Горяева - там, где их не хватало для ансамбля.
В общем, стал «своим».
Атмосфера в редакции была демократической и во многом неофициальной.
Всё делалось на сознании необходимости и нужности. Ошибки и накладки как-то не замечались начальством, а если и замечались, то воспринимались несколько юмористически или с иронией (и не очень обидной).
Наверное, отв[етственный] секретарь - молодой и тучный Саша Ремезов (лучший из молодых комсомольских вожаков - пронзительно умный и всё секущий, не заносчивый и прямолинейный) - создавал такую атмосферу.
Он был терпим к нашим слабостям.
Любил и выпить, и поболтать с сотрудниками. Любил нарушить дисциплину, поиграв с любителями «скрэббла» в рабочее время... в котельной.
Любил рассказать или выслушать анекдот.
Признавал «пророков в своём отечестве» и, если это было талантливо или ново, но полезно - охотно поощрял деятельность художника как поэта и поэта как художника.
Поощрял любую творческую инициативу.
А если видел несостоятельность творца или неудачу - не срамил, не обижал, а только молча похлопывал утешительно по плечу промахнувшегося - ласково и оптимистически. Мол, ничего, не унывай - в следующий раз получится.
Охоту к инициативе не отбивал.
Выпить за чужой счёт не стеснялся. Да и выпивка не была событием. Просто это было неофициальное совещание, где «решались вопросы» и придумывались ходы будущих номеров журнала.
И всё было просто и не стрессово.
По-человечески.
С развитием (через 25-26 лет) демократии и гласности атмосфера в редакции стала подлой и зажатой. Жёсткое, диктаторское, закулисное, мошенническое и демагогическое управление; уклонение от ответов на вопросы, которые из-за трусости не задаются жалкими, трясущимися за свой кусок хлеба послушными мальчиками-шестёрками, хитрыми и пронырливыми; режимная атмосфера со строгим контролем у входа и полное отсутствие человечности в отношениях между людьми - вот черты «нового» в «Крокодиле».
Это - парадоксально, но «се ля ви»!
(Печатается по сделанной Р.И. Кобзаревым машинописной копии с рукописи Е.Т. Мигунова, хранящейся в Рукописном фонде ГЦМК).
Продолжение следует.