Альпинизм в Царицыно
"Bсе, что природа изящного, что искусство прекрасного имеет, - все найдете вы в Царицыне», - писал А. Ф. Раевский лет эдак двести назад. И давно уже нет ни генеральной подрядчицы, ни архитекторов Баженова и Казакова, ни тех дам и кавалеров, которые должны были дополнять собою пейзаж, а дворцовая усадьба Екатерины II, возьми да и вынырни в наши светлые дни. Прямиком из восемнадцатого столетия, дремавшего где-то на дне царицынских прудов. Не все, впрочем, довольны. Есть недовольные. Есть даже весьма. Серьезно обижены, по крайней мере, три категории граждан: часть архитектурной общественности, алкоголики из близлежащих домов и элита московского альпинизма.
Всех, конечно, по-человечески жаль, а альпинистов жаль прямо-таки до слез. И раньше-то судьба не особо баловала их, и непонятно, как на нашем скудном рельефе выросло столько великих мастеров. В Красноярске понятно - там знаменитые одноименне столбы. Об уральских, краснодарских, грузинских, крымских альпинистах и говорить нечего. Да о чем, вообще, девушки?! У питерцев, вдумайтесь в это слово, и то - самые настоящие карельские скалы под Белозерском. А у москвичей - Башня-руина, павильон Миловида, екатерининский дворец… Довольно, грустно! Десятилетиями, с конца апреля и до конца октября, по вечерам окрестности парка оглашались тяжелыми, гулкими звуками падающего тела: по неписаным законам (альпинистским понятиям), веревку и крючья в Царицыно не использовали. Хоть и руины, а все - царские. Ходили, правда, вдоль стен, так называемым, траверсом. Руки на кирпичной кладке «забивались» мгновенно и приходилось прыгать на битые камни и кирпичи, отсюда и угрожающий звук, отраженный руинами. Только сумасшедший мог рискнуть, например, забраться туда, где сейчас можно видеть золоченый балкон для оркестра - в тронном зале екатерининского дворца. Вот почему мастер международного класса Александр Каячев хоронил там рюкзаки товарищей (чтобы целее были), а когда звук спрыгнувшего на землю бывал особенно громким, кто-нибудь обязательно ухмылялся: «Слышите: Каячев траверсом пошел!» Не исключено, что именно здесь родилась гениальная строчка Высоцкого: «То у вас собаки лают, то руины говорят».
Через эти стены прошли несколько поколений: от довоенных мастеров до сегодняшних. Кто тут только не учился висеть «на мизерах» (подушечках пальцев): от приехавших из Красноярска в Москву студентов Виталия и Евгения Абалаковых до ректора МГУ Рема Хохлова и академиков Дмитрия Ивановича Блохинцева и Игоря Евгениевича Тамма. Николай Черный и Эдуард Мысловский заглядывали сюда незадолго до первой советской экспедиции на Эверест. Из Сванетии приезжал «заценить» московский скалодром великий Чхумлиан Хергеани.
Немалый урон памятникам архитектуры уже в восьмидесятые нанес Виктор Володин - первый российский спортсмен покоривший Эверест в одиночку и без кислородного баллона. Чуть позже здесь можно было встретить и, конечно, перепутать близнецов Легошиных: Андрея - в будущем начальника Центрспаса МЧС и Владимира - «спасателя №1» и Героя России. У кого не было братьев и сестер, приводили детей. По воскресеньям, когда будущий командир спасотряда МЧС Макс Онипченко зависал на потолке башни-руины, его четырехлетняя дочка советовала: «Папа, прыгай!» Но папа, конечно, не прыгал, жалел ноги, и правильно делал, как оказалось. Когда горела Останкинская башня, кроме Макса Онипченко и альпинистов из его отряда, никто просто физически не смог бы забежать по задымленной лестнице на Седьмое небо и вытащить застрявших в лифте пожарных. Кстати, альпинисты из МЧС лучше кого бы то ни было знают, что пожары в Москве организуются не в пример чаще, чем починка руин. Так что они-то как раз все поймут и простят. А что времена меняются, с этим ничего не поделаешь. Как пел завсегдатай царицынских развалин горнолыжник и альпинист Юрий Визбор:
«Да, уходит наше поколенье,
Рудиментов в нынешних мирах,
Словно полужесткие крепления
Или радиолы во дворах».