БОЧКА МЕДА
С работы меня увольняли спокойно и деловито. Видно было, что процесс этот всем знаком, и представляет собой рутинную процедуру, типа замены масла в двигателе.
В обеденный перерыв меня нашла в столовой девушка из бухгалтерии и вручила запечатанный конверт с моей фамилией. Вернувшись в цех, я устроился на скамейке для перекуров и прочитал внимательно письмо. Это был приказ о моем увольнении. Небо опасно накренилось и явно собралось обрушиться мне на голову. Я почувствовал остро, что сейчас конец декабря, в Израиле - дождливая зима, а я сижу в казенном рабочем комбинезоне посреди авиационного завода, и не знаю, что мне делать.
Подошедшие покурить работяги утешали меня, пустяки, мол, дело житейское! Каждый оле хадаш обязан выхлебать по приезде в Израиль свою бочку дерьма. Зато потом останется только смаковать заслуженную ложку мёда. В моём случае всё просто. Работающих через фирмы-подрядчики (дерех каблан) увольняют через одиннадцать месяцев, а потом принимают обратно, на те же должности. Это делается для того, чтобы они, работники эти, не смогли претендовать в будущем на постоянство (квиют) в концерне авиационной промышленности (таасия авирит).
Ирония заключалась в том ,что объясняли мне все это те самые постоянные работники, права которых защищала сейчас администрация. Поэтому мой плач Ярославы об ужасах жизни в кибуце, маленькой дочке и заказанной уже большой ипотеке (машканте) на постройку собственного дома не произвели на окружавших меня ветеранов алии (ватиким) должного впечатления. Никто из них не проникся моими проблемами настолько, чтобы идти за меня бороться, и глас вопиющего в пустыне стих за полной бесполезностью.
Это было мое второе место работы в Израиле, и первое в жизни увольнение. До этого случая я всегда уходил сам, иногда хлопая дверью, а иногда - аккуратно ее за собой прикрывая. Со своей первой работы в Израиле, должности сварщика в киббуцной слесарной мастерской, я ушел, не стерпев глупого руководства начальника-кибуцника. Он был человек простой, может быть даже излишне простой, и свято верил в принцип - я начальник, ты дурак. Не желая ссориться понапрасну, я сел на подаренный киббуцниками велосипед и вскоре объяснялся с начальницей отдела кадров авиазавода. На мое счастье, я один говорил на иврите среди большого количества русскоязычных работяг, желающих немедленного трудоустройства. Единственная владевшая русским сотрудница загибалась под тяжестью их тел и претензий, а я в это время вдохновенно рассказывал начальнице про свои золотые руки. Капитулировав перед моим напором, она с видимой неохотой выписала мне разовый пропуск в экспериментальный цех. Там нужны были слесаря-инструментальщики. И, конечно, на следующий день, после сдачи практического экзамена по специальности, я уже там работал. И проработал там почти год, как и было ранее сказано.
Возмущение мировой несправедливостью организм трансформировал в тупую боль в желудке. На третий день после увольнения врачи в больничной кассе Макаби диагностировали у меня открывшуюся язву. И я понял, что мне срочно необходимо с собой что-нибудь сделать. Например, найти новую работу - клин клином…
Выпив для облегчения страданий тяжелой белой жидкости с запахом ментола, я поехал в Петах-Тикву на поиски работы. Нашел ее через час, в мастерской по изготовлению и установке окон и жалюзи. Работа эта запомнилась мне только тем, что по служебным надобностям мне выдан был старенький микроавтобус Фольксваген. Этот Буцефал недолго подо мной пробегал. На третий день, благодаря моему мастерскому вождению, у него полетело сцепление. Начальник помрачнел, и я понял, что мне пора искать новое место.
Следующая синекура была монтаж водяной сантехники в новеньком с иголочки городе Ариэле, не обозначенном еще на картах Израиля. Точнее, монтировал господин дипломированный сантехник, а я пробивал для его труб канавки в стенах, вручную и электрическим долотом. Привыкли руки к топорам, но по вечерам уже началм дрожать пальцы. Поэтому, когда один из соседей-кибуцников предложил мне пойти сварщиком на завод труб Эврот, прямо в кибуце Беэрот Ицхак, я с радостью согласился, не глядя. А зря, потому что посмотреть было на что.
Сварщик оголовков труб был овеян на заводе ореолом святости. Его рабочее место представляло собой маленькую будку из асбестового шифера, в которую транспортер подавал металлические трубы диаметром 500-600-800 миллиметров. К ним с помощью сварочного полуавтомата приваривались оголовки для стыковки в линию. Сварка производилась с подачей углекислого газа, и, чтобы не сдувать его и не тратить понапрасну, вентиляции в будке не было. Никакой.
Это Израиль, детка. Солнце, лето. Днем под сорок в тени, а сколько в будке - попробуйте догадаться. Мощная сварочная дуга перед глазами и прокручиваемая под ней труба. И я, в брезентовых латах и сварочной маске, наблюдающий и направляющий этот высокотворческий процесс, купаясь в поту. Перерывы-перекуры - только при смене труб, минуты по три, а все остальное время - огонь перед глазами и рев сварки в ушах.
Я не жаловался. Аладея к тому времени купленной в рассрочку французской машиной Пежо и строящимся за ипотеку домом, я был счастлив. Работа рядом с домом, хорошая зарплата, любовь семьи и уважение окружающих - что еще надо человеку в Израиле? К тому же я начал ощутимо стройнеть, трудясь в сауне по девять часов в день. Даже переехав в Кацир, в караван рядом со строящимся домом, я продолжал какое-то время ездить за восемьдесят километров работать на любимый завод.
Но тут подоспели мои документы об образовании. Министерство труда, продолжая проверять мой диплом инженера-дорожника, признало внезапно техникумовский диплом геодезиста, и я немедленно нашел работу по специальности в близкой Хадере, в строительной фирме Тнуфа (подъем), геодезистом. Там проработал несколько лет, сменив нивелир и теодолит на дистомат, а тендер Субару - на пирожок Рено. Больше никогда уже я не работал сварщиком и не болел язвой желудка. Наверное, я хорошо, с первого раза, усвоил жизненный урок - работы, как и прочие жизненные обстоятельства, приходят к месту и ко времени, и съедать себя из-за них не стоит