Сюр Америка. Глава 23. И прочая МачуПикча.
Глава двадцать третья. И прочая МачуПикча.
Мы превратились в искушенных наслажденцев Сюр Америкой - если раньше по прилету в очередную столицу я растеряно озиралась в поисках такси и, заикаясь, называла адрес - теперь я уверенно печатаю шаг в сторону остановки общественного транспорта, и ни один таксист не смеет броситься под ноги с предложением подвезти.
В Куско победно реял майский ветер, размахивал флагами, каждым столбом напоминал, что знаменательной находке Мачу Пикчу вот-вот исполнится сто лет. Я верила и победному ветру, и каждому столбу, и глубоко под ложечкой, как пузырьки от инка-колы, щекоталось предвкушение.
Считаю, что блондинкам нужно запрещать читать. Поблажку только для журналов мод и квитанций на оплату квартиры.
Вот Наташа например прочитала, что в Перу есть музей камней доколумбовой эпохи со странными рисунками древних ящуров, но такую малость, как местонахождение коллекции доктора Карбера, не запомнила. Даже город…
В Наске я как потерпевшая долго спрашивала дорогу к загадочному музею странных камней, пока милая женщина из офиса, где мы покупали полет над Наской, не включила Наташке сюжет на ю-тюбе.
- Ой, я совсем забыла, город назывался Ика, - бросила в сторону блондинка.
Андрейборисович сжал кулаки, но, будучи благородным доном, с трудом разжал.
Еще Наташа читала про очень древний церемониальный город в какой-то стране, но это не Мачу Пикчу. Перелистывая по очереди все четыре путеводителя и задавая наводящие вопросы, я выяснила, что сей таинственный город есть боливийский комплекс Тиауанако, но по причине предательского дождя в Рурренабаке, мы в него не попали.
- Здесь есть такие спиральные круги, которые концентрируют энергию и место силы и хорошо, - намекнула блондинка за обедом.
- Ты опять читала, Наташенька, - спросила я, стиснув зубы. - А название ты не помнишь, да?
- Да, - радостно отвечала Наташа. И произнесла заклинание «ЖеняСпроси».
Путешествующим с блондинкой надо читать. Много и разнообразно, потому что кто знает, что придет в голову этой женщине. Я заранее прочитала про странные спиральные террасы на перуанских полях, и даже узнала имя - лихой спиралью закрученные террасы отзывались на Морай (Moray).
Наверно я недостаточно просветленная для инских загадок. Дно широкого амфитеатра кололось свежей травой, словно стриженный барашек. Я медленно села, потом легла, раскинув руки. Просветление не приходило, энергетические потоки не сталкивались в моем туловище, высекая искры. Солнце ласково пригревало, трава пахло тепло и душисто, выпуклые облака пихались боками и хихикали надо мной, ждущей просветления в сельскохозяйственных террасах.
Когда я перестала изображать йога в приступе випассаны, то умилилась пасторальной красоте местности - золотые поля, скромный домик смотрителя и приглядывающая за этой идиллией снежная шапка неизвестной горы.
Террасы разбегались вглубь кругами, словно известный нам затейник Виракоча повелел местным предгорьям стать морем и бросал камни. Только Виракоча отвлекся, море с облегчением обернулось землей, а круги на воде остались. Первые инки удивились земле, разбегающейся кругами, и пристроили к ней свои знаменитые летающие ступени, чтобы позабавить потомков - на этом аттракционе подними колено выше уха мы с Наташкой развлекались долго, так долго, что чуть не упустили последнюю маршруту до перекрестка.
Уже в Куско, между седьмым глотком рома и бутербродом с авокадо, я призналась Наташке, что для созерцания давешних террас купила непомерно дорогие билеты. Хоть на заборе и было написано террасы чуть-чуть денег, девушка в окошке продала нам билет на осмотр всех объектов священной долины инков за большие деньги, что-то около семидесяти перуанских солей.
- Ну и зачем ты это сделала, - сурово спросила Наташка.
- Так тетя сказала… деньги давать сказала, - оправдывалась я. - Все равно мы уже приехали, надо было платить.
- Дура, ты же видела, у них там хлипкий забор, - отрезала блондинка.
- Все же, Наташа, мне кажется это повод посмотреть другие достопримечательности Священной Долины, - издалека начала я. - По дороге в Мачу Пикчу заскочим в Писак, там премилые развалины… Наташа тоскливо поморщилась.
- Постой, - закричала я, размахивая путеводителем, - в Писаке самый обильный сувенирный рынок!
- Что, там есть бусики, - настороженно спросила блондинка, и пол вечера я распиналась, какие прекрасные товары можно приобрести на рынке в Писаке.
Утром, зажмурившись, покупаю обратные билеты на через три дня на автобус Куско - Лима. Я зажмурилась от ужаса. В пути двадцать один час, - строго оповещает сайт Круз дель Сура. Двигаю компьютерной мышкой в прострации, прошу Наташку меня пристрелить, но она брезгливо отказывается.
- А может полетим, - в отчаянной надежде вскрикиваю я, но полететь стоит двести долларов на лицо, а двадцать один час наслаждаться в автобусе - всего щестьдесят. Экономия, вернее отсутствие денег - побеждают.
Маршрутка проехала Писак и устремилась вглубь Священной Долины, как вдруг с визгом притормозила, и под смех попутчиков из нее вывалились двое - я и блондинка.
- Простите, сеньориты, я задумался, но всего пара километров обратно и вы в Писаке, сегодня такая хорошая погода, прогулка вам непременно понравится, - оправдывался водитель.
Мы долго шли вдоль унылого забора с редкими вкраплениями фасадов домов, украшенных странными барельефами змей и прочих тотемных животных, пока не наткнулись на продавщицу уличной еды.
Наташка повеселела и знаками попросила женщину открыть свои кастрюльки. Из кастрюлек одуряющее пахло супом, рыбой и рисом. Наташка немедленно послала меня торговаться, чтобы за три копейки нам дали рыбу без гарнира и суп с двумя ложками.
- Дуры какие-то, - пожала плечами сеньора Гомес и щедро положила рису. - Если соседи увидят, что мою жареную рыбу едят эти гринго, чавкая и облизывая пальцы, то сделают мне двойную кассу.
- Эй, Педро, пойди дай им компот в подарок за рекламу, - скомандовала сеньора Гомес.
-Ну что, едем смотреть древний инкский город, а на обратном пути пол часика пробежимся по рынку, - предложила я и направилась к такси. За спиной раздался всхлип.
Я оглянулась и увидела, как в глазах блондинки цвета молодых побегов бамбука отражается разочарование в мире и во мне в частности.
- Ну тебя в пень, - чертыхалась я, всовывая Наташке бумажку в пятьдесят солей. - Иди на рынок, через три часа встречаемся на этом крыльце, и ни в чем себе не отказывай, -крикнула я вдогонку вприпрыжку удаляющейся спине.
Жесткое расписание объяснялось наличием билетов на поезд в Агуас Кальентас (для непосвященных это подножье Мачу Пикчу практически) из Ольянтайтамбо, а до этого самого Ольянтайтамбо лежала неизвестность и две маршрутки с пересадками.
Вообще Писак это инки хорошо придумали. Чтоб Мачу Пикчу, как счастье, не ударило по лицу, нужна акклиматизация, и неторопливые террасы древнего Писака подходят как нельзя лучше.
Вся эта древняя песочница предоставлена мне одной. Я играю этими лестницами, просовываю голову в бойницы, заглядываю в трапециевидный зев дверных проемов.
Писак снисходительно наблюдает за мной с вершины крепости, вглядывается до слез в плодородную долину реки Урубамбы, но тени врагов тают в полуденном солнце. Писаку тесно в расчищенных границах, следы мостиков и лестниц уводят на соседние склоны, уводят не меня, взгляд - глаз быстрее тела.
Я вижусь себе мальчиком этого города, с узелковой нитью кипу в смуглой руке и теплые глыбы ступеней помнят мой шаг. Отец дозорный в крепости, мать растит кукурузу и вычесывает лам. Если быть быстрым на земле как кондор в небе, можно стать вестником, часки. Мать утирает слезы и говорит, что быть гонцом тяжело и опасно, но я презрительно сплевываю горькую от коки слюну. Женщины глупы как ламы, Нет прекрасней инкской власти, Ты кладешь конец страданьям, Всем творишь добро и счастье!
Я чудом очнулась от судьбы инкского мальчика и со вздохом обернулась уставшей пыльной девочкой, которой ещё надо выдернуть блондинку с рынка и к семи вечера поспеть в Ольянтайтамбо.
Наташка, подпрыгивая, ждала меня на уговоренном крыльце.
- Побежали, - махнула рукой я, имея в виду на маршрутку.
- Побежали, - согласилась блондинка, и грациозной рысью скрылась в торговых рядах.
- Ты охренела, - шипела я, пока Наташка крутилась между мной и зеркалом, выбирая мозаичные серьги.
- Говори скорей, в каких серьгах я более прекрасна, - ворковала блондинка, не обращая внимания на взгляд, которым я грозно сверлила секундную стрелку.
Я сосчитала до десяти я и наспех ткнула пальцем в левое ухо блондинки.
Сижу на обочине привокзальной улочки в Ольянтайтамбо, грызу вареную кукурузу с сыром и предлагаю подступы к местному вокзалу объявить суверенной зоной, столько здесь иностранцев на метр квадратный.
Приходит поезд из другой жизни. Это самый дешевый поезд из ассортимента Перу Рейл, вариант бэкпекер, но он лучшее, что было со мной за последний месяц в плане перемещения. Охватывает чувство белого человека в третьем мире, с легким душком, но я запрещаю себе принюхиваться и чинно усаживаюсь в кресло. Почему-то вспоминаются школьники из последней маршрутки, теряющие под сиденьем бутылки с водой, радостно галдящие стаей галчат, жадно просыпающие чипсы… Я включала белую женщину и устало морщилась, но подбирала бутылки с водой и с пытливым любопытством прислушивалась к детским голосам.
В прекрасном поезде не звенят детские голоса. Возможно, они звенят в вагоне для местных, откуда иностранцев вежливо прогоняет проводник в ливрее, мадам, сюда нельзя, ваши мягкие кресла дальше по платформе…
- Слышь, какие-то тут туристы невеселые, - шепчу я Наташке в Агуас Кальентас. Агуас Кальентас - это городок из одной реки и двух улиц, построенный, чтобы удобнее было попадать в Мачу Пикчу. Городок живет особым графиком - ранним утром он провожает в древний город толпы наслажденцев инкскими святынями, а поздним вечером сводит их под руки, утешает вернувшихся из Мачу Пикчу, и кого отправляет в Куско, а кого берет под локоть и устраивает на ночь.
- Не стоит тебе сегодня никуда ехать, - шепчет городок усталому туристу. - Утро вечера мудренее, утром вернешься в славный Куско, а сейчас такой усталый, такой опустошенный свершением мечты, иди поспи на моих коленях….
Для нас Агуас Кальентас приготовил хостел Лос Каминантес, бродяги.
Как в новую квартиру следует запускать кошку, так и я первой запускаю в номер Наташку - она придирчиво рассматривает стены на предмет грибка и цветовой гаммы, а потом суровым шагом идет в ванную и ждет горячую воду. Если горячая вода запаздывает, хозяин, трудно заикаясь, просит посмотреть другой номер. Я стою несколько в стороне, облокотившись рюкзаком о стену, и с гордостью и умилением смотрю на работу блондинки.
Мы начали наслаждаться с раннего утра. Однако раннее утро у каждого свое, поэтому сверим часы - наше наступило в четыре. Я наслаждалась в очереди за билетами в Мачу Пикчу, а Наташка - в очереди на автобус туда же. Очередь за билетами это такой клуб общения анонимных неудачников - мало того, что мы не купили билеты заранее, в интернете или в Куско, так еще время от времени очередной лишенец с треском хлопает себя по лбу и судорожно выбегает из очереди за паспортом или к банкомату - пластиковые карты и доллары в кассе не берут.
Уезжаем на семнадцатом по счету автобусе, и в половине шестого присоединяемся к огромной толпе, с вожделением смотрящей на ворота. Ворота открываются в шесть, и мы куда-то бежим, отбрасывая клочья тумана, вверх по каменным ступеням, Наташа, куда мы бежим, зачем…
- Мы ищем Вайну Пикчу, - бросает ничуть не запыхавшаяся блондинка, - мы будем на нее восходить.
- Но я не хочу никуда восходить, я хочу стоять, и рассвет, и раздвигать туман рукой, и вытирать о штаны влажные от тумана ладони, и ловить горстями первые лучи солнца, куда мы бежим, Наташа, зачем. Я хочу полет кондора, и пушистую боками ламу, и как Виракоча на востоке ударил кресалом о земную твердь, и первые лучи пронзили туман и безуспешно искали просвет в тесной каменной кладке. Я хочу смотреть, как солнечный свет принимает столетиями отточенные формы в трапециях проемов и окон. Как солнечный свет занимает привычные места на каменных террасах. Я хочу посмотреть….
Наташка что-то рявкнула, и я скорбно замолчала. Отстояв очередь к калитке, за которой находится восхождение на Вайну Пикчу, гору, где рождаются слова «я таки залез сюда, преодолев ограничения на вход и крутой подъем», я обнаружила, что в наших билетах не хватает штампа «эти дуры хотят залезть на Вайну». Таких штампов ставят в день ровно четыреста, чтоб туристы не затоптали узкую острую гору.
Для непоместившихся на Вайну Пикчу инки бонусом построили еще одну гору - Мачу Пикчу. Туда мы и пойдем ввечеру созерцать закат, - утешаю я блондинку. А пока будем резвиться в затерянном городе.
Мачу Пикчу самый красивый город на земле. Города не бывают бывшими. Мачу Пикчу славит жизнь, складывая каменные гимны, спускаясь в джунгли торжественным стаккато террас, повисая лианами на склонах…
Самое красивое в этом городе - окружающие горы, вздымающиеся частым гребнем, поросшие курчавым лесом, влажные дыханием джунглей. Город осторожно разместился на небольшой площадке, и Вайну Пикчу, не дыша, протягивает его на ладони Инта солнцу.
Инки, сами того не зная, были немного буддистами. Мачу Пикчу это Ом мани падме хум по-южноамерикански, это сокровище в цветке лотоса. Лотоса, вознесшегося над долиной реки Урубамбы.
- Время созерцания заката с горы Мачу Пикчу, пора занимать места, - провозгласила я, отдирая блондинку от нагретой солнцем террасы.
- Какой нахрен закат, восхождения закончились, - строго заявил остроглазый мужичок в будке, внезапно материализовавшейся из кустов. - Нельзя. Закрыто, - и он с треском захлопнул лежащий перед ним журнал. В журнале восхожденцы отмечались перед выходом, и ставили галочки по возвращении.
- Посмотрите на меня, я лань и горная серна по совместительству, - я льстиво вскидывала пухлые коленки. Нужно было убедить стража вершины, что мы спустимся хотя бы к пяти, к закрытию.
- Я не желаю участвовать в спасработах. Если задержусь к ужину, моя Мария рассердится, - делал грозный вид мужчина, рассматривая коленки, почему-то блондинкины.
- На Вайну Пикчу я уже не попала, и если не пустишь на Мачу Пикчу, я тебе такие спасработы устрою, что век ужина не видать, - угрожала я. - Запишусь в твоем журнале и пропаду в кустах, и приписку на полях сделаю, в моей смерти винить дона Педро, наступившего на горло мечте.
Педро позеленел от ужаса и спрятал журнал. - Идите, идите, полоумные, а журнал не дам - нет записи - нет человека.
Мачу Пикчу это город, начисто лишенный закатов. У него есть ватное одеяло тумана, он зябко натягивает его поутру, но является солнце и, словно строгая мамаша нерадивого школьника, с треском сдергивает туман, развеивая его лоскуты по всей округе. Заблудившиеся облачные клочья льнут к стенам сахарной ватой. Под вечер Мачу Пикчу, крадучись, собирает облака в туман и пока мы пыхтим по вертикальной тропе, уже обложился со всех сторон туманом как так и надо. Я увещеваю его прерывающимся голосом ну на минуточку откинуть ватное одеяло, Мачу Пикчу капризничает, он разбаловался быть седьмым чудом света.
- Быть первым в Мачу Пикчу может каждый, а вот уйти последним… - назидательно говорю блондинке, в сумерках проходя через выключенный турникет и направляясь в кусты. В кустах лежала альтернативная тропа для любителей наслаждений - бесконечные лестницы вниз, на четыреста метров, пока не начнут дрожать колени, и ты шепотом ругаешь инков, ну кто ж так строит, кто ж так строит, чей шаг вы брали за образец, Виракочи, что ли?
Вывалившись на трассу, слабо машу рукой. Притормаживает пикап. Водитель показывает рукой на кузов, и мы валимся в него, соревнуясь грацией с мешком картошки.
Агуас Кальентас. Я приготовилась умереть на лавочке от усталости. Пришло понимание, почему люди здесь столь печальны - попробуйте встать в четыре утра, влезть на вершину горы по умопомрачительным инкским лестницам, осознать величие Мачу Пикчу, коленки дрожат, в горле пересохло, и эта продавщица в магазине косится на тебя странно, когда ты берешь бутылку пива и два яйца на яичницу….
- Пойдем, посмотрим перед сном на прекрасное, - предлагает блондинка.
- В музей? - тоскливо спрашиваю я.
- Что ты, как могла подумать - оскорбляется Наташа, - на базар.
В Куско я поставила Наташке ультиматум - или в оставшиеся три часа мы не заходим ни в один магазин, или через три часа встречаемся на крыльце хостела.
- Я с тобой, - кротко склонила голову Наташа. Достала зеркало, внимательно причесалась, спрятала зеркало, изящно повязала шарфик, достала зеркальце, попросила меня подержать зеркальце, скосила глаза, полюбовалась прекрасным и невинно спросила - а может, пообедаем…
Я расслабила челюсть и натужно улыбнулась в знак согласия. Наташка внимательно огляделась вокруг и уверенно подошла к сидевшей на обочине женщине. Женщина, закинув за спину тяжелую косу, с заразительным хлюпаньем ела из глубокой миски. Наташка подошла ближе, внимательно осмотрела миску, заглянула во внутрь и скомандовала: «Женяспроси». Женяспроси, спроси где она взяла аппетитное это.
- Да на рынке, у доньи Чоли, - махнула себе за спину пераунка. Вдоль обочины действительно тянулись рыночные навесы, и мы пошли.
Отыскав донью Чоли в чаду и гаме, Наташка смело рванула на импровизированную кухню и вежливо поинтересовалась, какое сегодня блюдо дня. Донья Чоли, оторопев от явления блондинки, выронила половник. Тогда Наташка подошла к плите и по очереди открыла кастрюльки. В кастрюльках плавало невразумительное и пахло.
Мы взяли как всегда, один суп, две ложки, и второе. Мое второе получилась типичная тарелка перуанского крестьянина, чья жизнь еще беспросветней соседского колумбийца - рис был перемешан с крупными зернами кукурузы, фаршем неизвестного происхождения и вчерашними объедками. Приправленная острым соусом, пища была божественна, как божественно все истинное.
Наташка разжевала свою еду и задумалась, затаив за щекой. Судя по всему, глотать она передумала.
- Странно, - с набитым ртом заявила блондинка, и после некоторой борьбы мучительно что-то проглотила. - Я думала, вареные коровьи желудки готовят только собакам…
Прогулка по Куско без магазинов скоропостижно закончилась на сувенирном рынке, куда Наташа тоскливо заглянула и испустила печальный вздох. В ходе прогулки мы совершили внешний осмотр церкви св. Каталины, а также выпили по два стакана тростникового сока, купили кусок куя и бутылку писки. Писка, не отходя от кассы, была немедленно перелита в пластиковую бутылку и продегустированна. Продавец посмотрел на нас с одобрением. Я с одобрением посмотрела на бутылку крепостью в сорок градусов и вкуса приличной раки.
Эти сувенирные магазины в Перу просто погибель. Кто нашептал им эти цвета, орнаменты и узоры, откуда взялось пиршество красок, полыхающие цвета адского пламени, буйволиной кожи, яйца дрозда, давленой малины, сорванной фуксии, запекшейся ржи…. Где, в какой природе подглядели они берлинскую лазурь и персидскую синь, таинственный индиго?
Автобус Куско - Лима длинной в двадцать один час обернулся изысканным наслаждением, самым прекрасным днем за два месяца непрерывных путешествий. Мы сидим на втором этаже, упираясь пятками в панорамное лобовое стекло. С одного бока широкого кожаного кресла льнет к руке бутылка писки, с другого бока ладонь ласкают упругие бока мандарин. Я безмятежна, сдав все ценные вещи в багаж, и оставив в салонном рюкзаке лишь теплые носки и подобные мелочи. Некуда бежать, стремиться, восходить и познавать. В маленьком экране телевизора мельтешат Шер и Кристина Агилера, они показывают фильм. Я глупо таращусь в экран. Наташка умиротворенно смотрит в окно и наконец-то не требует спросить или перевести. И так с шести вечера до трех следующего дня, когда мы, сгибаясь под тяжелой водой тумана, въехали в Лиму.
До очередного ночного автобуса в Уараз есть еще шесть часов. Сдав багаж на хранение, я объявляю, что для разнообразия не мешало бы посетить музей. Что за месяц путешествия с блондинкой я видела целых три магазина Тату - на Галапагоссах, в Лиме и в Ла Пасе, но в музее не была ни в одном. И что знаменитый музей доколумбовой керамики имени Рафаэля Ларко вполне способен заполнить этот пробел. Наташа покорно вздохнула.
Рафаэль Ларко, собравший эту обширную коллекцию, был великий человек - благодаря его стараниям возникло ощущение, что древние еще не инки только и делали, что ваяли горшки. Сосуды они украшали разнообразно, начиная от тотемных кошачьих, и заканчивая ритуальными сценами жертвоприношений или на приеме у врача.
- Мы не считаем нужным скрывать наши архивы, - висит табличка на стене. - Идите и бродите между высоких шкафов, где хранятся экспонаты, не поместившиеся в основные залы, только осторожно.
С полок стеллажей на тебя изучающе смотрят горбоносые лица с тщательно прорисованными глазами. Я оправдываюсь шепотом, что нет, великого еще не совершила, брожу по миру бесцельно, тем и живу. Мачу Пикчу просила кланяться и передавала привет. Нет, ягуары в Перу уже не встречаются, увы. Кондоры летают так же высоко, не волнуйтесь. Потом пришли инки и всех победили. Да, всех, и непобедимых индейцев Чиму тоже. А потом Франциско Писсаро грузно спрыгнул с борта в черный песок….
- Сеньориты, если вы хотите посмотреть эротические залы - поспешите, музей скоро закроется, - прервала нашу беседу смотрительница.
Древние индейцы воплощали в керамике все аспекты бытия, в том числе и процессы соития. Эти глиняные гимны плодородию и размножению порой шокируют, но покажите человека, кто останется невозмутимым, наблюдая глиняный слепок мастурбирующего мертвеца. На фоне любвеобильных мертвых представленные в музе сцены зоофилии выглядели вполне невинно.
Мы превратились в искушенных наслажденцев Сюр Америкой - если раньше по прилету в очередную столицу я растеряно озиралась в поисках такси и, заикаясь, называла адрес - теперь я уверенно печатаю шаг в сторону остановки общественного транспорта, и ни один таксист не смеет броситься под ноги с предложением подвезти.
В Куско победно реял майский ветер, размахивал флагами, каждым столбом напоминал, что знаменательной находке Мачу Пикчу вот-вот исполнится сто лет. Я верила и победному ветру, и каждому столбу, и глубоко под ложечкой, как пузырьки от инка-колы, щекоталось предвкушение.
Считаю, что блондинкам нужно запрещать читать. Поблажку только для журналов мод и квитанций на оплату квартиры.
Вот Наташа например прочитала, что в Перу есть музей камней доколумбовой эпохи со странными рисунками древних ящуров, но такую малость, как местонахождение коллекции доктора Карбера, не запомнила. Даже город…
В Наске я как потерпевшая долго спрашивала дорогу к загадочному музею странных камней, пока милая женщина из офиса, где мы покупали полет над Наской, не включила Наташке сюжет на ю-тюбе.
- Ой, я совсем забыла, город назывался Ика, - бросила в сторону блондинка.
Андрейборисович сжал кулаки, но, будучи благородным доном, с трудом разжал.
Еще Наташа читала про очень древний церемониальный город в какой-то стране, но это не Мачу Пикчу. Перелистывая по очереди все четыре путеводителя и задавая наводящие вопросы, я выяснила, что сей таинственный город есть боливийский комплекс Тиауанако, но по причине предательского дождя в Рурренабаке, мы в него не попали.
- Здесь есть такие спиральные круги, которые концентрируют энергию и место силы и хорошо, - намекнула блондинка за обедом.
- Ты опять читала, Наташенька, - спросила я, стиснув зубы. - А название ты не помнишь, да?
- Да, - радостно отвечала Наташа. И произнесла заклинание «ЖеняСпроси».
Путешествующим с блондинкой надо читать. Много и разнообразно, потому что кто знает, что придет в голову этой женщине. Я заранее прочитала про странные спиральные террасы на перуанских полях, и даже узнала имя - лихой спиралью закрученные террасы отзывались на Морай (Moray).
Наверно я недостаточно просветленная для инских загадок. Дно широкого амфитеатра кололось свежей травой, словно стриженный барашек. Я медленно села, потом легла, раскинув руки. Просветление не приходило, энергетические потоки не сталкивались в моем туловище, высекая искры. Солнце ласково пригревало, трава пахло тепло и душисто, выпуклые облака пихались боками и хихикали надо мной, ждущей просветления в сельскохозяйственных террасах.
Когда я перестала изображать йога в приступе випассаны, то умилилась пасторальной красоте местности - золотые поля, скромный домик смотрителя и приглядывающая за этой идиллией снежная шапка неизвестной горы.
Террасы разбегались вглубь кругами, словно известный нам затейник Виракоча повелел местным предгорьям стать морем и бросал камни. Только Виракоча отвлекся, море с облегчением обернулось землей, а круги на воде остались. Первые инки удивились земле, разбегающейся кругами, и пристроили к ней свои знаменитые летающие ступени, чтобы позабавить потомков - на этом аттракционе подними колено выше уха мы с Наташкой развлекались долго, так долго, что чуть не упустили последнюю маршруту до перекрестка.
Уже в Куско, между седьмым глотком рома и бутербродом с авокадо, я призналась Наташке, что для созерцания давешних террас купила непомерно дорогие билеты. Хоть на заборе и было написано террасы чуть-чуть денег, девушка в окошке продала нам билет на осмотр всех объектов священной долины инков за большие деньги, что-то около семидесяти перуанских солей.
- Ну и зачем ты это сделала, - сурово спросила Наташка.
- Так тетя сказала… деньги давать сказала, - оправдывалась я. - Все равно мы уже приехали, надо было платить.
- Дура, ты же видела, у них там хлипкий забор, - отрезала блондинка.
- Все же, Наташа, мне кажется это повод посмотреть другие достопримечательности Священной Долины, - издалека начала я. - По дороге в Мачу Пикчу заскочим в Писак, там премилые развалины… Наташа тоскливо поморщилась.
- Постой, - закричала я, размахивая путеводителем, - в Писаке самый обильный сувенирный рынок!
- Что, там есть бусики, - настороженно спросила блондинка, и пол вечера я распиналась, какие прекрасные товары можно приобрести на рынке в Писаке.
Утром, зажмурившись, покупаю обратные билеты на через три дня на автобус Куско - Лима. Я зажмурилась от ужаса. В пути двадцать один час, - строго оповещает сайт Круз дель Сура. Двигаю компьютерной мышкой в прострации, прошу Наташку меня пристрелить, но она брезгливо отказывается.
- А может полетим, - в отчаянной надежде вскрикиваю я, но полететь стоит двести долларов на лицо, а двадцать один час наслаждаться в автобусе - всего щестьдесят. Экономия, вернее отсутствие денег - побеждают.
Маршрутка проехала Писак и устремилась вглубь Священной Долины, как вдруг с визгом притормозила, и под смех попутчиков из нее вывалились двое - я и блондинка.
- Простите, сеньориты, я задумался, но всего пара километров обратно и вы в Писаке, сегодня такая хорошая погода, прогулка вам непременно понравится, - оправдывался водитель.
Мы долго шли вдоль унылого забора с редкими вкраплениями фасадов домов, украшенных странными барельефами змей и прочих тотемных животных, пока не наткнулись на продавщицу уличной еды.
Наташка повеселела и знаками попросила женщину открыть свои кастрюльки. Из кастрюлек одуряющее пахло супом, рыбой и рисом. Наташка немедленно послала меня торговаться, чтобы за три копейки нам дали рыбу без гарнира и суп с двумя ложками.
- Дуры какие-то, - пожала плечами сеньора Гомес и щедро положила рису. - Если соседи увидят, что мою жареную рыбу едят эти гринго, чавкая и облизывая пальцы, то сделают мне двойную кассу.
- Эй, Педро, пойди дай им компот в подарок за рекламу, - скомандовала сеньора Гомес.
-Ну что, едем смотреть древний инкский город, а на обратном пути пол часика пробежимся по рынку, - предложила я и направилась к такси. За спиной раздался всхлип.
Я оглянулась и увидела, как в глазах блондинки цвета молодых побегов бамбука отражается разочарование в мире и во мне в частности.
- Ну тебя в пень, - чертыхалась я, всовывая Наташке бумажку в пятьдесят солей. - Иди на рынок, через три часа встречаемся на этом крыльце, и ни в чем себе не отказывай, -крикнула я вдогонку вприпрыжку удаляющейся спине.
Жесткое расписание объяснялось наличием билетов на поезд в Агуас Кальентас (для непосвященных это подножье Мачу Пикчу практически) из Ольянтайтамбо, а до этого самого Ольянтайтамбо лежала неизвестность и две маршрутки с пересадками.
Вообще Писак это инки хорошо придумали. Чтоб Мачу Пикчу, как счастье, не ударило по лицу, нужна акклиматизация, и неторопливые террасы древнего Писака подходят как нельзя лучше.
Вся эта древняя песочница предоставлена мне одной. Я играю этими лестницами, просовываю голову в бойницы, заглядываю в трапециевидный зев дверных проемов.
Писак снисходительно наблюдает за мной с вершины крепости, вглядывается до слез в плодородную долину реки Урубамбы, но тени врагов тают в полуденном солнце. Писаку тесно в расчищенных границах, следы мостиков и лестниц уводят на соседние склоны, уводят не меня, взгляд - глаз быстрее тела.
Я вижусь себе мальчиком этого города, с узелковой нитью кипу в смуглой руке и теплые глыбы ступеней помнят мой шаг. Отец дозорный в крепости, мать растит кукурузу и вычесывает лам. Если быть быстрым на земле как кондор в небе, можно стать вестником, часки. Мать утирает слезы и говорит, что быть гонцом тяжело и опасно, но я презрительно сплевываю горькую от коки слюну. Женщины глупы как ламы, Нет прекрасней инкской власти, Ты кладешь конец страданьям, Всем творишь добро и счастье!
Я чудом очнулась от судьбы инкского мальчика и со вздохом обернулась уставшей пыльной девочкой, которой ещё надо выдернуть блондинку с рынка и к семи вечера поспеть в Ольянтайтамбо.
Наташка, подпрыгивая, ждала меня на уговоренном крыльце.
- Побежали, - махнула рукой я, имея в виду на маршрутку.
- Побежали, - согласилась блондинка, и грациозной рысью скрылась в торговых рядах.
- Ты охренела, - шипела я, пока Наташка крутилась между мной и зеркалом, выбирая мозаичные серьги.
- Говори скорей, в каких серьгах я более прекрасна, - ворковала блондинка, не обращая внимания на взгляд, которым я грозно сверлила секундную стрелку.
Я сосчитала до десяти я и наспех ткнула пальцем в левое ухо блондинки.
Сижу на обочине привокзальной улочки в Ольянтайтамбо, грызу вареную кукурузу с сыром и предлагаю подступы к местному вокзалу объявить суверенной зоной, столько здесь иностранцев на метр квадратный.
Приходит поезд из другой жизни. Это самый дешевый поезд из ассортимента Перу Рейл, вариант бэкпекер, но он лучшее, что было со мной за последний месяц в плане перемещения. Охватывает чувство белого человека в третьем мире, с легким душком, но я запрещаю себе принюхиваться и чинно усаживаюсь в кресло. Почему-то вспоминаются школьники из последней маршрутки, теряющие под сиденьем бутылки с водой, радостно галдящие стаей галчат, жадно просыпающие чипсы… Я включала белую женщину и устало морщилась, но подбирала бутылки с водой и с пытливым любопытством прислушивалась к детским голосам.
В прекрасном поезде не звенят детские голоса. Возможно, они звенят в вагоне для местных, откуда иностранцев вежливо прогоняет проводник в ливрее, мадам, сюда нельзя, ваши мягкие кресла дальше по платформе…
- Слышь, какие-то тут туристы невеселые, - шепчу я Наташке в Агуас Кальентас. Агуас Кальентас - это городок из одной реки и двух улиц, построенный, чтобы удобнее было попадать в Мачу Пикчу. Городок живет особым графиком - ранним утром он провожает в древний город толпы наслажденцев инкскими святынями, а поздним вечером сводит их под руки, утешает вернувшихся из Мачу Пикчу, и кого отправляет в Куско, а кого берет под локоть и устраивает на ночь.
- Не стоит тебе сегодня никуда ехать, - шепчет городок усталому туристу. - Утро вечера мудренее, утром вернешься в славный Куско, а сейчас такой усталый, такой опустошенный свершением мечты, иди поспи на моих коленях….
Для нас Агуас Кальентас приготовил хостел Лос Каминантес, бродяги.
Как в новую квартиру следует запускать кошку, так и я первой запускаю в номер Наташку - она придирчиво рассматривает стены на предмет грибка и цветовой гаммы, а потом суровым шагом идет в ванную и ждет горячую воду. Если горячая вода запаздывает, хозяин, трудно заикаясь, просит посмотреть другой номер. Я стою несколько в стороне, облокотившись рюкзаком о стену, и с гордостью и умилением смотрю на работу блондинки.
Мы начали наслаждаться с раннего утра. Однако раннее утро у каждого свое, поэтому сверим часы - наше наступило в четыре. Я наслаждалась в очереди за билетами в Мачу Пикчу, а Наташка - в очереди на автобус туда же. Очередь за билетами это такой клуб общения анонимных неудачников - мало того, что мы не купили билеты заранее, в интернете или в Куско, так еще время от времени очередной лишенец с треском хлопает себя по лбу и судорожно выбегает из очереди за паспортом или к банкомату - пластиковые карты и доллары в кассе не берут.
Уезжаем на семнадцатом по счету автобусе, и в половине шестого присоединяемся к огромной толпе, с вожделением смотрящей на ворота. Ворота открываются в шесть, и мы куда-то бежим, отбрасывая клочья тумана, вверх по каменным ступеням, Наташа, куда мы бежим, зачем…
- Мы ищем Вайну Пикчу, - бросает ничуть не запыхавшаяся блондинка, - мы будем на нее восходить.
- Но я не хочу никуда восходить, я хочу стоять, и рассвет, и раздвигать туман рукой, и вытирать о штаны влажные от тумана ладони, и ловить горстями первые лучи солнца, куда мы бежим, Наташа, зачем. Я хочу полет кондора, и пушистую боками ламу, и как Виракоча на востоке ударил кресалом о земную твердь, и первые лучи пронзили туман и безуспешно искали просвет в тесной каменной кладке. Я хочу смотреть, как солнечный свет принимает столетиями отточенные формы в трапециях проемов и окон. Как солнечный свет занимает привычные места на каменных террасах. Я хочу посмотреть….
Наташка что-то рявкнула, и я скорбно замолчала. Отстояв очередь к калитке, за которой находится восхождение на Вайну Пикчу, гору, где рождаются слова «я таки залез сюда, преодолев ограничения на вход и крутой подъем», я обнаружила, что в наших билетах не хватает штампа «эти дуры хотят залезть на Вайну». Таких штампов ставят в день ровно четыреста, чтоб туристы не затоптали узкую острую гору.
Для непоместившихся на Вайну Пикчу инки бонусом построили еще одну гору - Мачу Пикчу. Туда мы и пойдем ввечеру созерцать закат, - утешаю я блондинку. А пока будем резвиться в затерянном городе.
Мачу Пикчу самый красивый город на земле. Города не бывают бывшими. Мачу Пикчу славит жизнь, складывая каменные гимны, спускаясь в джунгли торжественным стаккато террас, повисая лианами на склонах…
Самое красивое в этом городе - окружающие горы, вздымающиеся частым гребнем, поросшие курчавым лесом, влажные дыханием джунглей. Город осторожно разместился на небольшой площадке, и Вайну Пикчу, не дыша, протягивает его на ладони Инта солнцу.
Инки, сами того не зная, были немного буддистами. Мачу Пикчу это Ом мани падме хум по-южноамерикански, это сокровище в цветке лотоса. Лотоса, вознесшегося над долиной реки Урубамбы.
- Время созерцания заката с горы Мачу Пикчу, пора занимать места, - провозгласила я, отдирая блондинку от нагретой солнцем террасы.
- Какой нахрен закат, восхождения закончились, - строго заявил остроглазый мужичок в будке, внезапно материализовавшейся из кустов. - Нельзя. Закрыто, - и он с треском захлопнул лежащий перед ним журнал. В журнале восхожденцы отмечались перед выходом, и ставили галочки по возвращении.
- Посмотрите на меня, я лань и горная серна по совместительству, - я льстиво вскидывала пухлые коленки. Нужно было убедить стража вершины, что мы спустимся хотя бы к пяти, к закрытию.
- Я не желаю участвовать в спасработах. Если задержусь к ужину, моя Мария рассердится, - делал грозный вид мужчина, рассматривая коленки, почему-то блондинкины.
- На Вайну Пикчу я уже не попала, и если не пустишь на Мачу Пикчу, я тебе такие спасработы устрою, что век ужина не видать, - угрожала я. - Запишусь в твоем журнале и пропаду в кустах, и приписку на полях сделаю, в моей смерти винить дона Педро, наступившего на горло мечте.
Педро позеленел от ужаса и спрятал журнал. - Идите, идите, полоумные, а журнал не дам - нет записи - нет человека.
Мачу Пикчу это город, начисто лишенный закатов. У него есть ватное одеяло тумана, он зябко натягивает его поутру, но является солнце и, словно строгая мамаша нерадивого школьника, с треском сдергивает туман, развеивая его лоскуты по всей округе. Заблудившиеся облачные клочья льнут к стенам сахарной ватой. Под вечер Мачу Пикчу, крадучись, собирает облака в туман и пока мы пыхтим по вертикальной тропе, уже обложился со всех сторон туманом как так и надо. Я увещеваю его прерывающимся голосом ну на минуточку откинуть ватное одеяло, Мачу Пикчу капризничает, он разбаловался быть седьмым чудом света.
- Быть первым в Мачу Пикчу может каждый, а вот уйти последним… - назидательно говорю блондинке, в сумерках проходя через выключенный турникет и направляясь в кусты. В кустах лежала альтернативная тропа для любителей наслаждений - бесконечные лестницы вниз, на четыреста метров, пока не начнут дрожать колени, и ты шепотом ругаешь инков, ну кто ж так строит, кто ж так строит, чей шаг вы брали за образец, Виракочи, что ли?
Вывалившись на трассу, слабо машу рукой. Притормаживает пикап. Водитель показывает рукой на кузов, и мы валимся в него, соревнуясь грацией с мешком картошки.
Агуас Кальентас. Я приготовилась умереть на лавочке от усталости. Пришло понимание, почему люди здесь столь печальны - попробуйте встать в четыре утра, влезть на вершину горы по умопомрачительным инкским лестницам, осознать величие Мачу Пикчу, коленки дрожат, в горле пересохло, и эта продавщица в магазине косится на тебя странно, когда ты берешь бутылку пива и два яйца на яичницу….
- Пойдем, посмотрим перед сном на прекрасное, - предлагает блондинка.
- В музей? - тоскливо спрашиваю я.
- Что ты, как могла подумать - оскорбляется Наташа, - на базар.
В Куско я поставила Наташке ультиматум - или в оставшиеся три часа мы не заходим ни в один магазин, или через три часа встречаемся на крыльце хостела.
- Я с тобой, - кротко склонила голову Наташа. Достала зеркало, внимательно причесалась, спрятала зеркало, изящно повязала шарфик, достала зеркальце, попросила меня подержать зеркальце, скосила глаза, полюбовалась прекрасным и невинно спросила - а может, пообедаем…
Я расслабила челюсть и натужно улыбнулась в знак согласия. Наташка внимательно огляделась вокруг и уверенно подошла к сидевшей на обочине женщине. Женщина, закинув за спину тяжелую косу, с заразительным хлюпаньем ела из глубокой миски. Наташка подошла ближе, внимательно осмотрела миску, заглянула во внутрь и скомандовала: «Женяспроси». Женяспроси, спроси где она взяла аппетитное это.
- Да на рынке, у доньи Чоли, - махнула себе за спину пераунка. Вдоль обочины действительно тянулись рыночные навесы, и мы пошли.
Отыскав донью Чоли в чаду и гаме, Наташка смело рванула на импровизированную кухню и вежливо поинтересовалась, какое сегодня блюдо дня. Донья Чоли, оторопев от явления блондинки, выронила половник. Тогда Наташка подошла к плите и по очереди открыла кастрюльки. В кастрюльках плавало невразумительное и пахло.
Мы взяли как всегда, один суп, две ложки, и второе. Мое второе получилась типичная тарелка перуанского крестьянина, чья жизнь еще беспросветней соседского колумбийца - рис был перемешан с крупными зернами кукурузы, фаршем неизвестного происхождения и вчерашними объедками. Приправленная острым соусом, пища была божественна, как божественно все истинное.
Наташка разжевала свою еду и задумалась, затаив за щекой. Судя по всему, глотать она передумала.
- Странно, - с набитым ртом заявила блондинка, и после некоторой борьбы мучительно что-то проглотила. - Я думала, вареные коровьи желудки готовят только собакам…
Прогулка по Куско без магазинов скоропостижно закончилась на сувенирном рынке, куда Наташа тоскливо заглянула и испустила печальный вздох. В ходе прогулки мы совершили внешний осмотр церкви св. Каталины, а также выпили по два стакана тростникового сока, купили кусок куя и бутылку писки. Писка, не отходя от кассы, была немедленно перелита в пластиковую бутылку и продегустированна. Продавец посмотрел на нас с одобрением. Я с одобрением посмотрела на бутылку крепостью в сорок градусов и вкуса приличной раки.
Эти сувенирные магазины в Перу просто погибель. Кто нашептал им эти цвета, орнаменты и узоры, откуда взялось пиршество красок, полыхающие цвета адского пламени, буйволиной кожи, яйца дрозда, давленой малины, сорванной фуксии, запекшейся ржи…. Где, в какой природе подглядели они берлинскую лазурь и персидскую синь, таинственный индиго?
Автобус Куско - Лима длинной в двадцать один час обернулся изысканным наслаждением, самым прекрасным днем за два месяца непрерывных путешествий. Мы сидим на втором этаже, упираясь пятками в панорамное лобовое стекло. С одного бока широкого кожаного кресла льнет к руке бутылка писки, с другого бока ладонь ласкают упругие бока мандарин. Я безмятежна, сдав все ценные вещи в багаж, и оставив в салонном рюкзаке лишь теплые носки и подобные мелочи. Некуда бежать, стремиться, восходить и познавать. В маленьком экране телевизора мельтешат Шер и Кристина Агилера, они показывают фильм. Я глупо таращусь в экран. Наташка умиротворенно смотрит в окно и наконец-то не требует спросить или перевести. И так с шести вечера до трех следующего дня, когда мы, сгибаясь под тяжелой водой тумана, въехали в Лиму.
До очередного ночного автобуса в Уараз есть еще шесть часов. Сдав багаж на хранение, я объявляю, что для разнообразия не мешало бы посетить музей. Что за месяц путешествия с блондинкой я видела целых три магазина Тату - на Галапагоссах, в Лиме и в Ла Пасе, но в музее не была ни в одном. И что знаменитый музей доколумбовой керамики имени Рафаэля Ларко вполне способен заполнить этот пробел. Наташа покорно вздохнула.
Рафаэль Ларко, собравший эту обширную коллекцию, был великий человек - благодаря его стараниям возникло ощущение, что древние еще не инки только и делали, что ваяли горшки. Сосуды они украшали разнообразно, начиная от тотемных кошачьих, и заканчивая ритуальными сценами жертвоприношений или на приеме у врача.
- Мы не считаем нужным скрывать наши архивы, - висит табличка на стене. - Идите и бродите между высоких шкафов, где хранятся экспонаты, не поместившиеся в основные залы, только осторожно.
С полок стеллажей на тебя изучающе смотрят горбоносые лица с тщательно прорисованными глазами. Я оправдываюсь шепотом, что нет, великого еще не совершила, брожу по миру бесцельно, тем и живу. Мачу Пикчу просила кланяться и передавала привет. Нет, ягуары в Перу уже не встречаются, увы. Кондоры летают так же высоко, не волнуйтесь. Потом пришли инки и всех победили. Да, всех, и непобедимых индейцев Чиму тоже. А потом Франциско Писсаро грузно спрыгнул с борта в черный песок….
- Сеньориты, если вы хотите посмотреть эротические залы - поспешите, музей скоро закроется, - прервала нашу беседу смотрительница.
Древние индейцы воплощали в керамике все аспекты бытия, в том числе и процессы соития. Эти глиняные гимны плодородию и размножению порой шокируют, но покажите человека, кто останется невозмутимым, наблюдая глиняный слепок мастурбирующего мертвеца. На фоне любвеобильных мертвых представленные в музе сцены зоофилии выглядели вполне невинно.