анна петровна шерер открывала салон
В гостях было по барски богато, а в туалете даже непрозрачная, но очень стеклянная стеночка. Я засмотрелась на нее и опоздала в метро, чуть не отдав концы в остановившемся эскалаторе на Третьяковской.
Во мне все еще говорил ром, и, разговаривая с ним, я пошла вперед. Вперед оказалась красная площадь.
Почемуто было страшно. Собор Василия Блаженного вместо расписной игрушки моего детства вздымался многоголовой гидрой. Москва полоскала византийские косы в одноименной реке. Москва выглядела неприбранной и простоволосой.
Я шла вперед и быстро, отмахиваясь от машин и шагов сзади. Гум был украшен как лондонский Харродс, но тетки в витринах выглядели жалко, будто старались понравиться. Витрина с Луи Виттоном, наоборот, ослепляла стразами и прочим сваровски.
Я не знала что делать, и решила обнять и плакать. Обнимать было некого, а плакать всегда. Возможно. Наверно это был культурный шок наоборот - не от разнообразия колбасы в Дрездене, а от жуткого величия красной площади. Она подавляла мертвенным светом, а башни по краям вздымались, почемуто фаллически.
Хотелось в ванну с окошком и цветком с видом на соседский сад. Нестрашных прохожих. Шампансокго 2004 с медовым вкусом под языком. Чтобы тревожный пафосный Гум обратился в шальной, но не менее пафосный Харродс или Галери Лафайет. Чтобы ночью в центре города было нестрашно. Не вздрагивать от прохожего сзади. И вообще не вздрагивать, а любопытно таращиться по сторонам.
Во мне все еще говорил ром, и, разговаривая с ним, я пошла вперед. Вперед оказалась красная площадь.
Почемуто было страшно. Собор Василия Блаженного вместо расписной игрушки моего детства вздымался многоголовой гидрой. Москва полоскала византийские косы в одноименной реке. Москва выглядела неприбранной и простоволосой.
Я шла вперед и быстро, отмахиваясь от машин и шагов сзади. Гум был украшен как лондонский Харродс, но тетки в витринах выглядели жалко, будто старались понравиться. Витрина с Луи Виттоном, наоборот, ослепляла стразами и прочим сваровски.
Я не знала что делать, и решила обнять и плакать. Обнимать было некого, а плакать всегда. Возможно. Наверно это был культурный шок наоборот - не от разнообразия колбасы в Дрездене, а от жуткого величия красной площади. Она подавляла мертвенным светом, а башни по краям вздымались, почемуто фаллически.
Хотелось в ванну с окошком и цветком с видом на соседский сад. Нестрашных прохожих. Шампансокго 2004 с медовым вкусом под языком. Чтобы тревожный пафосный Гум обратился в шальной, но не менее пафосный Харродс или Галери Лафайет. Чтобы ночью в центре города было нестрашно. Не вздрагивать от прохожего сзади. И вообще не вздрагивать, а любопытно таращиться по сторонам.