Альтруизм и эгоизм - генетически заданы человеку

Mar 20, 2011 07:08



Александр Марков: «Все аспекты нашей психики, включая самые высшие, такие как мораль, имеют вполне материальную нейрофизиологическую основу»
Дарвин писал, что высшие психические функции подвергались постепенным изменениям под влиянием отбора, так же, как строение тела. Он полагал, что в будущем психология будет основана на понимании эволюционного происхождения различных черт психики. Теперь, через 150 лет после опубликования «Происхождения видов…», мы наконец приблизились к этой ситуации. Синтез нейрофизиологии, психогенетики, этологии и других наук привёл к формированию эволюционной психологии - области знания, объясняющей, как и почему человечество приобрело способность к любви, или к альтруизму, или к религиозным переживаниям: какое именно давление естественного отбора, какие конкретно изменения в генетически запрограммированной структуре мозга привели к тому, что подобные высшие психические функции оказались полезными для наших предков. О некоторых недавних достижениях эволюционной психологии рассказал биолог Александр Марков. Справка:
Знания о собственном происхождении человечество получает с помощью трёх наук. Первые две, палеоантропология и генетика, всем известны: первая рассказала нам о том, как выглядели и чем занимались наши предки в последние шесть миллионов лет, а вторая ищет и находит отличия нашего генома от генома шимпанзе и выделяет среди этого жалкого 1 процента нуклеотидных пар единичные значимые изменения. Третья наука сформировалась недавно (хотя была предсказана Дарвином 150 лет назад) и называется эволюционной психологией.
В начале лекции учёный отмечает, что специалисты, применяющие эволюционный подход к изучению человеческого поведения, постоянно подвергаются нападкам со стороны плохо образованных общественных, политических и религиозных деятелей и цитирует статью из журнала Nature - ответ на антиэволюционные высказывания американских политиков: «И тело, и разум человека произошли путём эволюции от более ранних приматов. Способ человеческого мышления свидетельствует о таком происхождении столь же убедительно, как и строение и работа конечностей, иммунной системы или колбочек глаза. Это относится не только к механизму работы нейронов, но и к различным аспектам нашей морали».
Уверенность учёных в эволюционном происхождении «души» основана на огромной совокупности данных нейрофизиологии, генетики поведения, этологии и других дисциплин. Можно выделить четыре основных направления исследований, подтверждающих, что человеческое поведение может рассматриваться как результат эволюции. Во-первых, существует нейрофизиологическая основа поведения: с любой психической функцией связаны конкретные зоны мозга. Во-вторых, ещё одна новая наука - психогенетика - уже накопила большой массив данных, демонстрирующих связь между генотипом и поведением индивида. Если добавить к ней психоэндокринологию, науку о связи гормонов и поведения, то от «нас самих» останется совсем мало. В-третьих, грань между человеком и животными, о которой так много говорили в XX веке, с каждым годом всё больше размывается. И наконец, эволюционная психология обладает самым важным признаком науки: на основе накопленных ею данных можно строить теории и проверять их экспериментально.

Перевести железнодорожную стрелку - пожертвовать одним ребёнком и спасти пятерых. Столкнуть человека на рельсы - пожертвовать одним и спасти пятерых. С точки зрения человека с повреждением вентромедиальной префронтальной коры, эти ситуации абсолютно идентичны. Слайд из презентации Александра Маркова
Способность проявлять какое бы то ни было поведение обеспечивается нашим мозгом. При неполадках в работе мозга нередко нарушается и поведение. Марков рассказывает о людях с повреждением определённого участка мозга - вентромедиальной префронтальной коры. У них полностью сохранён интеллект, но исчезает способность к сопереживанию и чувству вины. «Такие люди выносят моральное суждение на основе холодного расчёта, то есть они просто рассчитывают, какой из вариантов в сумме даст больше хорошего, меньше плохого. А здоровые люди при этом всегда учитывают ещё и свои эмоции», - поясняет Марков и демонстрирует картинку с поездами. В этом стандартном психологическом тесте приводятся две ситуации: в первой можно перевести железнодорожную стрелку, чтобы спасти пятерых детей, но пожертвовать одним, также играющим на рельсах, а во второй ситуации единственный способ спасти детей - столкнуть человека с моста, чтобы поезд задавил его и остановился. «Нормальный человек видит, чувствует, точнее, очень большую разницу между этими двумя ситуациями», - объясняет лектор. Человек с повреждением мозга такой разницы не видит.
Но как случилось, что способность к сопереживанию оказалась эволюционным преимуществом?
Эволюция альтруизма
Сегодня накоплено достаточно данных, чтобы с уверенностью утверждать, что склонность к добрым поступкам определяется не только воспитанием, но и генами. Конечно, отделить одно от другого не так просто (добрые родители будут воспитывать доброту в детях), но всё-таки возможно. Во-первых, существует близнецовый анализ: сравнение поведения генетически идентичных монозиготных близнецов с поведением дизиготных, близких друг к другу не больше, чем любые брат с сестрой, позволяет выявлять признаки, которые контролируются генами. Во-вторых, когда область поиска понятна, можно выявлять статистические связи между поведением и генотипом больших групп людей. Такие исследования показывают, что вариации генов OXTR и AVPR1a, кодирующих рецепторы окситоцина и вазопрессина, достоверно связаны со склонностью людей совершать добрые поступки в ущерб личной выгоде.
Существует несколько взаимодополняющих теорий развития альтруизма. Во-первых, вошедший в учебники и математически выверенный родственный отбор: помочь близкому родственнику выгодно, потому что он распространяет те же гены, что и ты сам. «Я отдал бы жизнь за двух братьев или восьмерых кузенов», - цитирует Марков эволюционного биолога Джона Холдейна (John Haldane). Родственный отбор может поддерживаться даже у примитивных животных, а вот вторая разновидность - реципрокный, или взаимный, альтруизм уже требует развитой нервной системы, способности запоминать партнёра и прогнозировать будущее, поэтому такую форму альтруизма изучают в основном на примере обезьян.
А вот у людей с их сложной социальной организацией на первый план выходит парохиальный альтруизм, то есть альтруизм, ориентированный на «своих» и сочетающийся с готовностью к проявлению агрессии к «чужим». По всей вероятности, группа, члены которой склонны к такому поведению, в доисторические времена выживала и оставляла потомство наиболее эффективно. Археологические данные показывают, что уровень межгрупповой агрессии у палеолитических племён был очень высоким: насильственной смертью умирали до 30 процентов людей! И если допустить, что существование в племени героев-альтруистов повышало его шансы на победу в войне, то их гены должны были закрепляться естественным отбором, несмотря на вероятность гибели их носителей. По крайней мере один ген, вовлечённый в поддержку парохиального альтруизма, можно выделить с большой степенью уверенности - это тот самый рецептор к окситоцину, вариации которого влияют на склонность к добрым поступкам. Этот гормон обычно упоминают в связи с любовью и доверием, и существует множество экспериментальных данных, подтверждающих его роль в этих процессах. Но функция этого гормона оказалась неоднозначной: не так давно появились исследования, демонстрирующие, что окситоцин не усиливает - а в некоторых ситуациях даже снижает - симпатию к членам «чужой» группы и вызванные им доверие и любовь распространяются именно на «своих».
Верность женщине
Совершенно любую научно-популярную биологическую статью можно назвать «о мышах и людях». На этот раз в роли мышей выступают знаменитые полёвки Ларри Янга (Larry Young) - горные и степные. Эти два близких вида по-разному строят семью: степные полёвки образуют устойчивые пары и вместе заботятся о детёнышах, а горные - неразборчивы в связях, и их самцы совершенно равнодушны к потомству.
Такая разница между видами обусловлена небольшими отличиями в строении и распределении в мозге рецепторов к окситоцину, вазопрессину и дофамину. Например, самцу моногамной полёвки можно ввести вазопрессин, и он полюбит первую встречную самку навсегда. С самцом полигамной полёвки такой номер не пройдёт: его может сделать моногамным только генная инженерия.
Одно из важных отличий между полигамными и моногамными полёвками - длина регуляторного участка в гене, кодирующем рецептор к вазопрессину (V1a). У полигамных полёвок этот участок укорочен по сравнению с моногамными. У человека встречаются разные варианты рецептора к вазопрессину.
Установлено, что у мужчин с укороченным регуляторным участком гена V1a романтические отношения вдвое реже приводят к браку. Кроме того, они вдвое чаще считают себя несчастными в семейной жизни. Жёны людей с таким вариантом гена обычно недовольны отношениями в семье.
В том, что гены могут влиять на любовные переживания человека, нет ничего удивительного. От генов зависит развитие эмоциональных зон мозга, уровень гормонов и нейромедиаторов, чувствительность к ним соответствующих нервных сетей - а значит, и отличие в интенсивности и даже знаке эмоциональных реакций на сходные стимулы внешней среды. Сегодня проводится множество работ, связанных с изучением человеческих привязанностей с точки зрения нейрофизиологии: известны зоны мозга, задействованные в переживании любви, известны многие гормоны, влияющие на чувство привязанности, много открытий связано с запаховой коммуникацией у человека. Но все эти факторы имеют статистическое значение. Биологи много знают про любовь вообще, а не про любовь конкретной пары. Пока что.
Религия и другие побочные реакции
Иногда эволюция мозга приводит к формированию очень странного поведения, на первый взгляд необъяснимого. Например, в большинстве человеческих сообществ формировались системы религиозных верований, и многие из них сохранились до наших дней. Тот факт, что религии создаются и поддерживаются, говорит о том, что они приносят коллективу какую-то пользу.
Ещё одна новая наука, эволюционное религиоведение, предлагает два основных подхода к объяснению существования религии. Её можно рассматривать как побочное следствие эволюции каких-то других психических функций или же как полезную адаптацию. «Эти два подхода не являются взаимоисключающими, - отмечает Марков, - потому что часто бывает так, что побочный продукт какого-нибудь эволюционного изменения одновременно оказывается (или впоследствии становится) также и полезной адаптацией».
Человеческие детёныши проявляют большую способность к индоктринации, то есть к безоговорочной вере в любые тезисы, предложенные взрослыми. Это очень выгодно, говорит Марков: «Понятно, что при прочих равных гораздо безопасней, удобнее, быстрее учиться у взрослых, чем на своих собственных ошибках». Дети, склонные верить взрослым на слово, лучше выживают и передают свои гены, ведь они не станут есть красивые ядовитые ягоды, если родители запретили им это делать. Но в результате этой адаптации «возникает идеальная среда для появления и распространения всевозможных эгоистических фрагментов информации, разного рода информационных вирусов», замечает лектор.
Другая важная предпосылка для формирования религии - это образование крупных сообществ, в которых не все люди знают друг друга в лицо. «Это очень ресурсоёмкое в интеллектуальном плане поведение», - поясняет Марков. У обезьян существует корреляция между размером мозга и размером социальной группы, но человек не мог увеличивать размер мозга до бесконечности. Пришлось искать другие способы поддержки больших групп: «И одной из таких адаптаций, по-видимому, стала способность распознавать и высоко ценить сложные дорогостоящие и трудноподделываемые сигналы, смысл которых “я свой, я один из группы, я один из вас, мне можно доверять”. И религии могли использовать это свойство психики для своего распространения. Неслучайно во многих религиях придаётся большое значение самым дорогостоящим, изнурительным ритуалам».
Существует немало данных, демонстрирующих, что религии способствуют сохранению группы. В XIX веке в США возникло множество различных общин - как религиозных, так и светских. Религиозные общины в среднем просуществовали дольше, что иллюстрирует ценность религии как инструмента поддержания сплочённости коллектива. Более того, выяснилось, что выживание религиозных общин напрямую зависит от строгости их устава. Изнурительные обряды, посты и тому подобные вещи - это эффективный способ выявления индивидов, не проявляющих должной лояльности к общине.
Кроме того, коллективные обряды служат важным средством укрепления парохиального альтруизма, то есть любви к своим и ненависти к чужакам. Исследования, проведённые среди представителей шести религиозных конфессий, продемонстрировали чёткую связь между частотой посещения богослужений и количеством положительных ответов на два вопроса: а) готовы ли вы умереть за свою веру? б) считаете ли вы, что во многих бедах этого мира виноваты иноверцы? Важно, что корреляции с частотой молитв исследователи не обнаружили - речь идёт именно о коллективных обрядах, а не об индивидуальных верованиях.
Мозг материален. Что делать?
Большинство исследований, упомянутых Марковым в его лекции, относятся к 2010 году. Так произошло потому, что количество работ, посвящённых тем или иным аспектам эволюционной психологии, сегодня лавинообразно увеличивается, данные непрерывно уточняются, перепроверяются на более крупных выборках, обнаруживаются новые гены и их новые влияния на психику. Сегодня мы ещё мало знаем о том, как работает наш мозг, но через несколько десятков лет, по-видимому, понимание биологических основ поведения выйдет на уровень, сравнимый с достигнутым сегодня пониманием работы кровеносной или пищеварительной системы.
Понимание биологических основ поведения очень упрощает жизнь. Это не ты кидаешь тарелки об стену, это за тебя недостаток прогестерона принимает решения. И поэтому часто приходится слышать, что подобные исследования вообще не надо популяризировать - якобы они могут оправдать некрасивое поведение. Марков не согласен с такой трактовкой: «Эволюционный подход к человеку - он объясняет, откуда что взялось, но никоим образом не отвечает на вопрос, что хорошо и что плохо. На вопрос, что хорошо и что плохо, отвечает человеческая культура. Это результат не биологической, а культурно-социальной эволюции, которая давно уже гораздо важнее для нас, чем эволюция биологическая».
Чтобы проиллюстрировать эту мысль, лектор приводит пример: «Вот вы знаете, генетики обнаружили у человека такой фрагмент ДНК, наличие которого повышает вероятность того, что человек станет убийцей, в несколько раз. То ли в 5, то ли в 10 раз. Это реальная статистика». Аудитория примеряет на себя, беспокоится.
«Как вы думаете, - продолжает Марков, - мы должны людям, носителям этого фрагмента ДНК, какие-то поблажки давать в суде, как-то более снисходительно к ним относиться?» Аудитория, убедившаяся за время лекции в значимости биологических факторов, считает, что, скорее, да. В самом деле, если от одного человека требуется в 10 раз больше усилий, чтобы подавить агрессию, чем от другого, не означает ли это, что нужно разрабатывать способы выявления этого участка ДНК и принимать превентивные меры, чтобы подавить его работу в организме?
Вообще-то было бы неплохо, наверное. Но не всё так просто. Лектор выдерживает паузу: «Вы догадались, о каком фрагменте ДНК идёт речь, как он называется? А я вам скажу. Y-хромосома».

альтруизм, интернационализм, эгоизм, национализм, жлобство

Previous post Next post
Up