Про карикатуры и фотографии
В романе Владимира Набокова «Камера обскура» действует персонаж, которого зовут Роберт Горн. По профессии он карикатурист, а по жизни негодяй и мерзавец. Характеризуется он изначально такими эпизодами:
«...трудно себе представить более холодного, глумливого и безнравственного человека, чем этот талантливый карикатурист. ...Войдя же в лавку восточных тканей, он незаметно бросал тлеющий окурок на сложенный в углу шелковый товар и, одним глазом глядя на старика еврея, с улыбкой нежности и надежды разворачивающего перед ним за шалью шаль, другим наблюдал, как в углу лавки язва окурка успела проесть дорогой шелк. Этот контраст и был для него сущностью карикатуры... Самые смешные рисунки в журналах именно и основаны на этой тонкой жестокости, с одной стороны, и глуповатой доверчивости - с другой: Горн, бездейственно глядевший, как, скажем, слепой собирается сесть на свежевыкрашенную скамейку, только служил своему искусству».
(Слово «смешное» здесь, конечно, служит синонимом слова «талантливые», и можно подискутировать, насколько это относится к карикатурам, а насколько - вообще к искусству).
А заканчивается линия Горна эпизодом совершенно жуткого издевательства над ослепшим главным героем (Бруно Кречмаром), которому говорят, что в доме никого нет, кроме него и его любовницы Магды, но Магда-то давно изменяет ему с Горном, и этот самый Горн постоянно, даже почти не таясь, живёт с ними.
«...В это время в маленькой гостиной, освещенной солнцем через стеклянную дверь на веранду, сидели друг против друга Кречмар и Горн. Горн нарочно оставался теперь дома, так как желал сполна насладиться последними днями этого чрезвычайно забавного житья. ...Горн сидел на складном стульчике, совершенно голый. От ежедневных солнечных ванн в саду или на крыше (где он, нежно воя, изображал эолову арфу), его худощавое, но сильное тело, с черной шерстью в форме распростертого орла на груди, было кофейно-желтого цвета. Ногти на ногах были грязны и зазубрены. Недавно он облил голову под краном на кухне, так что темные его волосы лежали плоско и лоснились. В красных выпученных губах он держал длинный стебелек травы и, скрестив мохнатые ноги и подперев подбородок рукой, на кисти которой горел Магдин браслет, он не спускал глаз с лица Кречмара, который тоже, казалось, пристально смотрит на него. На Кречмаре был широкий мышиного цвета халат, бородатое лицо выражало мучительное напряжение. Он прислушивался - последнее время он только и делал, что прислушивался, и Горн это знал и внимательно наблюдал отражение каких-то ужасных мыслей, пробегавших по лицу слепого, и при этом испытывал восторг, ибо все это было изумительной карикатурой, высшим достижением карикатурного искусства».
(Владимир Набоков, «Камера обскура»)
Ну вот такое длинное предисловие, а всё ради даже не рассуждений о природе искусства, а ради параллели (или «совпадения»). Я наконец-то осознал, что сцены с Горном напомнили мне историю этой фотографии Кевина Картера:
«Очень осторожно, стараясь не спугнуть птицу, Кевин выбрал наилучшую позицию и сделал снимок. После этого он подождал еще минут двадцать, надеясь, что птица расправит крылья и предоставит ему возможность сделать кадр получше. Но проклятая птица не шевелилась и, в конце концов, он плюнул и отогнал её».
Фотографию Картер сделал весной 1993 года, в мае 1994 года получил за неё Пулитцеровскую премию, а в июне того же года покончил с собой.
Довольно примитивно ведь сводить эти истории к «гению и злодейству» или профессиональным деформациям (хотя и в первом приближении, наверное, можно). Наверное, художники (Милле ещё, если не апокриф) и примкнувшие к ним фотографы ещё ждут своего Милграма.