Исповедь убийцы времени
Время умирает чисто. Оно не кровоточит, не смердит трупным ядом, не бьётся в конвульсиях. Оно просто исчезает, и я исчезаю вместе с ним.
Поначалу это было очень неприятно, но я не придавал этому особого значения. Были вещи, которые должны были произойти, и время отделяло меня от них. Поэтому я придумывал самые изощрённые способы его убийства. Я расчленял его методично, но без всякого удовольствия. Это была тяжёлая, неприятная работа, наградой за которую было то, что должно было наступить в определённый срок.
А потом я вступил в возраст поэзии. А среди поэтов очень много плохих людей. Грязных, жестоких, страшных людей, которые умеют всё своё очарование направить на возвеличение своих пороков. Так я стал певцом-убийцей. Я пел тихонечко, про себя, но этого было вполне достаточно. Я нашёл определённую прелесть в этом преступлении. В бесцельном брожении по улицам, в полуденном сне, в просмотре кинофильмов, без которых вполне можно жить. Сам тихий, потусторонний стон умирающего времени стал аккомпанементом моей бесчеловечной песне. И слушая этот стон, я думал, что вот оно, настоящее современное искусство, искусство, которое невозможно запечатлеть, как спонтанный танец, как иероглиф, написанный на песке водой.
Со временем я придумал множество красивых слов для совершаемого мной насилия над ним и ещё больше красивых способов этого насилия. Я не заметил, как это и стало моей сущностью. Больше не было ничего, ради чего это время стоило бы убивать. Теперь я убиваю его только потому, что больше ничего не умею делать.
И время мстит мне. Даже сложно назвать это местью в полном смысле слова, но я воспринимаю это именно так. У меня просто не остаётся ничего. Вся моя жизнь теперь не стоит ничего, потому что ни на что в этой жизни уже не остаётся времени.
И тогда я начинаю злиться. Я начинаю убивать время с остервенением, отбросив все стройные схемы и принципы. Я топлю его в собственных полубредовых снах, я сжигаю его в ярости своей фрустрации, я душу его своими подавленными слезами и приступами социофобии. Возможно, в эти минуты я становлюсь настоящим. По крайней мере, я точно чувствую прикосновение жизни на себе. Только прикосновение это вводит меня в ужас, от него я таю и раздробляюсь.
Но в редкие минуты покоя и душевной сосредоточенности я собираю оставшееся мне время по крупицам, заглядываю в его чистые ровные грани, пытаюсь потратить его с максимальной пользой для нас обоих. Хватает меня обычно не надолго - через какое-то время меня снова уносит прежнее моё увлечение. Но это, какое-то, время останется со мной навсегда.
Среди всей этой кровавой бойни, которую я тут устроил, мне всё-таки чудом удалось сохранить несколько драгоценных мгновений, ставших вечностью в моей душе. На этих-то алмазах пока ещё и работает весь мой часовой механизм, отсчитывая то, что могло бы стать моим, но протекает сквозь пальцы. Работайте, часики, быть может, я ещё найду пару камней.