День 28. Поздний вечер. Бессонница.
Прочтя письмо, Жак некоторое время сидела за столом без движения, глядя куда-то перед собой, и явно не видя окружающей обстановки.
Чёрт бы побрал этого Блисса.
Чёрт бы побрал Альранте.
Черти бы побрали их обоих, по очереди и вместе...
Она судорожно вздохнула. Скольких неурядиц можно было избежать. Сколько... Жак вскочила из-за стола, так что конверт слетел на пол, туда же покатилась книга, несколько безделушек и шкатулка. Подумав, мадам добавила к беспорядку ещё и отправленный в угол сразмаху стул.
Мужчины!
Всегда и везде они решают, как и что должно быть, будь они прокляты! Неужели не было иного выхода?! Неужели нельзя было избежать того.. что случилось?
"И чего уже не исправить", - услужливо подсказывал разум. Жак швырнула лампу со стола. Та жалобно крякнула и погасла. В спальне воцарилась темнота. На шум вскочила заспанная Роз, в ночной сорочке испуганно заглядывавшая в дверь.
- Мадам?. - в голосе слышался испуг и беспокойство.
- Всё в порядке, - не глядя рыкнула Жак, отворачиваясь к окну. - Принеси мне другой светильник и принадлежности для письма. Да не спи же! -
Роз, потирая глаза, поспешила выполнить указание госпожи, чувствуя, что при определённой нерасторопности в неё тоже что-нибудь полетит. Неужели мадам и этот красивый мужчина уже поссорились?..
Жаклин выдохнула, берясь за ручку. Нет, не дело было писать сейчас, пока чувства и эмоции в подобном накале, пока разум не желает выполнять своего предназначения и предостерегать от опрометчивых действий.
Но она не могла пребывать в бездействии.
Наверное, это самый большой её бич...
Странное перо, которое не требовалось макать в чернильницу, коснулось бумаги.
Монсеньор Мэдиган.
Я благодарю Вас за оказанное внимание. Судя по всему, если тенденции последних дней не изменятся, это дивное место станет филиалом Парижа, прекрасного города, где я была столь счастлива.
Приношу Вам свои искренние соболезнования, монсеньор, и умолкаю, ибо не считаю себя настолько близкой Вам, чтобы быть вправе обсуждать подобную тему. Поверьте, я действительно опечалена.
Что же до совершенного Вами деяния, то отнюдь не у меня стоит просить прощения - женщины не столь великодушны и милосердны, чтобы осознать необходимость снять тяжесть с Вашей души. Посему - Бог простит Вас, и, возможно, глядя на своего Создателя, его неразумное дитя последует тем же путём.
Я также рада видеть, что для мсье Анвилла Вы остались не только наставником и главенствующим лицом, но и другом. Посему в ваших силах будет удержать его от неподобающих поступков. Однако, Вашей волей и волей Провидения нас с мсье графом отныне разделяют решётки, более прочные, нежели те, что препятствуют побегу узников Бастилии.
Тронута Вашим участием, и соглашаюсь с просьбой оставить данное послание в тайне. Однако не прошу Вас об ответном одолжении.
Мадам де Брюи.
PS: ..что же до Вашей просьбы о снисхождении к заслуживающим его, то повторюсь, лучшим лекарством здесь будут Бог и время.
Она запечатала письмо, хотя греть сургуч на странной лампе было долго и неудобно, и отправила сонную Роз к привратнику. Наверняка Блисс где-то в пределах "Райского уголка", раз уж удалялся к центру его, а не к воротам. Привычки лазать через заборы мадам за ним не замечала, хотя кто знает..
Жорж, шевеля усами, озадаченно принял конверт от смущённой поздним явлением девушки, и почесал в затылке... Вот задача. Надо спросить у Сегье, он ответствен за регистрацию... и девочка так настаивала, чтобы доставили именно сейчас. Покряхтывая, Жорж оставил смену на дежурстве и отправился наводить справки.
Жаклин так и не смогла заснуть. Нет, совесть её не мучила. И даже давние воспоминания, то и дело всплывавшие в памяти, были не более, чем яркими отголосками.
В ней неожиданно проснулась жалость. Чувство, которое, как говорят, убивает любовь.
Было горько и больно. Но каким-то безжалостным шестым чувством она понимала, что с собой ничего поделать не может. Альранте был вычеркнут из её жизни. Да, можно было сколь угодно сожалеть о причинах. Возможно, сожалеть о том, что завтра... завтра один из дуэлянтов может оправиться к праотцам... и она горячо молилась о том, чтобы это оказался не Джереми.
Боже, как глупо...
В сотый раз падая на кровать, Жаклин прижала руку к груди. Горячая, но приземлённая, она никогда не просила о чуде. И теперь была растеряна, обращаясь с молитвой к Пресвятой Деве.
"О, Мадонна, мне не нужна гибель этих людей...", - сжатая до боли ладонь снова закровоточила, пусть даже и под прозрачным слоем какого-то странного средства, нанесённого доктором.
"Я ошибалась... страшно ошибалась, если верить тому, что написал Блисс.. хотя почему-то письмо не вызывает у меня сомнения... пожалуйста, Пресвятая Дева... не допусти...".
Наверное, слёзы облегчили бы её участь.
Однако, так необходимого и так ненужного в некоторые моменты средства не появилось.
Когда рассвело, Жак подняла голову от постели, стоя на коленях.
Который час?
Чёрт бы побрал этого Блисса.
Чёрт бы побрал Альранте.
Черти бы побрали их обоих, по очереди и вместе...
Она судорожно вздохнула. Скольких неурядиц можно было избежать. Сколько... Жак вскочила из-за стола, так что конверт слетел на пол, туда же покатилась книга, несколько безделушек и шкатулка. Подумав, мадам добавила к беспорядку ещё и отправленный в угол сразмаху стул.
Мужчины!
Всегда и везде они решают, как и что должно быть, будь они прокляты! Неужели не было иного выхода?! Неужели нельзя было избежать того.. что случилось?
"И чего уже не исправить", - услужливо подсказывал разум. Жак швырнула лампу со стола. Та жалобно крякнула и погасла. В спальне воцарилась темнота. На шум вскочила заспанная Роз, в ночной сорочке испуганно заглядывавшая в дверь.
- Мадам?. - в голосе слышался испуг и беспокойство.
- Всё в порядке, - не глядя рыкнула Жак, отворачиваясь к окну. - Принеси мне другой светильник и принадлежности для письма. Да не спи же! -
Роз, потирая глаза, поспешила выполнить указание госпожи, чувствуя, что при определённой нерасторопности в неё тоже что-нибудь полетит. Неужели мадам и этот красивый мужчина уже поссорились?..
Жаклин выдохнула, берясь за ручку. Нет, не дело было писать сейчас, пока чувства и эмоции в подобном накале, пока разум не желает выполнять своего предназначения и предостерегать от опрометчивых действий.
Но она не могла пребывать в бездействии.
Наверное, это самый большой её бич...
Странное перо, которое не требовалось макать в чернильницу, коснулось бумаги.
Монсеньор Мэдиган.
Я благодарю Вас за оказанное внимание. Судя по всему, если тенденции последних дней не изменятся, это дивное место станет филиалом Парижа, прекрасного города, где я была столь счастлива.
Приношу Вам свои искренние соболезнования, монсеньор, и умолкаю, ибо не считаю себя настолько близкой Вам, чтобы быть вправе обсуждать подобную тему. Поверьте, я действительно опечалена.
Что же до совершенного Вами деяния, то отнюдь не у меня стоит просить прощения - женщины не столь великодушны и милосердны, чтобы осознать необходимость снять тяжесть с Вашей души. Посему - Бог простит Вас, и, возможно, глядя на своего Создателя, его неразумное дитя последует тем же путём.
Я также рада видеть, что для мсье Анвилла Вы остались не только наставником и главенствующим лицом, но и другом. Посему в ваших силах будет удержать его от неподобающих поступков. Однако, Вашей волей и волей Провидения нас с мсье графом отныне разделяют решётки, более прочные, нежели те, что препятствуют побегу узников Бастилии.
Тронута Вашим участием, и соглашаюсь с просьбой оставить данное послание в тайне. Однако не прошу Вас об ответном одолжении.
Мадам де Брюи.
PS: ..что же до Вашей просьбы о снисхождении к заслуживающим его, то повторюсь, лучшим лекарством здесь будут Бог и время.
Она запечатала письмо, хотя греть сургуч на странной лампе было долго и неудобно, и отправила сонную Роз к привратнику. Наверняка Блисс где-то в пределах "Райского уголка", раз уж удалялся к центру его, а не к воротам. Привычки лазать через заборы мадам за ним не замечала, хотя кто знает..
Жорж, шевеля усами, озадаченно принял конверт от смущённой поздним явлением девушки, и почесал в затылке... Вот задача. Надо спросить у Сегье, он ответствен за регистрацию... и девочка так настаивала, чтобы доставили именно сейчас. Покряхтывая, Жорж оставил смену на дежурстве и отправился наводить справки.
Жаклин так и не смогла заснуть. Нет, совесть её не мучила. И даже давние воспоминания, то и дело всплывавшие в памяти, были не более, чем яркими отголосками.
В ней неожиданно проснулась жалость. Чувство, которое, как говорят, убивает любовь.
Было горько и больно. Но каким-то безжалостным шестым чувством она понимала, что с собой ничего поделать не может. Альранте был вычеркнут из её жизни. Да, можно было сколь угодно сожалеть о причинах. Возможно, сожалеть о том, что завтра... завтра один из дуэлянтов может оправиться к праотцам... и она горячо молилась о том, чтобы это оказался не Джереми.
Боже, как глупо...
В сотый раз падая на кровать, Жаклин прижала руку к груди. Горячая, но приземлённая, она никогда не просила о чуде. И теперь была растеряна, обращаясь с молитвой к Пресвятой Деве.
"О, Мадонна, мне не нужна гибель этих людей...", - сжатая до боли ладонь снова закровоточила, пусть даже и под прозрачным слоем какого-то странного средства, нанесённого доктором.
"Я ошибалась... страшно ошибалась, если верить тому, что написал Блисс.. хотя почему-то письмо не вызывает у меня сомнения... пожалуйста, Пресвятая Дева... не допусти...".
Наверное, слёзы облегчили бы её участь.
Однако, так необходимого и так ненужного в некоторые моменты средства не появилось.
Когда рассвело, Жак подняла голову от постели, стоя на коленях.
Который час?