Премия по литературе для детей
Смутное чувство нужно хоть как-то оформить в словах. Я забыла о существовании Эдуарда Успенского. Это было счастьем. Теперь о нем вспомнили мои коллеги, они хотят сделать его знаменем современной российской жизни и, по-видимому, ее будущим - поскольку литература для детей обращена к будущим взрослым, ответственным за судьбу нашей страны. Такой писатель, как Э. Успенский, по-моему, - разрушитель, и не может быть принят как имя для российской премии.
Пожалуй, единственное, что у меня всегда получалось хорошо в моей профессии, это индивидуальная рекомендация книги для чтения. мне удавалось почувствовать ту меру на вырост, чтобы человеку было интересно читать и чтобы он становился умнее с помощью этой книжки.
Изобретенная мной классификация литературы для детей была примитивна и груба: так мне легче было определить оттенки интонации, авторской речи, ее своеобразие. Точнее, не столько определить, сколько почувствовать, слов мне не хватало, но было вполне достаточно для решения педагогических задач. Какова же была цель моей педагогики? Я взращивала космополитов, граждан Вселенной. Естественно, что прежде чем стать гражданином Вселенной, нужно стать гражданином нашей страны, СССР. В Перестройку и после, целью педагогики было взращивать русских европейцев, по В. Соловьеву. И опять-таки, прежде чем стать европейцем, нужно постичь русскоязычную, отечественную культуру. Не спеши порицать меня, читатель. Я не манипулировала никем, никого не обманывала. Ни тогда, ни сейчас. Если ты меня прямо спросишь, считаю ли я правильным растить русских европейцев сегодня, то я отвечу столь же прямо - нет! Европейская культура, как и утверждал О. Шпенглер, умерла. Ее спустили в канализацию. Как будет теперь жить целый континент, сожранный цивилизацией, какие Евангелия проповедовать, мне неизвестно. Ясно, что цели и задачи должны быть изменены, но что придет им на смену мне неизвестно.
Вероятно, мои коллеги, учреждая новую премию по литературе для детей тем самым определяют новые ориентиры. И вот тут, с этими ориентирами, я не согласна.
За что я, собственно, ратую? За искренность. Если у нас сейчас период идеологического разброда и шатания - то пусть спорят между собой разные тенденции, борются разные знамена: пусть Белов столкнется лбом с Абрамовым по проблемам героя из народа. Не нужно компромиссов, история идей есть борьба идей, и открытая полемика всегда хороша, но как раз в смутное время она просто жизненно необходима. И, повторюсь, компромисс в современных условиях просто губителен.
Вернемся к моей классификации. Я делила литературу на четыре квадранта, различая художественные произведения по цели высказывания на дидактическую и философскую; по метафизике на «домашнюю» и «хулиганскую».
Успенский был «хулиганом» по сути, притворяясь «домашним». Собственно, в этом и было его хулиганство.
Помните его поэму об осьминожках? Где папы то полощут своих детей в ванне, запихав в авоську, то колотят, да и вообще даже не могут отличить своих детей от чужих. И если это говорит об их любви к своим детям, то это, видимо, очень оригинальная любовь.
Вы мне возразите, что это сказка про животных.Пожалуйста, скажу я вам, положите рядом с опусом Успенского уютную домашнюю книжку Веры Инбер о сороконожках. Конфликт последней заключается в том, что папа с мамой никак не могли сосчитать, сколько их множеству сороконожных детей нужно сапожек, ботиночек, сандалей и прочей обуви, чтобы пойти в школу. «Но сказала мама: Я изнемогаю, И пошла гулять». Во время прогулки она увидела аистиху с аистенком и огорчилась: «Аист - он хороший, он одной калошей, мамочке на радость, обойтись бы мог!». Я пишу, и обливаюсь слезами от сочувствия к заботам сороконожек. Они близки и мне: ноги это гадость, если нужно покупать обувь, а денег нет. И одновременно это, по видимости простое произведение дает мне силы жить дальше, уравнивая мои взрослые проблемы с проблемами малых сих. Это то, что я называю метафизикой домашнести. Возможно, что это стоит назвать мещанством в хорошем смысле. Не знаю.
Далее. Возьмем историю из цикла Успенского про Смирнова Ивана Васильевича. Тут уже ясно, что речь идет про нашего согражданина, ну, такого образцового, можно сказать «Иван Иваныча». Вы заметила, как относится автор к этому персонажу? Что имя и отчество у него - как у Грозного, а фамилия - обычная, крестьянская. Я вижу здесь какую-то нравственную амбивалентность. И не нахожу простоты и искренности. Казалось бы, мне надо ликовать, что милая Буренушка победила заморскую Жозефину, но я вижу, как автор любуется Жозефиной, а Буренка для него как сказочная царевна Лебедь против балерины. Так, по крайней мере, должно быть. Но во всей этой истории, в ее интонации мне слышится какая-то ирония. Я не верю нашей победе, вот в чем дело. И мне чудится, что Успенский еще и глумится над мной: как смеешь ты не верить в нашу победу? !Ха-ха-ха! А я верю! И показывает мне язык.
Смирнов Иван Васильевич потом всплывет как имя в сказке про «Гарантийных человечков». Пафос этой сказки я вижу в отрицании военного патриотизма. Вы скажете, что если это и так, то это хорошо, потому что война - это всегда плохо. Худшее, что может быть. Это кажется настолько очевидным, что смешно оспаривать это суждение. Но вы ведь помните, что если уж приходится драться с врагом на поле боя, то необходимо верить, что врага следует убить, потому что это хорошо и справедливо. Помните историю соловьевского генерала? Вы можете поверить в победу толстовского Ивана-дурака? Я - нет. И не могу считать, что война - это следствие ошибок политиков. Словом, мне легче поверить в Христа и Антихриста, чем в правду пацифизма.
И еще есть произведение Успенского, в котором я вижу нравственную амбивалентность. Сказочная повесть «Вниз по волшебной реке». Как-то она у меня очень хорошо укладывается в один ряд с «Богатырями» Демьяна Бедного. Царь в этой сказке - трагическая фигура. Он предан своими ближними: «Эх, каких людей теряем, каких людей!» А в народных, сами припомните, - комическая или стоящая так высоко над всеми героями, что выдает награду, подобно богу, или шлет на испытания. Странное, на мой взгляд, переосмысление.
И последнее. Если вы решили, что я хочу запретить литературу, которая мне кажется хулиганской, то вы ошибаетесь. Она необходима для правильного становления личности - вот что я считаю. Но нельзя мышьяк называть хлебом и есть с колбасой. Даже если колбасой вниз.