СЛАВА КИРСАНОВ - 1
Кирсанов.
Вынужденный эксклюзив
…Мы закурили сигары и погрузились взглядом в широкую, покойно лежавшую перед нами картину, горячую, полную жизни, игры, красок!...
Гончаров И.А. «Фрегат «Паллада»
Часть I. Начинается не с открытия, а с закрытия.
Кусочек Москвы рядом со станцией метро Сокол зовется «Деревней художников». Место это чрезвычайно живописно, как и полагается точке дислокации творческой элиты, и чрезвычайно элитарно, как и полагается поселку с одноэтажными коттеджами, попавшими в список недвижимости «Forbes».
Эта воплощенная утопия «города-сада» поражает летней сонностью и тишиной: сосны не колышутся, печные трубы не дымят. Индивидуально спроектированные коттеджи для избранных не предполагают ничего серийного. И абсолютно невозможно представить, что рядом есть какое-либо производство: только не здесь, где полагается сибаритствовать, лежа в дачном гамаке.
И тем не менее, тут за углом производство.
На южной границе поселка, проходящей по улице Левитана, в обычном доме расположена производственная мастерская Вячеслава Кирсанова. Все aficionado знают, что сигары Kirsanoff производят отнюдь не в Москве, а даже наоборот - в Никарагуа.
Тем не менее, здесь его производство. Именно в этой мастерской Вячеслав Кирсанов создает свои хьюмидоры.
Вячеслав неспешно рассказывал нам о хьюмидорах и о себе, а нам становится ясно, что существует еще тысяча причин, по которым наличие производства в этой точке земного шара удивительно или даже экстремально.
На стене мастерской висит красный вымпел «Передовику производства». В воздухе - запахи древесины и, конечно, сигар. Но все здесь: и никарагуанская керамика, и жаркие южно-американские панно, и сам экзотический облик мастера - все возвращает нас к чему-то совсем не производственному, а наоборот - художественному.
- У Вас здесь так тихо. В цехах должно быть шумно: что-то серийно штампуют, всё гудит, все кричат….
- Начнем с того, что производство хьюмидоров я уже закрыл. Раньше были производственные площади (около 500 кв.м), множество станков, персонал. Ну а что касается серийной продукции - могу показать.
Слава приносит нам первый хьюмидор. Об утилитарном назначении этого предмета невозможно помыслить заранее. Перед нами изысканный предмет интерьера и произведение декоративно-прикладного искусства. На крышке ящика - портрет «дедушки Ленона», как объясняет Вячеслав. Впрочем, сходство очевидно. Сам портрет создан из тонких древесных пластин разного цвета.
- Вы ж говорили о серийной продукции. Неужели у Вас несколько «Ленонов» есть?
- Нет, конечно. В данном случае - это серия из четырех хьюмидоров с портретами «Ливерпульской четверки». Что интересно, все портреты набраны из пластин одной породы - ореха. Вот только рубашка у «Харрисона» из карельской березы. Вообще-то, серия - это не больше десяти одинаковых заготовок, каждая из которых получит индивидуальное оформление. Это может быть скромный хьюмидор, покрытый черным лаком. А может быть вот такой портрет Ленона.
- Мы знаем, что Вы выполняли специальный заказ для Кремля. Ваша продукция востребована. Почему же Вы решили закрыть производство?
- Первая проблема - это нестабильный сбыт. Вторая - жуткий дефицит мало-мальски пригодных кадров. Речь даже не идет о работниках с определенной квалификацией. У нас нет людей, которые просто хотят работать. Приходит парень по объявлению наниматься учеником и задает первый вопрос: «Сколько я буду получать?». Я ему говорю: «Слушай, ты ж не в пенсионный фонд пришел. Вопрос надо ставить по-другому: «Сколько я могу здесь заработать?». Надо учитывать, что уровень образованности у кандидатов в подмастерья крайне низок. Таблица умножения для большинства - это высшая математика. Люди не знают, сколько сантиметров в метре. У многих в 18-20 лет очевидный алкогольный синдром. Вот таков уровень «человеческого материала».
- А почему Вы не берете на работу квалифицированных сотрудников с опытом работы?
- Те, кто уже владеет такой техникой работы по дереву, кто умеет выполнять тонкую, практически ювелирную работу - они при деле. Таких мастеров в Москве наперечет. Приходят, конечно, люди с квалификацией, с большим опытом работы - 20-30 лет. Ну приходит такой человек и говорит, что работал когда-то с дубом, с буком. Особо продвинутые утверждают, что работали с махагони, с орехом. Но они не знают нужных для данного производства материалов; они не знакомы с декоративно-прикладными техниками, которые я использую в оформлении хьюмидоров. Я работаю в технике маркетри. Это инкрустация шпоном по дереву. Из тонких пластинок шпона набирается мозаичный рисунок, и допустимый технологический зазор между элементами такого узора - 0,1мм. Зазор большей ширины смотрится как каньон, и туда можно водопад лака залить, все равно цельного рисунка не будет. Для обычных столярных работ, например, при подгонке двери допустимый технологический зазор составляет примерно 5 мм. А на хьюмидорах даже петли имеют размер с пол-спичечного коробка, и если зазор между элементами 1 мм, то он будет бросаться в глаза.
- Да, здесь нужен человек с желанием учиться. Нужен тот, кто хочет стать мастером. А в наше время редко можно услышать о мастерстве, об ученичестве, даже в этом патриархальном районе творческой Москвы. Раньше считалось большой удачей попасть на обучение в мастерскую. Кандидат в мастера должен был выучиться, а потом сдать экзамен - изготовить образец-шедевр (именно от средневековых цеховых традиций и сохранилось это слово). Даже в цехе мельников оговорены условия сотворения "шедевра": "Ежели кто из подмастерьев думает стать мастером, он обязан прежде полгода прослужить в подмастерьях у одного из здешних мастеров, дабы обнаружить свою искусность в труде и годность в мастера. Затем он обязан представить обычный шедевр, то есть эскиз или модель мельницы, расходы на изготовление которого он несет со всеми прочими расходами по получению звания мастера, всего 20 рейхсталеров". И это мельница, а не тонкая техника маркетри. А как же сейчас обучать начинающих? Маркетри традиционна для нашей местности?
- В России техника маркетри не была распространена; она активно использовалась в среднеазиатских регионах. Изначально маркетри имеет восточные корни. Так декорировали мебель арабские и мавританские ремесленники еще во времена мавританского владычества. Потом уже этому искусству обучились мастера Италии, Франции, Англии. В Германии маркетри практиковали реже из-за дефицита необходимых природных материалов. Эта страна находится севернее, а древесина на севере не богата разнообразием: елка да береза. Крашеное дерево в маркетри не используют; нужны именно разные древесные породы, богатые цветом и фактурой. Только тогда можно собрать красивую картину и орнамент, которые не будут выгорать со временем. Такой рисунок всегда будет иметь «свежий вид».
Главное в хьюмидоре - не декорирование, а условия для хранения сигар. Поэтому технология производства хьюмидоров предполагает обязательное наличие такой редкой породы дерева, как королевский кедр. Он необходим для внутренней отделки хьюмидора. Королевский кедр гигроскопичен и обеспечивает сигарам необходимую влажность. В то же время он достаточно устойчив к перепадам влажности и не деформируется, как другие породы - бук, сапеле, махагони. Древесина королевского кедра обогащает аромат сигары.
- Вы сказали, что хороших мастеров в Москве наперечет. Получается, Вы и есть тот самый редкий мастер. Где и у кого Вы учились?
- Практически этот бизнес начался как элемент технической поддержки транспортировки и хранения сигар, которые я поставлял в страну. Я тогда был дистрибьютором сигар и еще не производил свою продукцию. Сейчас хьюмидорная комната в табачном магазине - не редкость; есть и рестораны с хьюмидорной комнатой, а уж шкафы для сигар - дело обычное. Но в 1996 году при слове хьюмидор люди спрашивали: «А что это такое за помидор?». Для многих это слово было чуть ли не ругательством. Придешь в ресторан, а там сигары лежат в обычной коробочке - засушенные и развернувшиеся, как капуста. Сначала я для сигар закупал итальянские хьюмидоры, но так ведь денег не напасешься. К тому же в ресторанах хьюмидоры бьют, роняют. Я тогда дружил с каскадерами и байкерами. На фестивале каскадеров «Прометей» познакомился с одним парнем-байкером. Он представился «Столяром». Я спросил: «В смысле, столяр?» Он сказал: «У меня столярная мастерская». Я как раз партию шкафов-хьюмидоров купил. В процессе доставки один ободрался, один сломался, а один - просто в щепки, на выброс. Я говорю этому парню: «Отремонтировать сможешь?» - «Смогу». И отремонтировал. Подкрасил, что-то еще сделал, подклеил. «А сделать сам сможешь?» - «Надо попробовать». Вот так. Он у меня работал, а я приходил к нему в цех, смотрел и учился. Потом я уже запасся всякими книгами, изучал художественные стили и различные технические приемы, рассматривал старую мебель. Просто мне все это понравилось.
- Эта история напоминает Ваш профессиональный путь к созданию собственного сигарного бренда. В интервью «Бизнес-журналу» Вы рассказывали, что практически поселились на фабрике и сотворили свою первую сигару без оглядки на вкусы и предпочтения потенциального покупателя. Даже вековые традиции и опыт Ваших никарагуанских бизнес-партнеров не стали для Вас законом и эталоном. Вы говорили: «Сделаю, как для себя: на худой конец сам же и выкурю!» Это Ваш жизненный принцип? Вы всегда начинаете истоков? Все делаете с нуля?
- Да. Я всегда занимаюсь тем, что мне нравится. Не тем, что денег приносит, и не тем, что модно. Если мне работа доставляет удовольствие, я этим занимаюсь. Не доставляет - я этим не занимаюсь. Для того, чтобы мне предложить вещь кому-то, я должен сам эту вещь хотеть. А говорить: «Ну, старик, конечно, это дерьмо редкостное; но ты купи, мне очень деньги нужны, я кушать хочу», - это не в моем духе.
- Ну и как из маленькой мастерской получилось полномасштабное производство?
- Были заказы, и я вложил немного денег, чтобы кое-какое оборудование докупить. Я и Столяр стали партнерами. Но тандем наш существовал до определенного момента. Мне перестало нравиться качество работы напарника. У нас в стране качество часто меняется по классическому русскому принципу. Человек может изготовить одну хорошую вещь. Потом еще две сделает: одну хорошо, одну похуже качеством. Потом он делает десять, но качество уже в другой пропорции: одна вещь хороша, а девять - некачественные. Если заказы есть, товар берут, то можно гнать брак.
- Отчего ж у нас такое отношение к работе?
- А у нас вообще основная проблема - это отношение к работе. Его можно двумя словами обозначить: «авось» и «пофигизм». Раз заказчик денег заплатил, то заказчику и деться не куда. Можно срывать сроки, можно сделать некачественную работу, а потом сказать заказчику: «Старик, пойми, это ручная работа».
Мы можем подковать блоху, а обычную обувь шить не научились. Мы запускали космические корабли, но сейчас они падают как груши по осени. Такова наша ситуация.
- Поэтому Вы решили здесь производство не держать?
- Я долго боролся. Мое наиболее удачное кадровое решение - это выходцы из Узбекистана. Да, мне тяжело до них донести информацию. Но надо отдать им должное: делают точно так, как я показываю, даже если я ошибусь и что-нибудь неправильно покажу. Они будут делать неверно, но с точностью до поворота головы повторят все мои движения. Как будто они сканировать умеют. Это хорошо. Работает такой парень, все нормально делает. И вот пора заканчивать изделие и сдавать работу. Но тут возникает другая проблема. Он подходит и говорит: «Папа позвонил, надо ехать жениться». Собрался, уехал. И что ему скажешь? Его ничего здесь не держит, он - гастарбайтер. Нельзя ничего планировать, когда работаешь с гастарбайтерами. Это и есть наша глобальная экономическая проблема. Гастарбайтеры, - люди, которых здесь ничто не держит, кроме временного заработка, - строят дома и дороги, делают ремонты, работают на заводах. Как можно планировать будущее?
Я, поверьте, не фанат Советского Союза, но понимаю, как важна системность и преемственность. В СССР приветствовались и поощрялись династии мастеров; это могли быть и сталевары, и плотники, и ученые. Семья профессионалов воспитывала тех, кто создаст завтрашний день. Сейчас в России у всех завтрашний день - за бугром. Все как будто едут на поезде до определенной остановки.
Все мы здесь гастарбайтеры. Каждый думает: если в поезде что-то не в порядке, я лучше на ходу спрыгну с этого поезда, и - в теплые страны, под пальмы.
Так что о моем производстве мы можем говорить только в прошедшем времени, как о некоем покойнике. Ну, или о «коматознике».
- Жаль такое красивое дело закрывать. Жаль, что у Вас нет учеников.
- Что значит «жаль»? Жаль палец, в котором началась гангрена? Конечно, жаль, но лучше ампутировать, чем без ноги остаться. До кризиса у этого бизнеса были перспективы; я долго за это дело бился, вот только в апреле закрылся. Три года сидеть «в минусах» - сомнительное удовольствие, да и не такая уж потеря. И, если почувствую желание заниматься хьюмидорами, то всегда смогу заново начать. Мне проще многих, потому что носитель технологии - я сам. Большинство специализированых станков я сам сделал. Чтобы процесс стал более технологичным, чтобы было удобней исполнять ту или иную операцию, я искал свои решения, и сам «подгонял» под свои задачи оборудование.
- То есть Вы не просто закупали, а практически создавали собственное оборудование?
- Вся оснастка - моя. Не существует готового оборудования для хьюмидоров, потому что все хьюмидоры имеют различные пропорции и размеры; нужна точная присадка очень мелкой фурнитуры. Существующее оборудование требует доводки и множества различных настроек. Есть готовое цифровое оборудование, но оно рассчитано на массовое производство. Использовать его - то же самое, что построить атомную электростанцию для электрификации отдельного дачного домика.
Вот если бы я совсем без хьюмидоров жить не мог, я б на даче себе маленькую мастерскую организовал. Но я без них могу. Мне, конечно, хотелось бы знания и опыт передать кому-то. Но мир не начинается и не заканчивается хьюмидорами.
Так что можем посмотреть на все это, как на историю болезни одного пациента.
- Почему же болезни?!
- Когда мы идем на футбол, мы не говорим, что идем радоваться. Мы говорим, что идем «болеть». Если уж человек «болеет» за свое дело, он не лежит в койке под капельницей и не ждет клизмы. Болеть за свое дело - это значит переживать и искать, находить и пробовать новое решение; это значит привнести что-то свое, а не использовать только чужие знания; это значит создать технологию, ведь именно за новые технологии во всем мире платят деньги. Платят деньги не успешному ремесленнику, а настоящему мастеру - и неважно, чем ты занимаешься: теоретической механикой или чисткой ковролина от жвачки, что, кстати, весьма востребовано.
- Да уж, я бы от такого чистящего средства не отказалась.
- В США все квартиры устланы ковролином. Так вот, у меня есть знакомый химик, который разработал средство, превращающее размазанную по ковру жвачку в гранулы, в порошковую субстанцию. Он запатентовал эту технологию. Раньше он сам чистил ковры, а теперь у него своя фирма в Штатах. А ведь можно сидеть и всю жизнь и жвачку из ковров вычищать.
- Если бы у Вас был чисто коммерческие задачи, Вы бы стали в Россию ввозить этот самый порошок от жвачки. Но Вам нравятся сигары и хьюмидоры.
- Я по образованию художник, поэтому мне интересно, когда на белом листе появляется картинка. Такова и моя история с сигарой: мне интересен путь от семечки до пепла. У древесины для хьюмидора тоже длинный путь «созревания». Каждое изделие должно «созреть». Чтобы дерево стало прочным, его подвергают морению. Вот, например, есть у меня хьюмидоры в «пиратском» стиле. Они сделаны из состаренного дуба. Дуб требует морения, выдержки, времени… Для хьюмидора, декорированного в технике маркетри, общий производственный цикл длится не менее полугода. Столько же времени заняла у меня работа над аппликацией с табачным листом. Посмотрите, здесь под лаком настоящий табачный лист, причем тот сорт, из которого сделаны мои сигары. Чтобы цвет табачного листа на этой аппликации был ярким, требуется многократное покрытие лаком, а потом шлифовка; затем поверхность доводится пошаговой полировкой до зеркального состояния. Чтобы на аппликации с листом не было пузырьков и помутнений, я предварительно выдерживаю табачный лист в ацетоне.
- Табачный лист всегда требует времени, м-да…
Вячеслав показывает нам «пиратский сундук». Крышку можно и не открывать; сразу понятно, что внутри сокровище, например, ароматная и интересная сигара. Изделия Кирсанова вызывают желание рассматривать, а так же ощупывать, и даже нюхать. Правда, золотистый табачный лист под прозрачной линзой лака уже ничем не пахнет, но вся мастерская пропитана ароматами лака и древесины.
- У меня около сотни хьюмидоров, обработку которых я заканчиваю по мере «созревания» древесины. В неделю я заканчиваю 3-4 хьюмидора. Люди звонят и спрашивают: есть ли готовая продукция? Почему так мало?
- Изделие, которое создается полгода - это произведение искусства. У нас сейчас даже помидоры экстренно зреют в теплицах, а уж об утилитарных ящиках для хранения, о предметах мебели и говорить не приходится - везде поточное производство. Получается, что серийность Вашей продукции - понятие условное. Закрытие производства делает Ваши хьюмидоры неповторимыми. Известно, что картины мастера дороже после смерти мастера. Искренне желаю Вам богатырского здоровья. Но получается, что закрыв производство, Вы создаете эксклюзив.
- Не сочтите за бахвальство, но я с гордостью могу сказать, что к моим хьюмидорам ни у кого не было претензий. Мою продукцию рекомендуют и хвалят.
- Вячеслав, скажите, а сколько лет Вы уже экспериментируете с эстетикой и технологией хьюмидоров?
- Уже 12 лет.
- У Вас есть стратегия развития общего бренда, под которым будут производиться и сигары, и хьюмидоры?
- Производство хьюмидоров пока не рассматривается как одна из спиц бренда. Мне нужно отдохнуть. Я устал от опилок. Я долгое время был привязан, я должен был учить других и исправлять чужие ошибки. Надо было искать сбыт, решать много всяких проблем. Я устал. Когда 24 часа находишься внутри какого-либо процесса, это опустошает. Поэтому сейчас я заканчиваю и уезжаю. В Никарагуа все по-другому, другое восприятие жизни. Восхитительная страна.
- Для нас это экзотика, конечно.
- Для меня только в первый раз все было экзотикой, а во второй многое стало узнаваемым. Теперь меня удивляет, когда что-то не так, как в Никарагуа. Если едешь по дороге и на ней не спит индеец - это удивительно; это значит, я куда-то не туда уехал. В Никарагуа едешь, а на обочинах видны головы спящих индейцев. Как-то один раз ко мне в Никарагуа партнёр из Америки приехал. Я ему говорю: «Сядешь за руль?» - «Да». Ну, мы поехали. А там уже в шесть-полшестого темнеет. Я говорю: «Держись ближе к разделительной полосе» - «Зачем?» - «На голову кому-нибудь наедешь». Он не слушает. Я ему раз десять повторял, а он все жмется к обочине и жмется. В конце концов фары высвечивают две головы на асфальте…
- Так и спят? Головой на проезжей части?!
- Ну да. И в этом есть железная логика. Проезжая часть всегда на насыпи - получается подушка под голову. К тому же на асфальте насекомых меньше, чем в траве, да и змеи не выползают на дорогу. Ну идет индеец по своим индейским делам из одного города в другой. Наступает ночь, индеец устал. Надо спать индейцу, он лег и спит. Все. Главное - не наехать на его голову.
- А какие-нибудь лихие гонщики не задавят индейца?
- Существуют правила, и принято их соблюдать. Вот я первый раз приехал в аэропорт, смотрю, а на дороге железки какие-то. Я спрашиваю: «Что это такое?» - «Крокодилы» - «Какие еще крокодилы?». Оказывается, на этом въезде в аэропорт одностороннее движение. А на выезде - пробка, и люди, чтобы не стоять в пробке, включают задний ход, ретируются через этот въезд. Тогда на въезде поставили такого «крокодила» с «клыками»: когда едешь вперед, «клыки» не мешают, а когда сдаешь назад - напарываешься на «клык» и рвешь резину. Все просто. Один раз поумничал - вызвал «техпомощь». Второй раз умничать не захочешь. Не надо никаких штрафов, ты сам себя оштрафовал. Ты умничай, сколько хочешь, но за свои деньги. Когда я на следующий год я приехал, уже не было «крокодилов». Люди научились ездить, как надо. До 2007 года по всему городу за 50 м до каждого светофора было установлено по три «лежачих полицейских». Сейчас нету. Пару раз подвеску сломаешь - поймешь, что надо скорость сбрасывать перед светофором. Простой и очень продуманный способ обучения, и не надо милиционера ставить. А как Вы думаете, почему у нас такой способ не применяют?
- Действительно, а почему?
- Просто у нас есть люди, на которых закон не распространяется, а этот «крокодил» - он всем крокодил. Вот какой-нибудь сын министра у нас в аэропорт приедет папу встречать, да и колеса порвет. Что будет?
Закон не работает, если действует выборочно. У нас для обычного человека - один закон, а для сына министра - другой. И никаких «крокодилов». И никто у нас ничему не учится.
Другое дело - индеец.
Он-то всему научился.
Продолжение следует.
Для журнала Tobacco-shop