4 апреля … День рождения матушки
БОЖИЯ МАТЕРЬ
📖 страницы из книги 📚
28 августа 2008 года. Успение Пресвятой Богородицы.
Какое-то чудо нынче случилось! Вдруг с вечера захлестнули воспоминания, размышления, которые почувствовал потребность записать. Просидел за компьютером всю ночную тишь - и вот что получилось:
Самое удивительное - в том, что я вообще-то не являюсь фанатично верующим, не соблюдаю календарь церковных праздников, не следую строго постам… а утром, очухавшись от нахлынувшей творческой магии, включил телевизор и с изумлением услышал, что именно сегодня - Успение Пресвятой Богородицы! Так-то …
… Мне десять лет.
Грустно! Уже больше трёх лет, как с нами нет папы. Мама очень долго не признавалась мне, что он погиб. А скорее даже - она не признавалась в этом сама себе…
Ведь отец, как и многие его коллеги, возвращался домой из своей последней командировки в наглухо запаянном цинковом ящике, без опознаний. И как было принято в то время: никакой точной информации об обстоятельствах, причинах катастрофы, последующих выводах - семьям не сообщали, один «рваный информационный туман». Вот и появлялась почва для подозрений, домыслов - порой самых невероятных. А близкие к безумию от горя родственники таким образом, наверное, просто защищали свою психику: они не хотели верить в окончательный уход их близких - единожды взлетевших, но не вернувшихся из полёта… Не хотели и не верили. Искали и находили для этого любые поводы!
На Новодевичье кладбище круглый год мы с мамой приходили каждую неделю. Поубиравшись вокруг отцовского памятника, всегда шли в храм, а мама любила иногда заезжать нам-вдвоём на метро в ресторан «Прага», где отец в своё время отмечал присвоение Героя - там мы пили в кондитерской чай с пирожными.
Когда ещё в начале шестидесятых папа впервые слетал в Америку, он привёз маме красивую брошку на длинной приколке с подвешенным к ней кулончиком - золотым раскрывающимся сердечком. Внутрь он вложил свою маленькую фотографию и сказал ей: «Теперь я всегда буду рядом с твоим сердцем - как бы далеко ни улетел!» Она потом часто раскрывала это сердечко, всматривалась в него, показывала нам - детям…
Но в тот вечер мама вдруг с горечью воскликнула: «Всё! Теперь он уже точно не вернётся, я его потеряла…» - сказала и начала сильно плакать. Мы с ней вдвоём вернулись на могилку и в кладбищенской темноте долго ходили по заледенелым тропинкам, перекапывали рыхлый снег вокруг… но напрасно - приколка была на мамином платье, а золотой кулончик-сердечко с папиной фотографией почему-то из-под пальто отвалился. Мы его не нашли. Прямо с кладбища мы с матушкой пошли в церковь Новодевичьего монастыря.
После долгого перерывания снежных сугробов, когда к замёрзшим ногам стало потихоньку подкрадываться тепло, а в церковном зале, несмотря на большое количество людей на вечерней молитве, от размахиваемого кадила распространялось приятное ладанное благовоние - настроение стало лучше. Мне, юному пионеру - конечно же были чужды длинные протяжные молитвы. Нравились просто, как игрушки, зажигаемые мной свечки, у которых нужно было от другой свечи оплавить «попку» и расплавленным воском прижать к подсвечнику. Нравилась одна икона Пресвятой Девы с очень миловидным женским ликом - она была совсем непохожей на иные строгие образы Матери Божией со Святым Младенцем на руках.
А моя матушка мне тихонько нашёптывала:
- Тебя охмурили - в том нет твоей детской вины. Божия Матерь будет хранить тебя! Я за тебя отмолю…
… Мне шестнадцать лет.
Потрясающе! Мы с мамой прямо из нашего по-советски закрытого авиационного городка, словно на другую планету прилетели в самую настоящую капиталистическую страну - Францию. Там, в Провансе - на месте катастрофы советского вертолёта Ми-6, командиром экипажа которого был мой отец, торжественно открывали обелиск героически погибшим лётчикам.
После торжественных церемоний нас повезли в здешний собор Божией Матери - Марсельский Нотр-Дам (Де-ла-Гард). Он стоит на возвышенности, с которой открывается захватывающая панорама: весь город Марсель, живописный залив с островками - на одном из которых сооружён угрюмый замок Иф. Оттуда в своё время в литературной фантазии Дюма «бежал граф Монте-Кристо»… и в тех же водах (как точно установят только более полувека спустя после гибели) реально нашёл своё последнее неземное пристанище виконт Антуан де Сент-Экзюпери… Души всех их: Эдмона Дантеса, Антуана Сент-Экзюпери, моего батюшки - так и остались в этом почти одном месте, радиусом лишь с дюжину миль!
Внутри собора так же приятно пахнет, как и в нашем Новодевичьем храме. Так же привычно горят свечи, только немного смущают ряды кресел в католическом сидячем молельном «партере». По бокам зала - маленькие кельи. Во многих из них стоят массивные каменные надгробия служивших здесь на протяжении веков священников. По стенам, как и в православных храмах, развешаны иконы, напротив них теплятся свечки-лампадки, а под потолками… аж дух захватывает: осязаемо ощущается дыхание многих столетий! Развешаны целые гирлянды даров из глубины веков: их приносили сюда прихожане, судьба которых «крепко прижала», но они оставались жить-молиться верно Всевышнему! Большинство «сувениров» - рукоделья… наверное от тяжко болевших и чудом излечившихся. А вот и самая настоящая парусная шхуна: что же то за флибустьер вдруг уверовал - в котором веке, после какого из штормов?
И, вдруг - моделька суперсовременного сверхзвукового истребителя «Мираж»!
Я ведь сам всей душой рвусь в истребительное лётное училище! Моё перегретое воображение тут же рисует какого-то военного пилотягу, чудом спасшегося из аварийной ситуации, возможно едва успевшего катапультироваться из своего ястребка…
Но причём здесь Бог-то, а-а? Ведь уж кто-кто, а лётчики-то-истребители наверняка же не могут, не должны верить ни в Бога, ни в чёрта?!
Тихий голос матушки:
- Божия Матерь будет хранить тебя… Я за тебя отмолю!
… Мне тридцать лет.
Мерзко! Стою на вышке РП - руководителя полётов. Лётный день закончен… странно - я жив. Пьём противный спирт, разливая его по гранёным стаканам из алюминиевого чайника - хмель никак не прогревает расслабляюще воспалённый рассудок…
… Тот комплекс показного пилотажа я отрабатывал над полосой на боевом МиГ-29 впервые. Через год после первого триумфального появления в 1988 году наших МиГов-двадцать-девятых на открытой мировой арене, нас - «фирменных» испытателей готовят всё больше к постоянно усложняющимся демонстрационным заданиям. Теперь «просто» высшего пилотажа у самой земли с запредельными перегрузками-форсажами уже недостаточно. Мы всё дальше уходим в область «экзотического» маневрирования - предтече грядущей сверхманевренности, которая следующему поколению боевых истребителей призвана дать подавляющие преимущества в ближнем воздушном бою.
Вчера отработал эти сложные пространственные маневры на средней высоте, а сегодня попробовал уже на малой, прямо над аэродромом. На очередном нисходящем маневре сильное перекрёстное взаимодействие по разным осям вращения привело к большому зарыванию - в первую секунду, когда начал «выгребать», даже беспокойства не испытывал… Вдруг неожиданно дошло: высоты НЕ хватает!
Земля вдруг выросла во весь фонарь и бешено понеслась навстречу… Кусок заснеженного поля так неохотно стал проворачивать под меня свою плоскость - высоты НЕ хватает!!!
Вывожу. То ли «вписываюсь», то ли нет… но, ах ты … побери, ну надо же! На мысленном продолжении моей траектории - как раз вышка командно-диспетчерского пункта КДП… Углы на выводе предельные, тяга максимальная! До упора даю левую ногу, крен - влево. Набегающая заснеженная мёрзлая травка уже так близко! Вроде бы как ближе, чем даже бетон полосы на посадке, за борт кабины аж противно выглядывать. Вжав голову в плечи, теряю остатки высоты и-и… проношусь мимо вышки КДП.
А потом в вечернем полумраке на ней же мы пьём спирт. Руководитель полётов возбуждённо обрисовывает мне, как выглядел затылок моего защитного шлема, на который он смотрел со своего рабочего кресла…
Вдруг из глубины перевозбуждённого сознания пронзили тихие слова матушки:
- Божия Матерь будет хранить тебя! Я за тебя отмолю…
… Ухожу с работы, еду на Новодевичье. В церковном зале тепло, на вечерней молитве, от кадила и множества зажжённых свечек исходит приятное воско-ладанное благовоние. Зажигаю свечку, оплавив от другой свечи «попку», и расплавленным воском прижимаю её к подсвечнику. Напротив - уникальная икона «Умиление» с очень миловидным женским ликом, на ней Матерь Божия в девичьем облике, она совсем не похожа на иные строгие образы со Святым Младенцем на руках…
Вот уже больше семи лет, как моей матушки нет на этом Свете. Но я словно слышу её шепот из двадцатипятилетней давности:
- Тебя охмурили… Божия Матерь будет хранить тебя! Я за тебя отмолю…
… Мне уже под пятьдесят.
Счастлив? Не могу точно понять, наверное - да…
Не могу точно подсчитать, сколько раз за многие годы переходил-было ту грань, из-за которой, вроде как, и возврата-то нет. Не раз и не два… много! Иногда счёт шёл на считанные секунды, их доли - а рассудок и руки-ноги сложно работали органами управления словно роботы-автоматы, и лишь много позже по анализу записей бортовых регистраторов оставалось даваться диву… как же так быстро и точно удавалось отреагировать?!
А когда-то аварийные ситуации развивались вроде как неспешно, но неотвратимо - и было много секунд и минут на то, чтобы размышлять и просто ждать… чем всё это кончится? Ждать без всяких иллюзий на хоть какую-то вероятность благополучного исхода. Порой никаких возможностей для вынужденного покидания в воздухе не было.
Иногда было положено и очень хотелось дёрнуть за катапультные держки… случалось и слышать радиокоманды на это. Но не дёргал… тянул. Садился вместе со своим летательным аппаратом - а с ним привозил на землю Разгадку.
Не всегда приземлялся мягко. Не всегда на аэродромную полосу. Не всегда целым-невредимым. Бывало: быстро убегал от злого огня, едкого дыма, хлюпая по безбрежно разливавшемуся топливу… скрывал-было от врачей и самолечился от болезненных повреждений.
Сильно мучился, прощаясь со многими товарищами, которых почему-то забирали «туда», откуда не возвращаются - и даже из более простых ситуаций. А меня вот Всевышнему было угодно оставить здесь… извините, что цел…
- Божия Матерь будет хранить тебя. Я за тебя отмолю!
Но теперь иногда могу и в Миру лицезреть прекрасный облик: этот милый образ мне кажется знакомым. Быть может он - придуманный, из призрачной детской сказки?… Но может и настоящий, из реальной бЫли! Возможно, я его видел ещё в лихой офицерской юности… может даже и в полёте? Может быть в храме, на иконе… или на телеэкране?… А почему бы и не наяву?!
А кто сказал, что все чудеса были в прошлом?
А почему мы молимся Пророкам, покинувшим земную бренность века и века назад? Ведь они тоже когда-то реально жили, а подавляющая окружавшая толпа, как минимум, не жаждала их признавать! Иногда то же самое людское стадо-большинство путём т.с. «демократически» срежиссированного площадного голосования их даже к распятиям на крестах приговаривало…
А почему мы не верим в то, что чудеса могут быть и вокруг нас - здесь и сейчас?!
А почему нельзя верить в то, что немножко от Всевышнего есть и в каждом из нас, и в том - кто находится рядом или чуть поодаль… в ком-то чуть меньше… а в ком-то и побольше? Например - в этом самом образе пред моими глазами? То ли на иконе… то ли на телеэкране… а может и в реальном живом прекрасном облике?!
Я знаю, что сейчас за моей спиной зашепчут-пригвоздят: «Сумасшедший!»… уже шепчут, уже грязно поливают - слышу не впервой… Пускай.
А чудеса в людском понимании бывают не только в глубине веков. До крайности наивно и антинаучно отдельному человеческому индивиду считать себя Высшим Разумом.
И Святыни встречаются (правда, не часто) - даже здесь и сейчас. И не только на иконах, не только на экранах - но и среди людского множества в реальной Жизни!
P.S… Мне уже за шестьдесят.
Я пролетал больше сорока лет и написал эту книгу…
А верить - лучше, чем не верить!
📖 страницы из книги 📚
28 августа 2008 года. Успение Пресвятой Богородицы.
Какое-то чудо нынче случилось! Вдруг с вечера захлестнули воспоминания, размышления, которые почувствовал потребность записать. Просидел за компьютером всю ночную тишь - и вот что получилось:
Самое удивительное - в том, что я вообще-то не являюсь фанатично верующим, не соблюдаю календарь церковных праздников, не следую строго постам… а утром, очухавшись от нахлынувшей творческой магии, включил телевизор и с изумлением услышал, что именно сегодня - Успение Пресвятой Богородицы! Так-то …
… Мне десять лет.
Грустно! Уже больше трёх лет, как с нами нет папы. Мама очень долго не признавалась мне, что он погиб. А скорее даже - она не признавалась в этом сама себе…
Ведь отец, как и многие его коллеги, возвращался домой из своей последней командировки в наглухо запаянном цинковом ящике, без опознаний. И как было принято в то время: никакой точной информации об обстоятельствах, причинах катастрофы, последующих выводах - семьям не сообщали, один «рваный информационный туман». Вот и появлялась почва для подозрений, домыслов - порой самых невероятных. А близкие к безумию от горя родственники таким образом, наверное, просто защищали свою психику: они не хотели верить в окончательный уход их близких - единожды взлетевших, но не вернувшихся из полёта… Не хотели и не верили. Искали и находили для этого любые поводы!
На Новодевичье кладбище круглый год мы с мамой приходили каждую неделю. Поубиравшись вокруг отцовского памятника, всегда шли в храм, а мама любила иногда заезжать нам-вдвоём на метро в ресторан «Прага», где отец в своё время отмечал присвоение Героя - там мы пили в кондитерской чай с пирожными.
Когда ещё в начале шестидесятых папа впервые слетал в Америку, он привёз маме красивую брошку на длинной приколке с подвешенным к ней кулончиком - золотым раскрывающимся сердечком. Внутрь он вложил свою маленькую фотографию и сказал ей: «Теперь я всегда буду рядом с твоим сердцем - как бы далеко ни улетел!» Она потом часто раскрывала это сердечко, всматривалась в него, показывала нам - детям…
Но в тот вечер мама вдруг с горечью воскликнула: «Всё! Теперь он уже точно не вернётся, я его потеряла…» - сказала и начала сильно плакать. Мы с ней вдвоём вернулись на могилку и в кладбищенской темноте долго ходили по заледенелым тропинкам, перекапывали рыхлый снег вокруг… но напрасно - приколка была на мамином платье, а золотой кулончик-сердечко с папиной фотографией почему-то из-под пальто отвалился. Мы его не нашли. Прямо с кладбища мы с матушкой пошли в церковь Новодевичьего монастыря.
После долгого перерывания снежных сугробов, когда к замёрзшим ногам стало потихоньку подкрадываться тепло, а в церковном зале, несмотря на большое количество людей на вечерней молитве, от размахиваемого кадила распространялось приятное ладанное благовоние - настроение стало лучше. Мне, юному пионеру - конечно же были чужды длинные протяжные молитвы. Нравились просто, как игрушки, зажигаемые мной свечки, у которых нужно было от другой свечи оплавить «попку» и расплавленным воском прижать к подсвечнику. Нравилась одна икона Пресвятой Девы с очень миловидным женским ликом - она была совсем непохожей на иные строгие образы Матери Божией со Святым Младенцем на руках.
А моя матушка мне тихонько нашёптывала:
- Тебя охмурили - в том нет твоей детской вины. Божия Матерь будет хранить тебя! Я за тебя отмолю…
… Мне шестнадцать лет.
Потрясающе! Мы с мамой прямо из нашего по-советски закрытого авиационного городка, словно на другую планету прилетели в самую настоящую капиталистическую страну - Францию. Там, в Провансе - на месте катастрофы советского вертолёта Ми-6, командиром экипажа которого был мой отец, торжественно открывали обелиск героически погибшим лётчикам.
После торжественных церемоний нас повезли в здешний собор Божией Матери - Марсельский Нотр-Дам (Де-ла-Гард). Он стоит на возвышенности, с которой открывается захватывающая панорама: весь город Марсель, живописный залив с островками - на одном из которых сооружён угрюмый замок Иф. Оттуда в своё время в литературной фантазии Дюма «бежал граф Монте-Кристо»… и в тех же водах (как точно установят только более полувека спустя после гибели) реально нашёл своё последнее неземное пристанище виконт Антуан де Сент-Экзюпери… Души всех их: Эдмона Дантеса, Антуана Сент-Экзюпери, моего батюшки - так и остались в этом почти одном месте, радиусом лишь с дюжину миль!
Внутри собора так же приятно пахнет, как и в нашем Новодевичьем храме. Так же привычно горят свечи, только немного смущают ряды кресел в католическом сидячем молельном «партере». По бокам зала - маленькие кельи. Во многих из них стоят массивные каменные надгробия служивших здесь на протяжении веков священников. По стенам, как и в православных храмах, развешаны иконы, напротив них теплятся свечки-лампадки, а под потолками… аж дух захватывает: осязаемо ощущается дыхание многих столетий! Развешаны целые гирлянды даров из глубины веков: их приносили сюда прихожане, судьба которых «крепко прижала», но они оставались жить-молиться верно Всевышнему! Большинство «сувениров» - рукоделья… наверное от тяжко болевших и чудом излечившихся. А вот и самая настоящая парусная шхуна: что же то за флибустьер вдруг уверовал - в котором веке, после какого из штормов?
И, вдруг - моделька суперсовременного сверхзвукового истребителя «Мираж»!
Я ведь сам всей душой рвусь в истребительное лётное училище! Моё перегретое воображение тут же рисует какого-то военного пилотягу, чудом спасшегося из аварийной ситуации, возможно едва успевшего катапультироваться из своего ястребка…
Но причём здесь Бог-то, а-а? Ведь уж кто-кто, а лётчики-то-истребители наверняка же не могут, не должны верить ни в Бога, ни в чёрта?!
Тихий голос матушки:
- Божия Матерь будет хранить тебя… Я за тебя отмолю!
… Мне тридцать лет.
Мерзко! Стою на вышке РП - руководителя полётов. Лётный день закончен… странно - я жив. Пьём противный спирт, разливая его по гранёным стаканам из алюминиевого чайника - хмель никак не прогревает расслабляюще воспалённый рассудок…
… Тот комплекс показного пилотажа я отрабатывал над полосой на боевом МиГ-29 впервые. Через год после первого триумфального появления в 1988 году наших МиГов-двадцать-девятых на открытой мировой арене, нас - «фирменных» испытателей готовят всё больше к постоянно усложняющимся демонстрационным заданиям. Теперь «просто» высшего пилотажа у самой земли с запредельными перегрузками-форсажами уже недостаточно. Мы всё дальше уходим в область «экзотического» маневрирования - предтече грядущей сверхманевренности, которая следующему поколению боевых истребителей призвана дать подавляющие преимущества в ближнем воздушном бою.
Вчера отработал эти сложные пространственные маневры на средней высоте, а сегодня попробовал уже на малой, прямо над аэродромом. На очередном нисходящем маневре сильное перекрёстное взаимодействие по разным осям вращения привело к большому зарыванию - в первую секунду, когда начал «выгребать», даже беспокойства не испытывал… Вдруг неожиданно дошло: высоты НЕ хватает!
Земля вдруг выросла во весь фонарь и бешено понеслась навстречу… Кусок заснеженного поля так неохотно стал проворачивать под меня свою плоскость - высоты НЕ хватает!!!
Вывожу. То ли «вписываюсь», то ли нет… но, ах ты … побери, ну надо же! На мысленном продолжении моей траектории - как раз вышка командно-диспетчерского пункта КДП… Углы на выводе предельные, тяга максимальная! До упора даю левую ногу, крен - влево. Набегающая заснеженная мёрзлая травка уже так близко! Вроде бы как ближе, чем даже бетон полосы на посадке, за борт кабины аж противно выглядывать. Вжав голову в плечи, теряю остатки высоты и-и… проношусь мимо вышки КДП.
А потом в вечернем полумраке на ней же мы пьём спирт. Руководитель полётов возбуждённо обрисовывает мне, как выглядел затылок моего защитного шлема, на который он смотрел со своего рабочего кресла…
Вдруг из глубины перевозбуждённого сознания пронзили тихие слова матушки:
- Божия Матерь будет хранить тебя! Я за тебя отмолю…
… Ухожу с работы, еду на Новодевичье. В церковном зале тепло, на вечерней молитве, от кадила и множества зажжённых свечек исходит приятное воско-ладанное благовоние. Зажигаю свечку, оплавив от другой свечи «попку», и расплавленным воском прижимаю её к подсвечнику. Напротив - уникальная икона «Умиление» с очень миловидным женским ликом, на ней Матерь Божия в девичьем облике, она совсем не похожа на иные строгие образы со Святым Младенцем на руках…
Вот уже больше семи лет, как моей матушки нет на этом Свете. Но я словно слышу её шепот из двадцатипятилетней давности:
- Тебя охмурили… Божия Матерь будет хранить тебя! Я за тебя отмолю…
… Мне уже под пятьдесят.
Счастлив? Не могу точно понять, наверное - да…
Не могу точно подсчитать, сколько раз за многие годы переходил-было ту грань, из-за которой, вроде как, и возврата-то нет. Не раз и не два… много! Иногда счёт шёл на считанные секунды, их доли - а рассудок и руки-ноги сложно работали органами управления словно роботы-автоматы, и лишь много позже по анализу записей бортовых регистраторов оставалось даваться диву… как же так быстро и точно удавалось отреагировать?!
А когда-то аварийные ситуации развивались вроде как неспешно, но неотвратимо - и было много секунд и минут на то, чтобы размышлять и просто ждать… чем всё это кончится? Ждать без всяких иллюзий на хоть какую-то вероятность благополучного исхода. Порой никаких возможностей для вынужденного покидания в воздухе не было.
Иногда было положено и очень хотелось дёрнуть за катапультные держки… случалось и слышать радиокоманды на это. Но не дёргал… тянул. Садился вместе со своим летательным аппаратом - а с ним привозил на землю Разгадку.
Не всегда приземлялся мягко. Не всегда на аэродромную полосу. Не всегда целым-невредимым. Бывало: быстро убегал от злого огня, едкого дыма, хлюпая по безбрежно разливавшемуся топливу… скрывал-было от врачей и самолечился от болезненных повреждений.
Сильно мучился, прощаясь со многими товарищами, которых почему-то забирали «туда», откуда не возвращаются - и даже из более простых ситуаций. А меня вот Всевышнему было угодно оставить здесь… извините, что цел…
- Божия Матерь будет хранить тебя. Я за тебя отмолю!
Но теперь иногда могу и в Миру лицезреть прекрасный облик: этот милый образ мне кажется знакомым. Быть может он - придуманный, из призрачной детской сказки?… Но может и настоящий, из реальной бЫли! Возможно, я его видел ещё в лихой офицерской юности… может даже и в полёте? Может быть в храме, на иконе… или на телеэкране?… А почему бы и не наяву?!
А кто сказал, что все чудеса были в прошлом?
А почему мы молимся Пророкам, покинувшим земную бренность века и века назад? Ведь они тоже когда-то реально жили, а подавляющая окружавшая толпа, как минимум, не жаждала их признавать! Иногда то же самое людское стадо-большинство путём т.с. «демократически» срежиссированного площадного голосования их даже к распятиям на крестах приговаривало…
А почему мы не верим в то, что чудеса могут быть и вокруг нас - здесь и сейчас?!
А почему нельзя верить в то, что немножко от Всевышнего есть и в каждом из нас, и в том - кто находится рядом или чуть поодаль… в ком-то чуть меньше… а в ком-то и побольше? Например - в этом самом образе пред моими глазами? То ли на иконе… то ли на телеэкране… а может и в реальном живом прекрасном облике?!
Я знаю, что сейчас за моей спиной зашепчут-пригвоздят: «Сумасшедший!»… уже шепчут, уже грязно поливают - слышу не впервой… Пускай.
А чудеса в людском понимании бывают не только в глубине веков. До крайности наивно и антинаучно отдельному человеческому индивиду считать себя Высшим Разумом.
И Святыни встречаются (правда, не часто) - даже здесь и сейчас. И не только на иконах, не только на экранах - но и среди людского множества в реальной Жизни!
P.S… Мне уже за шестьдесят.
Я пролетал больше сорока лет и написал эту книгу…
А верить - лучше, чем не верить!