Дневник обозревателя
Историческая память. Нельзя забывать о таком ярком и трагически гротескном писателе и многолетним узнике Гулага как Варлам Шаламов. Приходилось читать его рассказы ещё в самиздате.
Однако сравнение Шаламова с Солженицыным выглядит не совсем корректно. Один был сломлен и раздавлен чёрной правдой безбожной жизни. Другой был общественным деятелем, страстно ищущим глобальные ответы на неправды и зло окружающей действительности (на этом пути у Солженицына не всё было гладким, однако он развивался в правильном национальном направлении)..
Однако трагедия Шаламова заключалась в другом и более страшном обстоятельстве, ибо он был младшим сыном потомственного священника, но в период революции отрёкся от отца и стал убеждённым фанатиком-троцкистом. А это классика русской трагедии почти по Достоевскому. У него слилось восстание против Бога с восстанием против отца. А духовное и физическое убийство отцов - это и есть настоящая революция, низводящая человеков до уровня демонов.
Не является ли творчество Шаламова (Колымские рассказы) в каком то смысле некоей попыткой оправдаться за свой грех юности?
(Кратко из Вики о родословной драме семьи Шаламовых: "Варлам был младшим из пяти выживших детей[13]. Старший сын Валерий после установления советской власти публично отрёкся от отца-священника, другой сын, Сергей, вступил в РККА и в 1920 году погиб на Гражданской войне..." )
https://t.me/podled/4405
Ровно 40 лет назад скончался один из самых красноречивых летописцев русской трагедии Варлам Шаламов.
Памятная дата прошла в звенящей тишине - о Шаламове почти никто не вспомнил. Страхи настоящего растворяют тени ужасов прошлого, как потускневшее серебро в пробирке с царской водкой. Но даже тени могут обрастать свежим мясом и снова пускать теплую кровь. Творчество Шаламова - лучшее лекарство от воскрешения лагерных теней. А настоящее лекарство обязано быть горьким.
О Шаламове принято говорить в строгой привязке к Солженицыну, разделяя писателей лишь скромной запятой. Обычно ему отводится роль второй скрипки в оркестре, исполняющем симфонию тюремной прозы. Подобный подход, безусловно, представляется надуманным, ведь между Шаламовым и Солженицыным почти нет ничего общего, кроме самой темы.
Так, если правильно настроить оптику, то в Шаламове в первую очередь можно увидеть большого писателя, вполне органичного литературной традиции русского реализма. “Колымские рассказы” куда лучше рифмуются не с “Одним днем Ивана Денисовича”, а с толстовской “Смертью Ивана Ильича”. С той лишь разницей, что Шаламов не создает мифологию гуманизма, а последовательно ее деконструирует. И эта деконструкция принимает самые пугающие формы.
Сам Шаламов достаточно быстро разочаровался в Солженицыне и отказался от совместной работы над “Архипелагом ГУЛАГ”. По его твердому убеждению, Солженицын был не более, чем умелым “дельцом”, бессовестно эксплуатирующим исторически больную тему. Культурный конфликт между двумя тюремными прозаиками во многом объясним. Солженицын по своей природе был носителем глобальных идей и политических концептов. Шаламов был носителем сияющего ужаса внутри. Между такими людьми всегда пролегает ницшеанская бездна, преодолеть которую не в силах ни один сверхчеловек.
Умирал Шаламов, как и жил, мучительно. В последние годы писатель жутко болел - лагеря не прошли даром. У него развилась деменция, приходилось носить с собой инструкцию по оказанию первой помощи. В мае 1979 года Шаламова перевезли в дом престарелых и инвалидов Литфонда в Тушино, где он, полузабытый, прожил последние три года. Настоящая слава пришла к Шаламову, как и положено в России, после смерти.
Для современной РФ, где очередные видео тюремных пыток, стали обыденностью новостной строки, сложно найти более актуального писателя. И даже если вы когда-нибудь позабудете о Шаламове, то сама реальность напомнит вам громким стуком в дверь в предрассветной тиши. Так что не забывайте, где живете, и всегда говорите правду. Какой бы горькой она ни была.
Однако сравнение Шаламова с Солженицыным выглядит не совсем корректно. Один был сломлен и раздавлен чёрной правдой безбожной жизни. Другой был общественным деятелем, страстно ищущим глобальные ответы на неправды и зло окружающей действительности (на этом пути у Солженицына не всё было гладким, однако он развивался в правильном национальном направлении)..
Однако трагедия Шаламова заключалась в другом и более страшном обстоятельстве, ибо он был младшим сыном потомственного священника, но в период революции отрёкся от отца и стал убеждённым фанатиком-троцкистом. А это классика русской трагедии почти по Достоевскому. У него слилось восстание против Бога с восстанием против отца. А духовное и физическое убийство отцов - это и есть настоящая революция, низводящая человеков до уровня демонов.
Не является ли творчество Шаламова (Колымские рассказы) в каком то смысле некоей попыткой оправдаться за свой грех юности?
(Кратко из Вики о родословной драме семьи Шаламовых: "Варлам был младшим из пяти выживших детей[13]. Старший сын Валерий после установления советской власти публично отрёкся от отца-священника, другой сын, Сергей, вступил в РККА и в 1920 году погиб на Гражданской войне..." )
https://t.me/podled/4405
Ровно 40 лет назад скончался один из самых красноречивых летописцев русской трагедии Варлам Шаламов.
Памятная дата прошла в звенящей тишине - о Шаламове почти никто не вспомнил. Страхи настоящего растворяют тени ужасов прошлого, как потускневшее серебро в пробирке с царской водкой. Но даже тени могут обрастать свежим мясом и снова пускать теплую кровь. Творчество Шаламова - лучшее лекарство от воскрешения лагерных теней. А настоящее лекарство обязано быть горьким.
О Шаламове принято говорить в строгой привязке к Солженицыну, разделяя писателей лишь скромной запятой. Обычно ему отводится роль второй скрипки в оркестре, исполняющем симфонию тюремной прозы. Подобный подход, безусловно, представляется надуманным, ведь между Шаламовым и Солженицыным почти нет ничего общего, кроме самой темы.
Так, если правильно настроить оптику, то в Шаламове в первую очередь можно увидеть большого писателя, вполне органичного литературной традиции русского реализма. “Колымские рассказы” куда лучше рифмуются не с “Одним днем Ивана Денисовича”, а с толстовской “Смертью Ивана Ильича”. С той лишь разницей, что Шаламов не создает мифологию гуманизма, а последовательно ее деконструирует. И эта деконструкция принимает самые пугающие формы.
Сам Шаламов достаточно быстро разочаровался в Солженицыне и отказался от совместной работы над “Архипелагом ГУЛАГ”. По его твердому убеждению, Солженицын был не более, чем умелым “дельцом”, бессовестно эксплуатирующим исторически больную тему. Культурный конфликт между двумя тюремными прозаиками во многом объясним. Солженицын по своей природе был носителем глобальных идей и политических концептов. Шаламов был носителем сияющего ужаса внутри. Между такими людьми всегда пролегает ницшеанская бездна, преодолеть которую не в силах ни один сверхчеловек.
Умирал Шаламов, как и жил, мучительно. В последние годы писатель жутко болел - лагеря не прошли даром. У него развилась деменция, приходилось носить с собой инструкцию по оказанию первой помощи. В мае 1979 года Шаламова перевезли в дом престарелых и инвалидов Литфонда в Тушино, где он, полузабытый, прожил последние три года. Настоящая слава пришла к Шаламову, как и положено в России, после смерти.
Для современной РФ, где очередные видео тюремных пыток, стали обыденностью новостной строки, сложно найти более актуального писателя. И даже если вы когда-нибудь позабудете о Шаламове, то сама реальность напомнит вам громким стуком в дверь в предрассветной тиши. Так что не забывайте, где живете, и всегда говорите правду. Какой бы горькой она ни была.