Кавалькады Нургла & Карнавалы Отчаяния
Два небольших взаимосвязанных перевода про нурглитские забавы. seroe_ozero, надеюсь, тебе понравится ;-)
P.S. В кой-то веки перевёл даже с мелкими рукописными пометками "автора" и "редактора".
Кавалькады Нургла
Исполненный сострадания и протеста выкрик автора, касающийся бродячих жертв Нургла и того, как наше бесчувственное поведение по отношению к ним оказывает ужасающее воздействие на ещё большее число людей.
И вы спрашиваете, какова же цена нашего цинизма? Какова цена наших нелепых предрассудков? Я расскажу вам про это, хоть вы и пожалеете о том, что узнали. В своём невежестве и жестокости мы порождаем огромные и мерзкие карнавалы, что зовутся Кавалькадами Нургла.
Теперь я осознаю это так ясно. Сестра Дювальер была права. Мы отталкиваем калек и больных от себя, ибо в нашей низости и самонадеянности мы воспринимаем их как слишком болезненное напоминание о нашей бренности. Какие же мы жалкие и самолюбивые! Мы гоним заражённых из наших городов и селений, вынуждая их вливаться в выжидающие армии Нургла - и почему бы им не искать утешения в Нём? Большинство людей знает о демонобогах только то, что им рассказали власти, но раз они больше не доверяют властям или не уважают их, то почему они должны верить или прислушиваться к тому, что Боги Хаоса есть зло?
Теперь я вижу, насколько мы ограничены. Теперь я понимаю, что все мы лишь марионетки Сил Хаоса. Мы отталкиваем отчаявшихся от нас и зовём их проклятыми, заставляя их собираться вместе и скитаться по сельским землям. Это только вопрос времени, когда они начнут искать утешения Нургла или будут обращены в поклонение Ему каким-нибудь странствующим еретиком. Действительно, как много пройдёт времени, прежде чем тот, кто страдает от демонической Гнили Нургла, присоединится к скитающейся банде безумных и прокажённых? Ибо все болезни выглядят одинаково для тех, кто отказывается от их изучения, и всех страдальцев, пусть их недуги и различны как вода и масло, равно выгоняют на дороги Империи. Пусть даже эти скитающиеся жертвы чумы воспротивятся утешению, предложенному Нурглом, и попытаются остаться верными Святому Зигмару и богам нашей Империи, но если они заразятся от кого-либо, болеющего Гнилью, то они уже обречены. Они будут принадлежать Нурглу так же, как если бы они вручили ему свои души актами веры.
Если цинизм воистину разлагает душу, то тогда, несомненно, Нургл есть источник всякого цинизма! Стоит Ему проложить Свой путь в сердца и души этих скитающихся отверженных, то Он снимает то бремя, которое мы, граждане Империи, взгромоздили на их плечи, даруя им возможность довольствоваться своими муками и отчаянием. Затем эти несчастные странники преисполняются горькой радостью и циничным юмором, ибо они полностью познали правду о жизни - они живут в реальном мире, который мы все отвергаем: они знают, что жизнь это боль, страдание есть истина, всё ничтожно и преходяще, и что разложение есть единственное постоянство жизни. Они знают, что цивилизация не что иное, как иллюзия - ничего не значащая игра, хоть мы и убедили себя в её истинности и важности. И так эти скитающиеся болезненные толпы обратившихся к Нурглу собираются вместе в огромные кавалькады, и новый владыка поощряет их показать другим горькую шутку этого мира и иронию жизни.
Преисполненные неестественной энергии, эти кавалькады образуют почти бесконечную колонну цирковых фургонов и повозок с шатрами, все украшенные грязными знамёнами и изорванными флагами. Странные типы в балаганных масках правят этими повозками, и всеразличные жертвы чумы, нищие, калеки, флагелланты и другие несчастные сопровождают их - и все возносят мольбу к Отцу Нурглу. Они перестали попрекать и винить себя за свои недуги и вместо этого воздают хвалу Отцу Нурглу за те дары, что Он так свободно воздал им, и ту мудрость, которой Он их наделил. Они оказывают радушный приём всем без исключения, кого отвергло общество, будь они больны телом, повреждены рассудком или даже просто разочаровались в жизни. Все находят тёплый приём в карнавале отчаяния, будь они флагеллантами или борцами за свободу; Отец Нургл не отворачивается ни от кого.
Вместо того чтобы избегать поселений и городов, как предписано всем жертвам чумы, эти кавалькады активно ищут их, желая распространить свою заразу. Они желают привнести немного реальности в жизни всех тех, кто попал в ловушки цивилизации и ложных обещаний надежды, тех, кто ослеплён ими и не видит горькую правду бренности и распада.
Теперь вы видите? Понимаете, что мы натворили? И что мы продолжаем делать? Каждое наше действие обрекает нас! Мы или слуги Хаоса, или его жертвы, и иного не дано. Несомненно, так же, как и то, что мы обречены на старение и смерть, мы прокляты без всякой надежды на искупление. Я возрыдал бы, если бы не считал, что мы заслужили нашу судьбу целиком и полностью.
Пометки:
1. Проснувшись этим утром, я почувствовал себя очень больным. Я не из тех, кого обычно донимают болезни, и до сих пор жил в добром здравии. Я часто, проходя по улицам, глубоко сожалел о тех бедных горемыках, что живут в трущобах и не могут работать, ибо они поражены каким-нибудь изнуряющим недугом и вынуждены выносить равнодушие и презрение тех, кто живёт с ними. Но теперь я тоже болен. Было ли это совпадением, что третьим богом Хаоса, на котором я недавно сосредоточил свои исследования, был Нургл? Конечно же! Ничего больше, чем досадный случай. Я посещу сегодня лекаря, и он приведёт меня в норму.
2. Этот искусный лекарь не смог ничего найти. Но я всё равно чувствую себя больным, как если бы что-то разъедало мои внутренности. Он дал мне тоник, облегчающий боль, но тот не возымел никакого эффекта. Я должен продолжать работу, надеюсь, что сосредоточенность отвлечёт мой разум от моего состояния.
3. Итак, я возвращаюсь к сведению воедино записей Рихтера, касающихся служителей демонического бога Нургла. Молю вас, сдерживайте свои чувства, когда будете читать следующие страницы, и обратите особое внимание на предупреждающие признаки того, как росло отчаяние Рихтера по мере того, как он продолжал свою работу. Многочисленны те пути и средства, с помощью которых Владыки Хаоса стараются похитить наши души. Не позвольте вашему вынужденному интересу к работе Рихтера стать таким средством. М.ф.Ш.
4. У меня бубоны! Я болен. Я чувствую слабость. Когда же эта работа будет закончена!
5. Люди смотрят на меня, но вряд ли они признают того, кто стоит перед ними. Я сам не могу больше смотреть на себя в зеркало, ибо то наваждение, что смотрит на меня в ответ безрадостными запавшими глазами, вводит меня в ужас! Я так сильно похудел! Мой некогда здоровый аппетит исчез, и всё, что я могу, это проглотить немного жидкой каши. Любая твёрдая пища резко отторгается моим телом, как будто бы мои внутренности отвращаются от любого здорового питания.
Карнавалы Отчаяния
Беглый обзор причудливых Карнавалов Нургла, гротескных Паланкинов, а также странного и зловещего ритуала, известного как Танец Смерти.
Может, это и прозвучит странно, но Великие Нечистые наделены огромным чувством драматической иронии. Похоже, что они любят забавляться изукрашенными символами власти почти столь же сильно, как низвергать гордость и старания смертных. Паланкины Нургла - это вычурные переносные троны, благодаря которым служители Великого Нечистого могут нести своего повелителя высоко над землёй, перемещая Паланкин туда, куда он пожелает. Со своего возвышенного места демон может говорить со своими рабами или наносить удары по врагам. Сам Паланкин отделан рассыпающимися роскошными украшениями, а Великий Демон небрежно восседает на груде гниющих подушек, возможно из откровенной насмешки над тем, что он считает скоротечностью смертной красоты.
Есть свидетельства, что Великие Нечистые едут в таком виде во главе своих орд, ведя их на войну против людских земель. Орда путешествует по землям, вбирая в себя всех смертных служителей Нургла, формируя одну огромную кавалькаду из крытых повозок, что несут в себе заразу и болезни, которые скоро обрушатся на мир смертных. Сами повозки не в лучшем состоянии, чем демоны, которые едут в них. Покровы повозок изорваны и покрыты гнилью, их каркасы разломаны и погнуты, а все металлические части в выбоинах и ржавчине. Но внутри этих тащащихся фургонов царит суета и напряжённая работа, так как служители Нургла готовятся начать празднество распада и разрушения для любой деревни, города, или вражеской армии, с которыми они столкнутся. Ибо такова извращённая ирония кары Нургла, что они походят на странствующий цирк, или огромную ярмарку, за исключением того, что развлечения, предлагаемые ими, это болезнь, разложение, отчаяние и смерть.
Говорят, что стоит кавалькаде Нургла проехать у могилы, где свалены умершие от чумы, как гниющие трупы, захороненные там, выкапываются и начинают следовать за фургонами и повозками. Различные народные сказки настойчиво говорят о том, что тело любой жертвы чумы принадлежит Нурглу (если Он заявит своё право) в течение года и одного дня после смерти, а после этого срока они проваливаются в окончательное забвение.
Когда кавалькада подходит близко к месту своего назначения, то извращённый юмор адских созданий внутри повозок проявляет себя в полной мере. Чумоносцы начинают вести учёт чумы и болезней, подсчитывая запасы заразы, число нурглингов, друг друга и даже всего того, что стоит на месте достаточно долго. Посреди хриплого низкого гула бесконечного подсчёта Чумоносцев, нурглинги щебечут и подпрыгивают, подобно злым детям, готовящим особую проказу. Они вздорят и ёрзают, хихикают и вопят, а их число растёт и убывает быстрее, чем Чумносцы могут подсчитать их.
Когда зачумлённые повозки и фургоны вплотную подъезжают к своей цели, ничего не подозревающей деревне, или спящему городу, демоны начинают готовить свой разрушительный поход. Чтобы утолить крайний цинизм юмора Нургла и увеличить чувство страха у своих потенциальных жертв, атака (или карнавал), наравне с кульминацией имеет и свою прелюдию. В данном случае, кульминацией является Танец Смерти, который проводится в ночь перед штурмом, когда демоны Нургла, выделывая кульбиты, трижды обходят деревню или город.
Танец начинается, когда на небе появляется луна, тогда демоны приходят в движение, торжественно шествуя по полям и холмам, запевая вразнобой. Когда процессия проходит рядом с домами, стоящими на отшибе, напуганные собаки и домашний скот поднимают ужасный шум, добавляя своё гавканье и рёв к набирающей силу песне. Ночь продолжается, первый круг завершён, и безумствование орды начинает расти. Пение становится пронзительным, а танец всё более и более исступлённым. Когда танцующие начинают третий круг, они теряют себя в неистовстве пения, смеха и безумия, в котором они выкрикивают описания всех тех ужасных вещей, которые они намерены претворить грядущим утром.
Когда танец близок к своему завершению, ночной воздух доносит шум в дома жителей города, где те, что были разбужены кошмарной мелодией, настолько напуганы, что не могут двинуться в своих постелях; а те, кто ещё спят, видят странные тревожащие сны. Животные безумствуют в своих стойлах или вырываются из загонов, масло свёртывается, а молоко скисает. И когда кажется, что этот кошмар больше нельзя выдержать, всё внезапно затихает. Третий круг пройден, и песни отчаяния подошли к концу.
Пометки:
1. Сегодня на углу рынка я заметил нищего. Верхняя половина его тела, хотя худая и иссохшая, выглядела довольно здоровой. Но от его талии и дальше он был полностью изуродован. Пусть он и был закутан в ткань, но я мог видеть, что его ноги срослись вместе и представляли собой мешанину нарывов, язв и пустул. Было очевидно, что это причиняло ужасную боль, ибо он громко орал, умоляя тех, кто поспешно проходил мимо него, с прикованным взором, освободить его от этих мучений. Меня захлестнуло огромное чувство сожаления за этого несчастного человека, но я не смог заставить себя остановиться и помочь ему. Моим главным желанием было убраться от него как можно дальше, из страха того, что его часть его несчастья передастся мне.
2. Они бредут сквозь наши земли, отвергнутые люди, больные телом и разумом. Карнавалы странствуют, разнося распад и болезни. Я не знаю, плакать ли мне или смеяться.
3. Прошлой ночью я проснулся из-за кошмара, моё сердце билось подобно барабану, а губы дрожали в беспричинном ужасе. Моё тело было покрыто потом, и постельное бельё прилипло ко мне мокрыми лоскутами. Слова из песни, которую я услышал во сне, эхом отдавались в моей голове, подобные воплям какого-то демонического дитя, насмехающегося надо мной и угрожающего мне.
«Мушки, мушки, сожрите его глазки! Старенького Рихтера миленькие глазки!»
Слова этого ребяческого стишка проносились эхом в моей голове и звенели в ушах. Отбросив одеяло, я подошёл к окну и распахнул ставни. Стоя там, высунувшись из окна и жадно вдыхая холодный ночной воздух, я окинул взглядом спящие улицы Альтдорфа, далёкие поля и лес за городскими стенами. Мой монастырь расположен на возвышенности, что даёт отличный обзор окружающих земель.
Взор мой перенёсся через Новополье к Холму Красной Фермы. И тут моё сердце почти остановилось. Там, вырисовываясь напротив холма, я увидел мой кошмар, обрётший плоть; карнавал прыгающих и кувыркающихся демонов, скрывающихся из вида за возвышенностью, пока я смотрел на них, и тогда прохладный ветер донёс до меня ещё один раз пронзительное хихиканье и эту сводящую с ума песню.
«Мухи! Глаза! Мухи! Глаза! А Рихтер встал и подох у окна!»
Тогда я вновь проснулся и обнаружил, что я всё ещё лежу на кровати в прохладной ночной тишине. Я помолился, что бы то, что я видел, было лишь кошмаром, а не каким-то видением будущего…
P.S. В кой-то веки перевёл даже с мелкими рукописными пометками "автора" и "редактора".
Кавалькады Нургла
Исполненный сострадания и протеста выкрик автора, касающийся бродячих жертв Нургла и того, как наше бесчувственное поведение по отношению к ним оказывает ужасающее воздействие на ещё большее число людей.
И вы спрашиваете, какова же цена нашего цинизма? Какова цена наших нелепых предрассудков? Я расскажу вам про это, хоть вы и пожалеете о том, что узнали. В своём невежестве и жестокости мы порождаем огромные и мерзкие карнавалы, что зовутся Кавалькадами Нургла.
Теперь я осознаю это так ясно. Сестра Дювальер была права. Мы отталкиваем калек и больных от себя, ибо в нашей низости и самонадеянности мы воспринимаем их как слишком болезненное напоминание о нашей бренности. Какие же мы жалкие и самолюбивые! Мы гоним заражённых из наших городов и селений, вынуждая их вливаться в выжидающие армии Нургла - и почему бы им не искать утешения в Нём? Большинство людей знает о демонобогах только то, что им рассказали власти, но раз они больше не доверяют властям или не уважают их, то почему они должны верить или прислушиваться к тому, что Боги Хаоса есть зло?
Теперь я вижу, насколько мы ограничены. Теперь я понимаю, что все мы лишь марионетки Сил Хаоса. Мы отталкиваем отчаявшихся от нас и зовём их проклятыми, заставляя их собираться вместе и скитаться по сельским землям. Это только вопрос времени, когда они начнут искать утешения Нургла или будут обращены в поклонение Ему каким-нибудь странствующим еретиком. Действительно, как много пройдёт времени, прежде чем тот, кто страдает от демонической Гнили Нургла, присоединится к скитающейся банде безумных и прокажённых? Ибо все болезни выглядят одинаково для тех, кто отказывается от их изучения, и всех страдальцев, пусть их недуги и различны как вода и масло, равно выгоняют на дороги Империи. Пусть даже эти скитающиеся жертвы чумы воспротивятся утешению, предложенному Нурглом, и попытаются остаться верными Святому Зигмару и богам нашей Империи, но если они заразятся от кого-либо, болеющего Гнилью, то они уже обречены. Они будут принадлежать Нурглу так же, как если бы они вручили ему свои души актами веры.
Если цинизм воистину разлагает душу, то тогда, несомненно, Нургл есть источник всякого цинизма! Стоит Ему проложить Свой путь в сердца и души этих скитающихся отверженных, то Он снимает то бремя, которое мы, граждане Империи, взгромоздили на их плечи, даруя им возможность довольствоваться своими муками и отчаянием. Затем эти несчастные странники преисполняются горькой радостью и циничным юмором, ибо они полностью познали правду о жизни - они живут в реальном мире, который мы все отвергаем: они знают, что жизнь это боль, страдание есть истина, всё ничтожно и преходяще, и что разложение есть единственное постоянство жизни. Они знают, что цивилизация не что иное, как иллюзия - ничего не значащая игра, хоть мы и убедили себя в её истинности и важности. И так эти скитающиеся болезненные толпы обратившихся к Нурглу собираются вместе в огромные кавалькады, и новый владыка поощряет их показать другим горькую шутку этого мира и иронию жизни.
Преисполненные неестественной энергии, эти кавалькады образуют почти бесконечную колонну цирковых фургонов и повозок с шатрами, все украшенные грязными знамёнами и изорванными флагами. Странные типы в балаганных масках правят этими повозками, и всеразличные жертвы чумы, нищие, калеки, флагелланты и другие несчастные сопровождают их - и все возносят мольбу к Отцу Нурглу. Они перестали попрекать и винить себя за свои недуги и вместо этого воздают хвалу Отцу Нурглу за те дары, что Он так свободно воздал им, и ту мудрость, которой Он их наделил. Они оказывают радушный приём всем без исключения, кого отвергло общество, будь они больны телом, повреждены рассудком или даже просто разочаровались в жизни. Все находят тёплый приём в карнавале отчаяния, будь они флагеллантами или борцами за свободу; Отец Нургл не отворачивается ни от кого.
Вместо того чтобы избегать поселений и городов, как предписано всем жертвам чумы, эти кавалькады активно ищут их, желая распространить свою заразу. Они желают привнести немного реальности в жизни всех тех, кто попал в ловушки цивилизации и ложных обещаний надежды, тех, кто ослеплён ими и не видит горькую правду бренности и распада.
Теперь вы видите? Понимаете, что мы натворили? И что мы продолжаем делать? Каждое наше действие обрекает нас! Мы или слуги Хаоса, или его жертвы, и иного не дано. Несомненно, так же, как и то, что мы обречены на старение и смерть, мы прокляты без всякой надежды на искупление. Я возрыдал бы, если бы не считал, что мы заслужили нашу судьбу целиком и полностью.
Пометки:
1. Проснувшись этим утром, я почувствовал себя очень больным. Я не из тех, кого обычно донимают болезни, и до сих пор жил в добром здравии. Я часто, проходя по улицам, глубоко сожалел о тех бедных горемыках, что живут в трущобах и не могут работать, ибо они поражены каким-нибудь изнуряющим недугом и вынуждены выносить равнодушие и презрение тех, кто живёт с ними. Но теперь я тоже болен. Было ли это совпадением, что третьим богом Хаоса, на котором я недавно сосредоточил свои исследования, был Нургл? Конечно же! Ничего больше, чем досадный случай. Я посещу сегодня лекаря, и он приведёт меня в норму.
2. Этот искусный лекарь не смог ничего найти. Но я всё равно чувствую себя больным, как если бы что-то разъедало мои внутренности. Он дал мне тоник, облегчающий боль, но тот не возымел никакого эффекта. Я должен продолжать работу, надеюсь, что сосредоточенность отвлечёт мой разум от моего состояния.
3. Итак, я возвращаюсь к сведению воедино записей Рихтера, касающихся служителей демонического бога Нургла. Молю вас, сдерживайте свои чувства, когда будете читать следующие страницы, и обратите особое внимание на предупреждающие признаки того, как росло отчаяние Рихтера по мере того, как он продолжал свою работу. Многочисленны те пути и средства, с помощью которых Владыки Хаоса стараются похитить наши души. Не позвольте вашему вынужденному интересу к работе Рихтера стать таким средством. М.ф.Ш.
4. У меня бубоны! Я болен. Я чувствую слабость. Когда же эта работа будет закончена!
5. Люди смотрят на меня, но вряд ли они признают того, кто стоит перед ними. Я сам не могу больше смотреть на себя в зеркало, ибо то наваждение, что смотрит на меня в ответ безрадостными запавшими глазами, вводит меня в ужас! Я так сильно похудел! Мой некогда здоровый аппетит исчез, и всё, что я могу, это проглотить немного жидкой каши. Любая твёрдая пища резко отторгается моим телом, как будто бы мои внутренности отвращаются от любого здорового питания.
Карнавалы Отчаяния
Беглый обзор причудливых Карнавалов Нургла, гротескных Паланкинов, а также странного и зловещего ритуала, известного как Танец Смерти.
Может, это и прозвучит странно, но Великие Нечистые наделены огромным чувством драматической иронии. Похоже, что они любят забавляться изукрашенными символами власти почти столь же сильно, как низвергать гордость и старания смертных. Паланкины Нургла - это вычурные переносные троны, благодаря которым служители Великого Нечистого могут нести своего повелителя высоко над землёй, перемещая Паланкин туда, куда он пожелает. Со своего возвышенного места демон может говорить со своими рабами или наносить удары по врагам. Сам Паланкин отделан рассыпающимися роскошными украшениями, а Великий Демон небрежно восседает на груде гниющих подушек, возможно из откровенной насмешки над тем, что он считает скоротечностью смертной красоты.
Есть свидетельства, что Великие Нечистые едут в таком виде во главе своих орд, ведя их на войну против людских земель. Орда путешествует по землям, вбирая в себя всех смертных служителей Нургла, формируя одну огромную кавалькаду из крытых повозок, что несут в себе заразу и болезни, которые скоро обрушатся на мир смертных. Сами повозки не в лучшем состоянии, чем демоны, которые едут в них. Покровы повозок изорваны и покрыты гнилью, их каркасы разломаны и погнуты, а все металлические части в выбоинах и ржавчине. Но внутри этих тащащихся фургонов царит суета и напряжённая работа, так как служители Нургла готовятся начать празднество распада и разрушения для любой деревни, города, или вражеской армии, с которыми они столкнутся. Ибо такова извращённая ирония кары Нургла, что они походят на странствующий цирк, или огромную ярмарку, за исключением того, что развлечения, предлагаемые ими, это болезнь, разложение, отчаяние и смерть.
Говорят, что стоит кавалькаде Нургла проехать у могилы, где свалены умершие от чумы, как гниющие трупы, захороненные там, выкапываются и начинают следовать за фургонами и повозками. Различные народные сказки настойчиво говорят о том, что тело любой жертвы чумы принадлежит Нурглу (если Он заявит своё право) в течение года и одного дня после смерти, а после этого срока они проваливаются в окончательное забвение.
Когда кавалькада подходит близко к месту своего назначения, то извращённый юмор адских созданий внутри повозок проявляет себя в полной мере. Чумоносцы начинают вести учёт чумы и болезней, подсчитывая запасы заразы, число нурглингов, друг друга и даже всего того, что стоит на месте достаточно долго. Посреди хриплого низкого гула бесконечного подсчёта Чумоносцев, нурглинги щебечут и подпрыгивают, подобно злым детям, готовящим особую проказу. Они вздорят и ёрзают, хихикают и вопят, а их число растёт и убывает быстрее, чем Чумносцы могут подсчитать их.
Когда зачумлённые повозки и фургоны вплотную подъезжают к своей цели, ничего не подозревающей деревне, или спящему городу, демоны начинают готовить свой разрушительный поход. Чтобы утолить крайний цинизм юмора Нургла и увеличить чувство страха у своих потенциальных жертв, атака (или карнавал), наравне с кульминацией имеет и свою прелюдию. В данном случае, кульминацией является Танец Смерти, который проводится в ночь перед штурмом, когда демоны Нургла, выделывая кульбиты, трижды обходят деревню или город.
Танец начинается, когда на небе появляется луна, тогда демоны приходят в движение, торжественно шествуя по полям и холмам, запевая вразнобой. Когда процессия проходит рядом с домами, стоящими на отшибе, напуганные собаки и домашний скот поднимают ужасный шум, добавляя своё гавканье и рёв к набирающей силу песне. Ночь продолжается, первый круг завершён, и безумствование орды начинает расти. Пение становится пронзительным, а танец всё более и более исступлённым. Когда танцующие начинают третий круг, они теряют себя в неистовстве пения, смеха и безумия, в котором они выкрикивают описания всех тех ужасных вещей, которые они намерены претворить грядущим утром.
Когда танец близок к своему завершению, ночной воздух доносит шум в дома жителей города, где те, что были разбужены кошмарной мелодией, настолько напуганы, что не могут двинуться в своих постелях; а те, кто ещё спят, видят странные тревожащие сны. Животные безумствуют в своих стойлах или вырываются из загонов, масло свёртывается, а молоко скисает. И когда кажется, что этот кошмар больше нельзя выдержать, всё внезапно затихает. Третий круг пройден, и песни отчаяния подошли к концу.
Пометки:
1. Сегодня на углу рынка я заметил нищего. Верхняя половина его тела, хотя худая и иссохшая, выглядела довольно здоровой. Но от его талии и дальше он был полностью изуродован. Пусть он и был закутан в ткань, но я мог видеть, что его ноги срослись вместе и представляли собой мешанину нарывов, язв и пустул. Было очевидно, что это причиняло ужасную боль, ибо он громко орал, умоляя тех, кто поспешно проходил мимо него, с прикованным взором, освободить его от этих мучений. Меня захлестнуло огромное чувство сожаления за этого несчастного человека, но я не смог заставить себя остановиться и помочь ему. Моим главным желанием было убраться от него как можно дальше, из страха того, что его часть его несчастья передастся мне.
2. Они бредут сквозь наши земли, отвергнутые люди, больные телом и разумом. Карнавалы странствуют, разнося распад и болезни. Я не знаю, плакать ли мне или смеяться.
3. Прошлой ночью я проснулся из-за кошмара, моё сердце билось подобно барабану, а губы дрожали в беспричинном ужасе. Моё тело было покрыто потом, и постельное бельё прилипло ко мне мокрыми лоскутами. Слова из песни, которую я услышал во сне, эхом отдавались в моей голове, подобные воплям какого-то демонического дитя, насмехающегося надо мной и угрожающего мне.
«Мушки, мушки, сожрите его глазки! Старенького Рихтера миленькие глазки!»
Слова этого ребяческого стишка проносились эхом в моей голове и звенели в ушах. Отбросив одеяло, я подошёл к окну и распахнул ставни. Стоя там, высунувшись из окна и жадно вдыхая холодный ночной воздух, я окинул взглядом спящие улицы Альтдорфа, далёкие поля и лес за городскими стенами. Мой монастырь расположен на возвышенности, что даёт отличный обзор окружающих земель.
Взор мой перенёсся через Новополье к Холму Красной Фермы. И тут моё сердце почти остановилось. Там, вырисовываясь напротив холма, я увидел мой кошмар, обрётший плоть; карнавал прыгающих и кувыркающихся демонов, скрывающихся из вида за возвышенностью, пока я смотрел на них, и тогда прохладный ветер донёс до меня ещё один раз пронзительное хихиканье и эту сводящую с ума песню.
«Мухи! Глаза! Мухи! Глаза! А Рихтер встал и подох у окна!»
Тогда я вновь проснулся и обнаружил, что я всё ещё лежу на кровати в прохладной ночной тишине. Я помолился, что бы то, что я видел, было лишь кошмаром, а не каким-то видением будущего…