"я - граф, черт подери"
из ВК - Русская правда. Перекрёстки бытия.
За А.Н.Толстым в либеральной тусовке прикрепилось прозвище талантливой советской литературной проститутки.
Находясь в эмиграции, Толстой выступал с антисоветских позиций, но после возвращения писателя в СССР был усыпан всеми мыслимыми и немыслимыми почестями, и позиции радикально поменялись. Алексею Толстому были предоставлены две автомашины: одна - ЦК партии, другая - ленинградским Советом. На роскошной даче А.Толстого в правительственном подмосковном поселке Барвиха нередко встречались за хлебосольным столом именитые композиторы, музыканты и «нужные люди». После смерти Горького он прочно занял место патриарха советской литературы.
Ю.П. Анненков утверждал, что Алексей Толстой признавался ему лично:
"Я циник, мне на все наплевать! Я - простой смертный, который хочет жить, хорошо жить, и все тут. Мое литературное творчество? Мне и на него наплевать! Нужно писать пропагандные пьесы? Черт с ним, я и их напишу! Но только это не так легко, как можно подумать. Нужно склеивать столько различных нюансов.. Я написал „Петра Первого", и он тоже попал в ту же западню. Пока я писал его, видишь ли, "отец народов" пересмотрел историю России. Петр Великий стал без моего ведома "пролетарским царем" и прототипом нашего Иосифа!"
«...Алексей Толстой не интересовался политической судьбой своей родины, - пишет близко знавший писателя Ю.П.Анненков. - Он не стремился стать официальным пропагандистом марксизма-ленинизма... Весельчак, он просто хотел вернуться к беззаботной жизни, обильной и спокойной. Жизнь за границей, жизнь эмигранта не отвечала таким желаниям, несмотря даже на успех его пьесы в Париже и на другие возможные успехи в дальнейшем... Я вновь встретился с Толстым в 1937 году, в Париже, куда он приехал на несколько дней в качестве знатного советского туриста, "советского графа". Мы провели несколько часов с глазу на глаз.
Пойми меня, - говорил он, - я иногда чувствую, что испытал на нашей дорогой родине какую-то психологическую или, скорее, патологическую деформацию. Но знаешь ли ты, что люди, родившиеся там в 1917 году, год знаменитого Октября, и которым теперь исполнилось двадцать лет, для них это отнюдь не "деформация", а самая естественная "формация": советская формация...
Я переписал заново, в согласии с открытиями партии, а теперь я готовлю третью и, надеюсь, последнюю вариацию этой вещи, так как вторая вариация тоже не удовлетворила нашего Иосифа. Я уже вижу передо мной всех Иванов Грозных и прочих Распутиных реабилитированными, ставшими марксистами и прославленными. Мне наплевать! Эта гимнастика меня даже забавляет! Приходится, действительно, быть акробатом. Мишка Шолохов, Сашка Фадеев, Илья Эренбрюки - все они акробаты. Но они - не графы. А я - граф, черт подери! И наша знать (чтоб ей лопнуть!) сумела дать слишком мало акробатов! Понял?
(Анненков Ю.П. Дневник моих встреч. Цикл трагедий. Т. 2. М., 1991. С. 128-129).
За А.Н.Толстым в либеральной тусовке прикрепилось прозвище талантливой советской литературной проститутки.
Находясь в эмиграции, Толстой выступал с антисоветских позиций, но после возвращения писателя в СССР был усыпан всеми мыслимыми и немыслимыми почестями, и позиции радикально поменялись. Алексею Толстому были предоставлены две автомашины: одна - ЦК партии, другая - ленинградским Советом. На роскошной даче А.Толстого в правительственном подмосковном поселке Барвиха нередко встречались за хлебосольным столом именитые композиторы, музыканты и «нужные люди». После смерти Горького он прочно занял место патриарха советской литературы.
Ю.П. Анненков утверждал, что Алексей Толстой признавался ему лично:
"Я циник, мне на все наплевать! Я - простой смертный, который хочет жить, хорошо жить, и все тут. Мое литературное творчество? Мне и на него наплевать! Нужно писать пропагандные пьесы? Черт с ним, я и их напишу! Но только это не так легко, как можно подумать. Нужно склеивать столько различных нюансов.. Я написал „Петра Первого", и он тоже попал в ту же западню. Пока я писал его, видишь ли, "отец народов" пересмотрел историю России. Петр Великий стал без моего ведома "пролетарским царем" и прототипом нашего Иосифа!"
«...Алексей Толстой не интересовался политической судьбой своей родины, - пишет близко знавший писателя Ю.П.Анненков. - Он не стремился стать официальным пропагандистом марксизма-ленинизма... Весельчак, он просто хотел вернуться к беззаботной жизни, обильной и спокойной. Жизнь за границей, жизнь эмигранта не отвечала таким желаниям, несмотря даже на успех его пьесы в Париже и на другие возможные успехи в дальнейшем... Я вновь встретился с Толстым в 1937 году, в Париже, куда он приехал на несколько дней в качестве знатного советского туриста, "советского графа". Мы провели несколько часов с глазу на глаз.
Пойми меня, - говорил он, - я иногда чувствую, что испытал на нашей дорогой родине какую-то психологическую или, скорее, патологическую деформацию. Но знаешь ли ты, что люди, родившиеся там в 1917 году, год знаменитого Октября, и которым теперь исполнилось двадцать лет, для них это отнюдь не "деформация", а самая естественная "формация": советская формация...
Я переписал заново, в согласии с открытиями партии, а теперь я готовлю третью и, надеюсь, последнюю вариацию этой вещи, так как вторая вариация тоже не удовлетворила нашего Иосифа. Я уже вижу передо мной всех Иванов Грозных и прочих Распутиных реабилитированными, ставшими марксистами и прославленными. Мне наплевать! Эта гимнастика меня даже забавляет! Приходится, действительно, быть акробатом. Мишка Шолохов, Сашка Фадеев, Илья Эренбрюки - все они акробаты. Но они - не графы. А я - граф, черт подери! И наша знать (чтоб ей лопнуть!) сумела дать слишком мало акробатов! Понял?
(Анненков Ю.П. Дневник моих встреч. Цикл трагедий. Т. 2. М., 1991. С. 128-129).