Преодолеть историческую немоту непропечённых или гигиеническая задача по созданию риторики
На самом деле риторикой можно многое достичь. По принципу той кикиморы: “Живу я здесь”. Можно много достичь, себя проявляя и показывая
А именно, государство существует в сфере управления, политики и права. Это как минимум. Для меня принципиальны различия этих трёх аспектов. Когда речь идёт о сворачивании политического, политики, то…
Придётся сказать то, что собирался сделать в конце. Происходит это в силу интенсивного разворачивания стратегических штудий и действий в стране. Стратегия относится к измерению управления. Но за счёт того, что в последний президентский срок шла интенсивная стратегическая работа по собиранию страны в единое управленческое пространство, в силу усердного пережима и переноса всех усилий в эту управленческо-стратегическую плоскость пришлось то, что относится к политическому измерению, подавить. Произошло подавление или сворачивание. Поэтому я не определяю его, но различаю внутри. Представление о государстве, эти три аспекта.
с маниакальным постоянством, что институциональным авторитетом в нашей стране по-прежнему пользуются два институциональных комплекса - армия и церковь. Который год я пеку блины и слушаю это радио, который год слышу этот рефрен, что армия и церковь пользуются неизменным институциональным авторитетом.
Дальше я в скобках про себя добавляю: это при всём при том, что каждый знает, какого масштаба безобразия творятся и в том, и в другом институте. Большинство родителей предпринимают героические усилия, чтобы в этот самый авторитетный институт ни в коем случае своих деток не отправить. И, тем не менее, он авторитетен. Я спрашиваю: “Почему такая странность в сознании происходит?”. И отвечаю на этот вопрос так: “Наверное, потому что у институтов источники авторитета лежат совершенно в другом месте, чем наше обыденное, разумное, рациональное, повседневное сознание”. Наверное, оно связано с чем-то другим.
И действительно так. Реальность институтов относится к области формальной рациональности, а вовсе не целевой или эффективной, которой мы пользуемся в своей обыденной жизни. Из какого-то другого места она растёт. И это, наверное, хорошо, что есть в мире что-то такое, что не зависит от нашей повседневной рациональности, от нашей коммунальной рациональности, от нас непропечённых, как выразилась бы моя бабушка. Она делила людей на пропечённых и непропечённых. Народное поверье. Вы знаете, почему Баба Яга в известной сказке Ивана пыталась обязательно поместить в печку? Потому что он такой полудурок, он непропечённый. Его нужно сначала пропечь, а потом с ним можно разговаривать.
Меня интересует другое: “Почему в этом списке нет других институтов, которые имеют не меньшие исторические заслуги?” Например, почему в этом списке постоянно отсутствует университет, которому, худо или бедно, 300 лет в нашей стране как институту? Не такой маленький срок. Время европейской государственности. Почему здесь нет музея и вообще всего, что относится к охраняемому наследию? Сегодня здесь нет академии, которой тоже 300 лет и так далее.
Мне кажется, потому что куда-то ушла или странным образом была погашена институциональная риторика, связанная с этими институтами. Потому что слово “институт” имеет два наиболее распространённых перевода и толкования: собственно учреждение и наставление. Они, понятно, идут вместе. То есть нечто, учреждаемое именно в силу инвестированных энергий, становится настоятельным, вменяющим долг, наставляющим, то есть формирующим определённые установки в сознании. Именно поэтому институциональный авторитет толчётся у нас в сознании как бы сам по себе.
Ослабленная и погашенная риторика, связанная с этими институтами. Над этим очень много постаралась такая мощная сила, как российская разночинная интеллигенция, а затем и советская власть, относившаяся к этим институтам с надлежащим для неё пренебрежением. Именно в силу того, что она была разночинной, то есть ни с чем не сочинённой, ни с одной из реальностей. И потому считавшей себя от них свободной и имеющей право всему и вся в этом институциональном мире выставлять свои, когда мелочные, а когда и вполне разумные, счёты.
Поэтому для времени клубов и корпораций, я думаю, главная и основная задача, что-то посильное для нас - это практиковаться в новой, модернизированной, если хотите, риторике относительно ценностей означенных институтов: университета, музея, академии. Можете прибавить к этому ещё что-нибудь: библиотеки, филармонии и так далее. Потому как по своим профессиональным занятиям и социальному положению мы, в первую очередь, являемся лицами, приписанными к этим институтам. Большинство из нас. Если осмысленно говорить о каком-то высоком политическом долге, то именно об этом - о том, чтобы преодолеть эту риторическую немоту, неспособность защищать и утверждать, я не побоюсь этого слова, классовые интересы этих институтов и нас как лиц, к ним имеющих профессиональное отношение.
В предыдущей Конституции эта риторика обозначалась словами “священный долг”. Когда замковый камень армейской риторики был вынут из неё и священного долга не осталось, а грезится нечто под названием “профессиональная армия”, то риторика ёкнулась. Никакой армейской риторики сейчас нет. Как только священный долг ушёл, чем занялась Военно-политическая Академия имени Ленина? Сначала она занялась гуманитарной психологией и пыталась восполнить отсутствие политкомиссаров психологом. Потом она дёрнулась к капелланам и теперь пытается восполнить отсутствие и комиссара, и психолога, только непонятно кем, потому что тогда придётся устанавливать комнату по межконфессиональному диалогу в каждой воинской части.
Есть два периода и два разных слоя этой нигилистической работы. Один касается роли интеллигенции, в частности, разночинной. Второй - того, что началось в 1929 году в нашей стране, когда интеллигенция как таковая сначала была названа не мозгом нации, а её дерьмом (это Владимир Ильич Ленин), а потом записана в попутчики (до 1929 года была попутчиком). Потом бы проведён образцово-показательный процесс, смысл которого состоял в том, что создавались специальные заведения под названием "почтовые ящики" и "шарашки", специальные города, чтобы ее политически и институционально кастрировать и заставить заниматься своим собственным делом: изобретать атомные бомбы, ракетоносители, вычислительные машины, бактериологическое оружие и прочие общественно-полезные вещи. Но только чтобы она не занималась институционально-политическим. Произошла политическая кастрация.
http://polit.ru/article/2004/04/08/gen/
Генисаретский. Я был мягче, я шутил и говорил чуть-чуть в духе 1 Апреля. И никогда до этого смысла не добраться, если мы будем предателями, теми клерками, которые, находясь в своих институтах, простите за выражение, обсирают их с ног до головы. Находясь в библиотеке (сейчас мы находимся в библиотеке), учась в университете, работая в академии, в музее без способности к ценностному оправданию своей собственной деятельности в рамках этого института разговаривать с людьми бессмысленно. Бессмысленно, если они не относятся всерьёз к тому, что они делают. Поэтому институциональная, поэтому риторика.
И поэтому не вообще социальные институты, которые надо защищать на Горбатом мосту или на Красной Пресне, а, в первую очередь и главным образом, когнитивные институты.