фрагменты
Я не перестаю дивиться на красоту людей. И даже не красоту, а какую-то запредельную милоту. Район, в котором я снимаю свою каморку под крышей, - это старинный буржуазный район с красивыми домами и мансардными (это от имени уже помянутого мною Франсуа Мансара, который активно внедрял и внедрил в парижскую архитектуру крыши со "срубами") комнатами для прислуги (наличествовавшей там еще в 50е гг. ХХ в.). И живут в этом районе, в основном, коренные парижане. Никто никогда не закрывает шторы, и почти всегда пустынные и безмолвные улицы озаряются светом гостиных, библиотек, детских...
- Ты знаешь, что я снимаю комнату аристократа с фамилей на "де ля"? - хвастливо говорила я в сентябре другу (который тоже француз, но не парижского, а крестьянско-окситанского толка).
- Как, мы разве не всех их уничтожили в 1789-ом?
Здесь и правда часто кажется, что время остановилось, или что его вовсе не существует. Умиротворенная статичность повисшего в светлом воздухе пространства. Маленькое движение: после событий 13 ноября на балконах повисли французские флаги.
На соседеней улице есть дорогой бар. Вечерами там толпа народу, молодежь, кажется от 17 до 30. На окне висит большая табличка, сообщающая, что после 22 ч. выходить с напитками на улицу запрещено, потому что это, поймите нас правильно, нарушает покой жителей района.
А до 22 ч., чтобы пройти к метро, надо протискиваться через эту пьюще-курящую толпу. И если бы в Москве это каждый раз было бы для меня настоящим испытанием, то здесь это даже приятно. Ты протискиваешься не скозвь хамовато-развязных чуваков, которые так и норовят чего-нибудь сказануть вслед, а это само воплощение какой-то тотальной юношеской радости перед жизнью. Смех - веселый и задорный, глаза, любые, - блестящие и добрые. Речи, сплошь, - приятные. Шутки шутят, рассказы рассказывают, не убивают, а проводят время.
В маленьком продуктовом на углу вечером большая очередь. - Подожди, Жерар, ты какой сыр взял? Ну зачем... возьми лучше au lait cru, ну поди, поменяй... - вздыхает благородного возраста женщина, опуская полную корзину к изящным туфелькам (которые тут носят одновременно с дубленками).
У входа в магазин всегда сидит бомж. - Добрый вечер, мсье! - говорит он выходящему мучжине. Мелочи не будет? - Добрый вечер, - отвечает, - простите, нет.
- Добрый вечер! - приветсвует бомж следующего. - Здравствуйте, мсье. Вот, держите - молодой человек подает ему багет. - А сигареты не будет? - Что? - Сигареты у вас не будет? - К сожалению, нет.
Бомж с досадой махнул рукой.
В метро маленькая девочка, повисая с двух сторон на руках родителей, перепрыгивает через ступеньки. - Сабина... Сабина, крошка..ну угомонись, пожалуйста... - любовно приговаривает папа, пытаясь вглядеться в карту, которую он держит в другой руке. На платформе девочка подходит к самом краю и заглядывает в рельсы. - Сабина, ты ведь знаешь, что это очень опасно, - спокойно говорит мама. Никто ее не одергивает и не вскривает. Сабина добровольно отходит от края. В вагоне они все играют в "ладошки", кто кого успеет хлопнуть. Девочка заливается смехом, пытаясь схавить поймать обеими ладошками большущую руку отца, одновременно взвизгивая от страха, что он поймает ее первым.
- Вы что-то потеряли? - спрашивает сидящий слева от меня мужчина девушку, растерянно осматирвающую пол под сидениями. - Да закладка из книги куда-то выпала... Все вокруг начинают искать закладу. - О, ну что вы, это не так важно....просто не пойму, как она могла пропасть... В это время сидящий напротив молодой человек в больших наушниках суетливо роется в своем большом рюкзаке, приговаривая: - Сейчас....может, у меня есть...где-то была... Вот! - и вытаскивает свою закладку. - Возьмите. Подойдет? - Вы так любезны! я очень тронута... Спасибо. Какая красивая...
Взвизг закрывающихся дверей. - Ай, ай, простите, пропустите, простите.... - подскакивает юноша, очевидно, забывший, что это его станция. Выскакивая, он даже успевают пожелать ей прекрасного вечера.
- Славный малый, - констатирует седовласый мсье, читающий "Le monde".
- Ты знаешь, что я снимаю комнату аристократа с фамилей на "де ля"? - хвастливо говорила я в сентябре другу (который тоже француз, но не парижского, а крестьянско-окситанского толка).
- Как, мы разве не всех их уничтожили в 1789-ом?
Здесь и правда часто кажется, что время остановилось, или что его вовсе не существует. Умиротворенная статичность повисшего в светлом воздухе пространства. Маленькое движение: после событий 13 ноября на балконах повисли французские флаги.
На соседеней улице есть дорогой бар. Вечерами там толпа народу, молодежь, кажется от 17 до 30. На окне висит большая табличка, сообщающая, что после 22 ч. выходить с напитками на улицу запрещено, потому что это, поймите нас правильно, нарушает покой жителей района.
А до 22 ч., чтобы пройти к метро, надо протискиваться через эту пьюще-курящую толпу. И если бы в Москве это каждый раз было бы для меня настоящим испытанием, то здесь это даже приятно. Ты протискиваешься не скозвь хамовато-развязных чуваков, которые так и норовят чего-нибудь сказануть вслед, а это само воплощение какой-то тотальной юношеской радости перед жизнью. Смех - веселый и задорный, глаза, любые, - блестящие и добрые. Речи, сплошь, - приятные. Шутки шутят, рассказы рассказывают, не убивают, а проводят время.
В маленьком продуктовом на углу вечером большая очередь. - Подожди, Жерар, ты какой сыр взял? Ну зачем... возьми лучше au lait cru, ну поди, поменяй... - вздыхает благородного возраста женщина, опуская полную корзину к изящным туфелькам (которые тут носят одновременно с дубленками).
У входа в магазин всегда сидит бомж. - Добрый вечер, мсье! - говорит он выходящему мучжине. Мелочи не будет? - Добрый вечер, - отвечает, - простите, нет.
- Добрый вечер! - приветсвует бомж следующего. - Здравствуйте, мсье. Вот, держите - молодой человек подает ему багет. - А сигареты не будет? - Что? - Сигареты у вас не будет? - К сожалению, нет.
Бомж с досадой махнул рукой.
В метро маленькая девочка, повисая с двух сторон на руках родителей, перепрыгивает через ступеньки. - Сабина... Сабина, крошка..ну угомонись, пожалуйста... - любовно приговаривает папа, пытаясь вглядеться в карту, которую он держит в другой руке. На платформе девочка подходит к самом краю и заглядывает в рельсы. - Сабина, ты ведь знаешь, что это очень опасно, - спокойно говорит мама. Никто ее не одергивает и не вскривает. Сабина добровольно отходит от края. В вагоне они все играют в "ладошки", кто кого успеет хлопнуть. Девочка заливается смехом, пытаясь схавить поймать обеими ладошками большущую руку отца, одновременно взвизгивая от страха, что он поймает ее первым.
- Вы что-то потеряли? - спрашивает сидящий слева от меня мужчина девушку, растерянно осматирвающую пол под сидениями. - Да закладка из книги куда-то выпала... Все вокруг начинают искать закладу. - О, ну что вы, это не так важно....просто не пойму, как она могла пропасть... В это время сидящий напротив молодой человек в больших наушниках суетливо роется в своем большом рюкзаке, приговаривая: - Сейчас....может, у меня есть...где-то была... Вот! - и вытаскивает свою закладку. - Возьмите. Подойдет? - Вы так любезны! я очень тронута... Спасибо. Какая красивая...
Взвизг закрывающихся дверей. - Ай, ай, простите, пропустите, простите.... - подскакивает юноша, очевидно, забывший, что это его станция. Выскакивая, он даже успевают пожелать ей прекрасного вечера.
- Славный малый, - констатирует седовласый мсье, читающий "Le monde".