Путевые заметки непутевого поломника ( продолжение)
Пищеблок на «Дмитрии Шостаковиче»- был огромным рестораном, выполненным в лучших советских традициях, с хрустальными люстрами, белым роялем и сытыми официантами. Тут же воздвигли огромный иконостас. Ресторан легким движением руки превращался в походный храм. Именно там сплетение атрибутов социализма и религии выглядели довольно антагонистично. А наличие официантов при изнуряюще-аскетическом меню было вообще архитектурным излишеством.
Еда, неотъемлемая и важная часть нашей жизни. А для путешествующего в другую страну - это одна из основных составляющий поездки. Познакомиться с кулинарными традициями той или иной страны - это значит пережить массу новых открытий и вкусовых ощущений. Так в наш обиход вошли понятия : шведский стол, полупансион и all enclusive.
Многие люди после посещений других стран, изрядно поправившиеся, еще долго делятся впечатлениями о тех или иных гастрономических изысках.
Наши же путешественники плыли не в конкретную страну, они двигались навстречу вечности. Для постящихся верующих конечно же мирская еда не имела принципиального значения. Но они были путешественниками и были заперты на этой посудине. У большинства из них и так был изможденный вид. Возможно, некоторым пришлось копить на путевку, отказывая себе во всем. Но организаторы явно перегнули палку. Было такое ощущение, что со всей Украины скупили запасы гороха и картошки. А шеф-повара взяли из Одесского гарнизона.
Какова была их цель - осталось тайной. Может они хотели еще больше обратить людей к вере. Но с урчащим от голода желудком труднее молиться. А может они хотели сэкономить. Что вполне допускалось, так организаторами были одесситы.
Видать, не углядел за ними господь. А может, все было предрешено.
Меню было насколько скудным и невкусным, что через час после трапезы, желудок изрядно попыхтевший над картофельно-гороховой запеканкой с грибами очень скромных размеров, опять просил есть. В то время как бары на всех палубах были переполнены фруктами и всякими явствами и даже спиртным, но по неподъемным для большинства поломников ценам. Искушения, господа! Все не просто так.
Лера нашла в сумке недоеденную пачку хлебцов и так обрадовалась. На ночь, чтобы успокоить желудок, она отламывала кусочек и потихоньку грызла, стараясь растянуть удовольствие, вспоминая красочные, манящие витрины одесских кондитерских. А еще между завтраком и обедом, на одной из палуб, устраивалось подкрепление особо изможденных горячим синтетическим бульоном. Лера ни разу не пропустила это мероприятие.
За столом в трапезной, так было принято называть ресторан, у Леры подобралась довольно веселая компания, это скрашивало простоту и скоротечность приема пищи. То были Лена, ее новая подруга и москвичи Константин Петрович с племянником. Им вообще продали стандартную путевку в Израиль в одном из агентств Москвы, и без всякого намека на православное поломничество . Наверное, в том агентстве вообще не знали, что это такое. Константин Петрович расчитывал на морское путешествие с полным пансионом, баром и варьете. Первые время поездки он в красках рассказывал во время трапезы, как он разотрет в порошок работников того агентства, которые его довольно жестко дезинформировали. Его неаппетитные фантазии слегка помогали справляться с постоянным голодом его спутницам. Затем, видимо смирившись с ситуацией и увидев, что девушки чахнут на глазах, он переключил свое внимание на официантку, обслуживающую их столик, пытаясь ее обольстить и задобрить. Константин Петрович рассчитывал видимо, что под тяжестью «лапши» на ушах, рука ее дрогнет, и она нальет в тарелку больше супа или принесет добавку очередной малосъедобной запеканки
Официантка была симпатичная, русоволосая девушка Галина, с красивой плотной фигурой и статной осанкой. Она вела себя, как надзиратель в фартуке и чепчиком на голове. Вид у нее был недоступный и она почти не улыбалась. Но все-таки было ощущение, что она другой человек и сдерживает свой человеческие эмоции, выполняя четкие инструкции, как надо вести себя с поломниками. Откуда были спущены эти инструкции? Явно не с небес. И были ли они вообще, оставалось тайной. Но тем не менее, убойное оружие обаяния Константина Петровича практически давало холостой ход. Галина была неумолима. Добавки наши путешественники так и не дождались, и каждый раз вставали из-за стола с чувством неоправданных надежд желудка, но жажды духовного очищения.
* * *
В городе Леры не было моря, только речка, которая постепенно заросла тиной, а береговая полоса превратилась в непроходимую почти Амазонскую сельву. Плавать она не умела. Так что контакт с водой у нее был только в душе. Она любила воду, но моря боялась.
Иногда Лера бродила по кораблю, изучая его загадочное, многопалубное строение и с ужасом поглядывая за борт, где волновалась и вздымалась брызгами морская пучина.
Нашла она и место, где было что-то типа центра тяжести корабля. Место, где качка почти не ощущалась. Там она переживала моменты, когда корабль вдруг начинало подбрасывать на волнах и ее мутило невыносимо. Заняв столик в безлюдном кафе, положив голову на руки, она не то молилась, не то просила о милости морского царя, чтобы тот успокоил море.
Было у нее и любимое место на корабле - это корма. Она подолгу смотрела на убегающий вдаль след, оставленный кораблем на водной глади. Стаи чаек с криком и гомоном сопровождали судно, периодически ныряя в воду, за рыбой, сбитой с толку и оглушенной ревом двигателей корабля. Для Леры было загадкой, где эти чайки проводят ночь и отдыхают ли они вообще? Ведь берега не было видно. «Видимо, они пристраиваются на ночевку на нашем корабле где-то между спасательных шлюпок. А Галина скармливает им сэкономленную гороховую запеканку»-фантазировала про себя Лера.
А между тем, духовное напряжение на корабле усиливалось и гул молитвы нарастал. Службы в походном храме проходили денно и нощно.
Благодаря неустанному вниманию Лены и Маши к Лере, их простым и доступным рассказам о том, что происходит при том или ином богослужении, экскурсиям в историю, ненавязчивым инструкциям, как надо везти себя на службе, причастии и исповеди, она начала более осознанно относиться к происходящему . Хотя много оставалось непонятым и непринимаемым ею. В богослужении она участвовала точечно, делала то, что могла, без надрыва, находясь рядом с Леной и Машей. Их присутствие придавало уверенности. Вот однажды во время невообразимо длинной службы, у нее закружилась голова, и подкосились ноги. Лена сказала ей присесть. Но стоило Лере коснуться кресла, как откуда, ни возьмись, возникла бабка-активистка, сухая, жилистая с довольно злым лицом и начала буквально отдирать ее от сидения и ставить в вертикальное положение, причитая: «Иж, что удумала, нельзя садиться!!!» Тут подошли Лена с Машей и быстро ее утихомирили, после чего та оставила Леру в покое.
«Вера - ведь личное дело каждого человека. Есть ты и бог и больше ничего. Откуда возникают такие воинственные защитники канонов? Ведь , когда они защищают веру от других людей, они забывают о себе в вере»- думала Лера и голова ее кружилась то ли от голода, то ли от духоты, то ли от песнопений.
Вообще, иногда эта плавучая церковь напоминала Лере Духовный Ноев ковчег. Рейс назывался «Православный поломник», но кого там только не было и баптисты, и сектанты всех мастей, и даже мормоны. Лера допускала, что у всех их разные цели. Но если они открыто демонстрировали свои духовные атрибуты, то одной из целей была вербовка и пропаганда. Одна тетка вообще осмелела и с каким-то плакатом, зовущим по знамена ее секты, с выкриками встречала людей на выходе из храма. Служба безопасности ее быстро нейтрализовала. Потом ее подвергли, каким -то духовным санкциям, после чего ее энтузиазм затух.
Наконец-то Лера решила пройти исповедь и причастие. Лена и Маша долго инструктировали ее. Она составила список грехов,но с некоторыми была не согласна. Получается, что любой современный человек, просто погрязает в грехах и выхода не видно. Но она поставила себе цель испытать все, что может ей предложить православная церковь и соблюдала правила. На судне было порядка десяти батюшек, которые могли исповедовать. Самый именитый был старец Илларион, но к нему была длинная очередь. Лена и Маша толкали Леру к нему. Но как, то все не срасталось.
И вот однажды, у Лены был день рождения, после вечерней, как всегда, облегченной трапезы, перед сном наши подружки, сидя на одной из палуб выпили по глотку коньяка за здоровье именинницы. Они посидели еще некоторое время, полюбовались звездами и разошлись спать.
И вот, когда Лере уже начались сниться кондитерские Одессы, ее кто-то ткнул в бок. Это была Маша: «Там Илларион исповедует, мы на тебя заняли очередь.»
«Так мы же пили!»- тревожно заметила Лера. «Да ладно, может прокатит»- неуверенно успокаивала Маша.
Лера знала, что это, пожалуй, единственный шанс узнать, что же такое исповедь у знаменитого и авторитетного в православных кругах старца Иллариона. Она в мгновение ока оделась, нащупала в темноте список грехов и побежала в храм.
В зале царил полумрак и какая-то сказочная обстановка. Было такое ощущение, что звезды отражаются на стенах. Она никогда не видела этого Иллариона. Кто-то слегка подтолкнул ее, направляя в дальний угол. Там сидел на деревянном стуле с высокой спинкой, похожем на трон, маленький старичок очень преклонных лет. Он одной ногой уже стоял в вечности и взгляд у него от этого был очень добрый и мудрый. У него были длинные, почти до пояса, волнистые, в виде локонов, седые волосы, и колпак на голове, как у звездочета из какого-то детского фильма. Было ощущение, что вокруг него была какая-то подсветка. А может Лере все примерещилось. Но то, что к нему не страшно было идти, она помнит точно.
Она положила голову на какую то книгу, а он укрыл ее своими широкими рукавами, нежно, как крыльями. Лера точно не помнит, что говорила ему и что он ей отвечал. Но уж точно речь шла не о грехах. Она растворилась в мягком тембре его голоса, в нем не было ни капли осуждения, но он был полон любви и понимания. Она была уверена, что сам бог говорил с ней устами старца в эти мгновения, обволакивая ее своей благодатью. Исповедь длилась несколько минут, а ей показалось, что уже ночь прошла. Илларион перекрестил Леру, напутствуя и она легкая, умиротворенная , как ей казалось, едва касаясь земли, полетела на свою верхнюю полку, где ее ждал полный тепла и мудрости сон.
* * *
На следующее утро Лера проснулась какой-то другой, более спокойной, уверенной. И солнце светило ярче и море было ласковей и даже Галина нет-нет да улыбалась, но добавку все равно не приносила. И Лера любила весь мир и ей казалось, что он отвечает ей взаимностью.
После завтрака Лена и Маша посетовали, что в их спортзале очень плохо работает душ, и они не могут помыться уже больше суток. Лера предложила им воспользоваться душем в их каюте, когда Людмилы и Зои не будет. Она была уверена, что они будут непротив. Но Лена и Маша настояли на том, чтобы она прежде спросила разрешения у своих спутниц. Лера немедля понеслась в свою каюту. Зоя и Людмила чинно восседали на своих местах. Они, как прилежные ученицы строго выполняли все предписания и были обложены книгами. Лера извинилась за беспокойство и выпалила с девственным энтузиазмом свою просьбу. Воцарилось тишина, судя по лицам Зои и Людмилы, дерзость ее застала их врасплох. Лера не сразу поняла, что они ищут слова, чтобы отказать. Она была уверена в том, что истинно верующему человеку ничего не стоить помочь нуждающемуся и была уже готова лететь обратно, чтобы обрадовать девчонок. Но тут до нее начало доходить, что ее сокоютницы прячут глаза, внутри их, возможно, борются сейчас православные верующие, глядящие в небо и чванливые москвички. Эти столичные поломницы уже побывали на всех курортах мира, в самых дорогих отелях, и нигде, никто, никогда не посмел осквернить их ванну посторонним присутствием. Людмила была побойчее, да и понтов у нее было побольше. В ней , видимо высокомерная москвичка одержала убедительную победу. Она взяла инициативу в свои руки и отказала.
Лера замерла, открыв рот. Мысли путались у нее в голове. Вся жизнь пробежала перед глазами. Все бы ничего, если не кроткий вид этих женщин, незализанные под платок волосы, да не эти кучи книг, с высокодуховными названиями.
Ну не сдержалась Лера. Выпалила им все, что о них думает и выскочила, хлопнув дверью.
«Зачем, ради чего эти люди измождают себя молитвами и постами? Разве вера в этом? Разве она не в милосердии и прощении?»-крутились мысли в голове у Леры. Она не торопилась сообщать новость Лене и Маше. Ей надо было подумать, и она уединилась на корме. Для нее сейчас важнее было, если не понять, то простить этих женщин и не тащить на себе тяжесть гнева. Ведь таким прекрасным было у нее настроение.
/продолжение следует/