Не тот Сакума Сёдзан.
Глядя на отраженье
Пытаюсь сообразить
Кто это такой?
Боги любят подшутить над людьми, но их шутки обычно доходят до людей не сразу. Шутку богов, посланную лично ему, Сакума Сёдзан понял, когда разглядывал самураев, строившихся по его команде в процессию для праздника Аой-мацури. Двадцать лет своей жизни он посвятил изучению наук и тому, чтобы просветить, по возможности народ своей страны. Двадцать лет он приближал будущее. И неожиданно для себя оказался в Киото, городе, где время уснуло, в должности чиновника по церемониям, одного из тех, кто должен был оберегать сон времени.
Впрочем, спасало почтенного Сакуму то, что никто в Киото не знал, чем оный чиновник занимается. И поэтому городской люд следовал несложному правилу: «В любой непонятной ситуации зови чиновника по церемониям!» Таким образом скромный знаток морской истории, полагавший себя самым умным в Киото, занимался тем, что объяснял горожанам и самураям, как делаются те или иные вещи, но не для того, чтобы эти вещи были сделаны правильно. Вовсе нет, он объяснял для того, чтобы эти вещи были сделаны достойно и в соответствиями с указаниями предков. Порой приходилось объяснять экзотические понятия. От поимки тэнгу и расследования преступления Сакума-сан сумел-таки ускользнуть, но вот назначить настоятеля храма и найти фиктивного отца для множества жен будущих самураев ему удалось.
Чего хотел Сакума Сёдзан? Конечно же, хорошего. Ему виделась Япония - могучая, равная или превосходящая по силе государства гайдзинов, но хранящая дух предков, то, что отличает Землю Богов от прочих кусков земли, разбросанных по океану. «Западные технологии, японский дух». Император и сёгун? Сакуму-сана устраивали оба. Император был богом, сёгун платил жалованье, и поэтому пожилой (53 года, шутка ли) ученый поддерживал политическое течение, имевшее девизом «Союз Двора и Ставки». По-хорошему, надо было бы начинать обивать пороги государственных учреждений, засыпая их прожектами необходимых стране преобразований. Сакума даже сумел выделить для себя абсолютный минимум оных - нужно просто обучить некоторое, достаточно большое число японцев западным наукам. Вопрос был в том, где этим заниматься - непосредственно в Японии или же в тех странах, чьи науки предполагалось изучить. Сам Сакума склонялся ко второму варианту - ему казалось, что сама среда поможет молодым японцам впитать больше новшеств.
Впрочем, никаких писем и прожектов Сакума Сёдзан не написал. Подвернулась возможность поинтереснее. В Киото появился Мацудайра Саадаки, князь Кувана, человек большого ума и влияния. Князь пожелал встретиться со скромным ученым и заинтересовался теориями Сакумы, обещая всяческую поддержку. Он же предложил проверить теорию практикой и выяснить, а не теряют ли японцы, обучаясь за границей, тот самый дух, составляющий самую суть народа, населяющего Землю Богов. В качестве опрашиваемых выступили Кацу Кайсю, ученик Сакумы, плававший с экспедицией в США, и Ибараки Сабуро, моряк с корабля Кацу, человек больших дарований, сильно продвинувшийся по социальной лестнице после путешествия. Увы, итоги разговоров разочаровали и князя, и самого Сакуму. Да, оба опрашиваемых многому научились. Но каждый из них изменил свой дух. Да, изменения были невелики, и в случай Кацу не критичны для того, что можно назвать истинно японским духом, но ведь и в чужой стране опрашиваемые пробыли совсем недолго.
О, эти беседы! Они составляли истинную отраду пожилого ученого, позволяя разбавить серые дождливые будни. Многое было обсуждено, и многое понято. И тут боги улыбнулись и пошутили второй раз над почтенным Сакумой. Именно его должность чиновника по церемониям, столь тяготившая порой ученого, открыла ему глаза. Пока князь Кувана и Сакума Сёдзан заботились о сохранении духа, дух менялся, удаляясь от идеала, царившего в головах обоих мыслителей. Люди всё чаще шли поперек установлений как Конфуция, так и Будды. Даже христиане не желали страдать за свою веру, как прежде. И истинным человеком эпохи становился Ибараки Сабуро, человек, всегда ходивший с ножом, и считавший, что бесчестный бой лучше честного.
А через некоторое время случилось и вовсе немыслимое. Император прямо явил свою волю и приказал сменить в Киото военного коменданта, почтенного и достойнейшего Мацудайру Катамори, старшего брата князя Кувана, чиновника, с которым у Сакумы сложились прекрасные рабочие отношения. Да, воля императора могла быть фальшивой - мало ли умельцев подделать печать? Но еще пару лет назад подобная подделка была бы не мыслима. А когда худородный самурай попробовал обмануть чиновника, ссылаясь на приказ императора, мир померк для Сакумы Сёдзана. Не было смысла рассчитывать на поддержку князя - он и его брат уезжали в неизвестность. Не было смысла писать ко двору с предложениями об обучении японцев, поскольку в эпоху безвластия любая бумага в любой момент может превратиться в бумажку. Впрочем, в одном Сакума мог быть уверен - военному делу в ближайшее время японцы будут учиться настоящим образом. Но не для войны с гайдзинами - для войны между собой. На этом мрачном фоне яркой звездой блеснула удача ученика Сакумы, Кацу Кайсю. Этому славному парню всё удалось. Надежда на будущее оставалось надеждой.
После проведения праздника О-Бон Сакума перебрал мысленно четки воспоминаний. Время в Киото проснулось, бусины были яркими и памятными. Сакума Сёдзан ел, пил, умничал, толковал и изобретал ритуалы, цензурировал поэтические сборники, сочинял хайку и даже открыл первую в городе газету. Но его путь был путем, совершенным без цели и смысла. Сакума вспомнил хайку, пришедшее ему в голову в тот момент, когда он решал, как именно провести ритуал назначения настоятеля в храм Инари:
Сырое небо
Сырые ноги
Шаги в никуда
Сакума не мог понять, расстроен ли он своим открытием. Не прозвучала ли мелодия его жизни фальшиво, не в тон тому, что было двадцать лет до этого, когда он открывал, изобретал и учил? Или она просто была другой? Как так вышло, что он стал другим, не тем Сакумой Сёдзаном, которого представляли себе все, знавшие о нём? У человека, полагавшего себя самым умным в Киото, не было ответа. Впрочем, Сакума полагал, что время на поиски оного у него есть, пусть и немного. В календарике, висевшем в конторе «Рисовой правды», газеты Сакумы, кто-то обвел тушью 11-й день 7-й Луны 1-го года Гендзи. При взгляде на это холодело сердце. За обведенным днем не было видно будущего. Но, подумал Сакума Сёдзан, боги могут пошутить и в третий раз. А вдруг и эта шутка удастся?
Пытаюсь сообразить
Кто это такой?
Боги любят подшутить над людьми, но их шутки обычно доходят до людей не сразу. Шутку богов, посланную лично ему, Сакума Сёдзан понял, когда разглядывал самураев, строившихся по его команде в процессию для праздника Аой-мацури. Двадцать лет своей жизни он посвятил изучению наук и тому, чтобы просветить, по возможности народ своей страны. Двадцать лет он приближал будущее. И неожиданно для себя оказался в Киото, городе, где время уснуло, в должности чиновника по церемониям, одного из тех, кто должен был оберегать сон времени.
Впрочем, спасало почтенного Сакуму то, что никто в Киото не знал, чем оный чиновник занимается. И поэтому городской люд следовал несложному правилу: «В любой непонятной ситуации зови чиновника по церемониям!» Таким образом скромный знаток морской истории, полагавший себя самым умным в Киото, занимался тем, что объяснял горожанам и самураям, как делаются те или иные вещи, но не для того, чтобы эти вещи были сделаны правильно. Вовсе нет, он объяснял для того, чтобы эти вещи были сделаны достойно и в соответствиями с указаниями предков. Порой приходилось объяснять экзотические понятия. От поимки тэнгу и расследования преступления Сакума-сан сумел-таки ускользнуть, но вот назначить настоятеля храма и найти фиктивного отца для множества жен будущих самураев ему удалось.
Чего хотел Сакума Сёдзан? Конечно же, хорошего. Ему виделась Япония - могучая, равная или превосходящая по силе государства гайдзинов, но хранящая дух предков, то, что отличает Землю Богов от прочих кусков земли, разбросанных по океану. «Западные технологии, японский дух». Император и сёгун? Сакуму-сана устраивали оба. Император был богом, сёгун платил жалованье, и поэтому пожилой (53 года, шутка ли) ученый поддерживал политическое течение, имевшее девизом «Союз Двора и Ставки». По-хорошему, надо было бы начинать обивать пороги государственных учреждений, засыпая их прожектами необходимых стране преобразований. Сакума даже сумел выделить для себя абсолютный минимум оных - нужно просто обучить некоторое, достаточно большое число японцев западным наукам. Вопрос был в том, где этим заниматься - непосредственно в Японии или же в тех странах, чьи науки предполагалось изучить. Сам Сакума склонялся ко второму варианту - ему казалось, что сама среда поможет молодым японцам впитать больше новшеств.
Впрочем, никаких писем и прожектов Сакума Сёдзан не написал. Подвернулась возможность поинтереснее. В Киото появился Мацудайра Саадаки, князь Кувана, человек большого ума и влияния. Князь пожелал встретиться со скромным ученым и заинтересовался теориями Сакумы, обещая всяческую поддержку. Он же предложил проверить теорию практикой и выяснить, а не теряют ли японцы, обучаясь за границей, тот самый дух, составляющий самую суть народа, населяющего Землю Богов. В качестве опрашиваемых выступили Кацу Кайсю, ученик Сакумы, плававший с экспедицией в США, и Ибараки Сабуро, моряк с корабля Кацу, человек больших дарований, сильно продвинувшийся по социальной лестнице после путешествия. Увы, итоги разговоров разочаровали и князя, и самого Сакуму. Да, оба опрашиваемых многому научились. Но каждый из них изменил свой дух. Да, изменения были невелики, и в случай Кацу не критичны для того, что можно назвать истинно японским духом, но ведь и в чужой стране опрашиваемые пробыли совсем недолго.
О, эти беседы! Они составляли истинную отраду пожилого ученого, позволяя разбавить серые дождливые будни. Многое было обсуждено, и многое понято. И тут боги улыбнулись и пошутили второй раз над почтенным Сакумой. Именно его должность чиновника по церемониям, столь тяготившая порой ученого, открыла ему глаза. Пока князь Кувана и Сакума Сёдзан заботились о сохранении духа, дух менялся, удаляясь от идеала, царившего в головах обоих мыслителей. Люди всё чаще шли поперек установлений как Конфуция, так и Будды. Даже христиане не желали страдать за свою веру, как прежде. И истинным человеком эпохи становился Ибараки Сабуро, человек, всегда ходивший с ножом, и считавший, что бесчестный бой лучше честного.
А через некоторое время случилось и вовсе немыслимое. Император прямо явил свою волю и приказал сменить в Киото военного коменданта, почтенного и достойнейшего Мацудайру Катамори, старшего брата князя Кувана, чиновника, с которым у Сакумы сложились прекрасные рабочие отношения. Да, воля императора могла быть фальшивой - мало ли умельцев подделать печать? Но еще пару лет назад подобная подделка была бы не мыслима. А когда худородный самурай попробовал обмануть чиновника, ссылаясь на приказ императора, мир померк для Сакумы Сёдзана. Не было смысла рассчитывать на поддержку князя - он и его брат уезжали в неизвестность. Не было смысла писать ко двору с предложениями об обучении японцев, поскольку в эпоху безвластия любая бумага в любой момент может превратиться в бумажку. Впрочем, в одном Сакума мог быть уверен - военному делу в ближайшее время японцы будут учиться настоящим образом. Но не для войны с гайдзинами - для войны между собой. На этом мрачном фоне яркой звездой блеснула удача ученика Сакумы, Кацу Кайсю. Этому славному парню всё удалось. Надежда на будущее оставалось надеждой.
После проведения праздника О-Бон Сакума перебрал мысленно четки воспоминаний. Время в Киото проснулось, бусины были яркими и памятными. Сакума Сёдзан ел, пил, умничал, толковал и изобретал ритуалы, цензурировал поэтические сборники, сочинял хайку и даже открыл первую в городе газету. Но его путь был путем, совершенным без цели и смысла. Сакума вспомнил хайку, пришедшее ему в голову в тот момент, когда он решал, как именно провести ритуал назначения настоятеля в храм Инари:
Сырое небо
Сырые ноги
Шаги в никуда
Сакума не мог понять, расстроен ли он своим открытием. Не прозвучала ли мелодия его жизни фальшиво, не в тон тому, что было двадцать лет до этого, когда он открывал, изобретал и учил? Или она просто была другой? Как так вышло, что он стал другим, не тем Сакумой Сёдзаном, которого представляли себе все, знавшие о нём? У человека, полагавшего себя самым умным в Киото, не было ответа. Впрочем, Сакума полагал, что время на поиски оного у него есть, пусть и немного. В календарике, висевшем в конторе «Рисовой правды», газеты Сакумы, кто-то обвел тушью 11-й день 7-й Луны 1-го года Гендзи. При взгляде на это холодело сердце. За обведенным днем не было видно будущего. Но, подумал Сакума Сёдзан, боги могут пошутить и в третий раз. А вдруг и эта шутка удастся?