ЗАБЛУЖДЕНИЯ О ГЕНДЕРЕ ГЛАВА 7 "РАВНОПРАВИЕ НАЧИНАЕТСЯ (ИЛИ ЗАКАНЧИВАЕТСЯ) ДОМА" (ч.2)
ЧИТАТЬ НАЧАЛО ГЛАВЫ 7....
Предположение доктора Улрих вполне подтверждает странное расхождение между сознательной поддержкой идеалов гендерного равенства и автоматическими гендерными ассоциациями, которые влияют на мысли и поведение, тем самым сводя на нет эту сознательную поддержку [12]. Например, одно исследование обнаружило, что группа бездетных студенток колледжа ценят образование в колледже выше материнства. Однако при проведении имплицитного ассоциативного теста IAT им было легче связать личные местоимения (как я, мне, и сама) с картинками, изображающими атрибуты материнства (такими как детская кроватка и коляска), чем с картинками на тему учебы (например, мантии выпускников и дипломы) [13]. Эти бессознательные установки влияют на наше поведение гораздо больше, чем декларируемые нами ценности [14]. Одно исследование даже обнаружило, что только такие /бессознательные установки/ коррелировали с карьерными целями женщин. Лори Рудман (Laurie Rudman) и Джессика Хеппен (Jessica Heppen) измерили, насколько молодые женщины подсознательно ассоциируют романтического партнера с образом рыцаря в сверкающих доспехах из сказок, а также спросили их мнение по поводу таких розовых мечтаний. Удивительно, что именно подсознательные романтические фантазии-ассоциации, а не личная позиция в духе ‘давайте без этих глупостей’, которые она эксплицитно высказывает, обратно коррелируют с ее заинтересованностью в достижении высокого статуса и профессий, требующих высокого уровня образования [15]. Исследование формирования автоматических ассоциаций все еще находится на ранней стадии, но, по предварительным данным, как и предполагала Улрих, на них, вероятно, оказывает сильное влияние ранний детский опыт [16]. В таком случае не удивительно, что имплицитные гендерные ассоциации следуют традиционным стереотипам (об этом мы еще раз поговорим в третьей части этой книги).
Люди могут и действуют против подсознания и более в соответствии с сознательно выбранными ценностями. Но если ее подсознание или социальная роль матери или жены заставляют ее загружать стиральную машинку, доставать посуду из посудомоечной машинки и складывать вещи детей, в то время как его подсознание бесполезно в подобных делах - тогда, не успев и глазом моргнуть, вы будете, по выражению социологов, «активно обсуждать и постоянно оспаривать преобладающие гендерные установки, касающиеся ролей на работе и в семье», или, простым языком, затевая «старые добрые ссоры» [17].
А может все не так уж глубоко зарыто? Социальные нормы все еще рассматривают дом и детей как ее первостепенные обязанности, пусть теперь от него и ожидается помощь. Восхитительный постер, сделанный Великобританской Национальной Лигой против женского избирательного права (National League for Opposing Woman Suffrage) изображает мужа, возвращающегося в «дом суффражистки». Комната находится в жутком беспорядке, плачущие дети одеты в дырявые носки, а от лампы без масла исходит не свет, а только дым. Единственное свидетельство существования заблудшей жены и матери это постер «право голоса для женщин», на котором прикреплена записка с безразличными словами «вернусь где-то через час».
Просто замените слова «суфражистка» на «работающая мать», и постер можно будет вполне действенно использовать и сегодня. Пока существуют целые главы - и даже книги - посвященные проблемам работающих матерей, в книгах по воспитанию детей вы не найдете хотя бы абзац, описывающий сложности со временем и ответственностью, с которыми сталкиваются работающие отцы.
Эта социальная норма ставит женщин на слабую позицию - позицию уговоров. Как показывает опыт, многие матери, с которыми я разговаривала, уже исключили - как будто их никогда и не существовало - любые карьерные опции, которые потребовали бы большей (или хоть какой-то) ответственности за ребенка со стороны отца. И, само собой разумеется, из-за этого сразу же пропадает целый ряд карьерных возможностей. Иногда это может быть обосновано реальными практическими и финансовыми соображениями. И всё-таки, почва уходит из под ног, когда смотришь на круговорот факторов, приводящих к таким решениям [18]. Одно из последствий аккуратного разделения труда кормилец/домохозяйка - это ожидание неутомимого трудоголика, который может полностью посвятить себя работе, так как время как обязанности по дому и уход за детьми лежат на ком-то другом. Это ожидания не изменятся до тех пор, пока женщина продолжает заниматься домашними обязанностями. Конечно, некоторые профессии не подразумевают особой гибкости. Однако любопытно, насколько податливой и гибкой женщина может сделать профессию, которая кажется намного более жесткой и негибкой, когда ее выполняет мужчина. Автор «Деля все на два» (Halving It All) Франсин Дойч описала две знакомые пары. В одной паре он работает профессором колледжа, а она - врач, а в другой она - профессор колледжа, а он врач. Но в обоих случаях «как муж, так и жена считали мужскую работу менее гибкой» [19]. Кроме того, существует ‘штраф за материнство’ (помимо остальных гендерных экономических неравенств), который увеличивает финансовый разрыв между зарплатами женщин и мужчин [20]. Далее, чем больше женщина подстраивает свою карьеру под семейные обязанности, и чем дольше это продолжается, тем больше увеличивается разница между заработком мужа и жены, и в итоге становится все более логичным ей продолжать жертвовать своей карьерой ради его.
Можно заметить, что те намечающиеся зачатки равного партнерства, которого пары хотели когда-то придерживаться, оборачиваются ничем иным, как наивность молодости [21]. Мейбл Улрих потратила несколько лет, совмещая частную медицинскую практику (которую она в итоге бросила), семью и ребенка. Отказавшись от предложения работы, чтобы избавить мужа от неудобств, связанных с переездом его медицинской практики, она написала: «Я не верю, что работа женщины для нее настолько же важна, как и для мужчины - его» [22]. Пыталась ли Улрих таким психологическим пластырем залатать рану, нанесенную ее удручающе неравным браком? Или, как сторонники идеи заложенных гендерных различий могут предположить, были ли ее абстрактные феминистские идеалы вытеснены биологической реальностью? Луэнн Бризендин (Louann Brizendine), например, предположила, что женский мозг реагирует на совмещение работы с уходом за семьей «повышенным чувством стресса и беспокойства, а также сокращением интеллектуальных ресурсов, доступных для выполнения материнских обязанностей и ухода за детьми», и что совмещение материнства с карьерой приводит к неврологическому «перетягиванию каната из-за перегрузки нейронной цепи» [23].
Перегруженные нейронные цепи... или же перегруженный список дел? Утверждение Бризендин о том, что «понимание нашей внутренней биологии помогает нам лучше планировать наше будущее» [24] не показалось мне особо интересным. Полагаю, большинство работающих женщин с детьми нашли бы иные решения более действенными: например, рабочие места, где учитывались бы интересы семьи; или отцов, которые забирали бы детей из садика, собирали им обед, брали бы больничные по уходу, вставали по ночам к проснувшемуся младенцу, готовили ужин, помогали детям с домашней работой и звонили педиатру во время своего обеденного перерыва. На самом деле, всего этого не было в жизни так называемых ‘новых традиционных жен’, которые жертвуют своими зачастую престижными, прибыльными и с трудом завоеванными карьерами, чтобы посвятить себя дому и семье. Их выбор обычно приписывают зову иначе устроенных женских внутренних механизмов. И все же детальное интервью-исследование 54 таких женщин социологом Памелой Стоун (Pamela Stone), описанное в ее книге «Предпочтение? Почему же на самом деле женщины бросают работу и выбирают дом» (Opting Out? Why Women Really Quit Careers and Head Home) показало удивительную и сложную картину, в которой гендерное неравноправие дома (вместе с местом работы, не допускающем какой-либо гибкости) являлось главным фактором в большинстве решений интервьюируемых бросить свою горячо любимую и успешную работу. Их мужья, у которых также была ответственная работа, часто описывались женами как «поддерживающие» и дающие им «выбор». Но никто из них не предоставлял женам реальный шанс, предлагая подстроить свою карьеру под нужды семьи:
«Оказалось, что женщины и их мужья воспринимают обязанности мужчины исключительно как обеспечение жены достаточной финансовой поддержкой, чтобы те могли уйти с работы. А совсем не как помощь жене в разделении семейных обязанностей, что могло бы поспособствовать продолжению ее карьеры. ‘Это твой выбор’ можно также воспринимать как ‘Это твоя проблема’ <...> Прикрывающиеся, казалось бы, равноправными речами о ‘поддержке’ и ‘выборе’, мужья фактически дают женам разрешение бросить свою карьеру, и в тоже время сигнализируют о том, что карьеры женщин не на столько стоящие, чтобы заслуживать хоть каких то поведенческих изменений с его (мужа) стороны» [25].
И хотя мы привыкли думать, что, возможно, из-за гормонов это естественно для отцов быть не при делах, однако наша биология гораздо более гибка, чем мы думаем. Гормоны это не просто внутренние механизмы, которые определяют нас в конкретное окружение и влияют на наше поведение: тут есть и обратное влияние. Стимул в окружающей обстановке - будь это ребенок, успех на работе или трогательный эпизод из шоу Опры Уинфри - может вызвать гормональные изменения [26]. Наши гормоны реагируют на жизнь, которую мы ведём, разрушая ложные границы между внутренним естеством и внешней окружающей средой. Так что нас не должно сильно удивлять то, что не только материнские гормоны изменяются с рождением ребенка, но и отцовские. (Хотя исследований в этой области и не так много, было замечено, например, что выработка тестостерона подавляется при рождении ребенка, в то время как уровень пролактина - по названию понятно, что это гормон, задействованный в лактации - увеличивается) [27]. При изучении равноправных родительских пар - где и отец и мать в равной степени разделяют обязанности и удовольствие домашних хлопот - Франсин Дейтч (Francine Deutsch) обнаружила, что отцы, наравне с женами ухаживающие за ребенком, развили такую близость с ребенком, которую мы обычно ассоциируем с матерями. Как сказал отец девочки подростка, который «выразил то, что многие [равноправно разделяющие обязанности отцы] чувствовали: “Я бы многое хотел поменять в своей жизни, но (отцовство) я бы не стал менять. Это лучшее, что я сделал за свою жизнь”» [28].
И если это вас не убедило, подумайте о крысах. Крысы-самцы не испытывают гормональных изменений, которые проявляются у крыс-самок при материнстве. Они никогда нормально не участвовали в воспитании детенышей. И все же, если поместить крысенка в клетку вместе с крысой-самцом, то через несколько дней он начнет заботиться о детеныше, как если бы он был матерью. Он будет подбирать детеныша, класть его рядом с собой точно так же, как это бы сделала заботящаяся самка, содержать его в чистоте и порядке и даже построит гнездо [29]. Родительские установки находятся в мозгу самцов, даже у тех видов, у которых отцовская забота обычно отсутствует [30]. Если даже крыса может вдохновиться стать родителем и без помощи справочника по уходу за детьми Уильяма Сирса (William Sears), то, могу предположить, перспективы отцов-людей довольно радужные.
Вопреки мнению о том, что общий уход - это современная глупая мода, современные отцы менее вовлечены в воспитание детей, чем они были две или три сотни лет назад. Из нескольких доступных нам обрывков информации об отцовстве в раннем периоде Америки историк Джон Демос (John Demos) предложил «картину, помимо всего прочего, весьма активного и всеобъемлющего отцовства, вплетенную в общее полотно домашней и производственной жизни <...> Отцовство, таким образом, было продолжением, если не постоянной частью ежедневной рутины» [31]. Когда в 19 веке работа мужчины значительно вышла за пределы дома, в историях появилось противодействие между карьерой и жизнью дома. Демос описывает придуманного отца из выпуска Журнал для Родителей (Parents’ Magazine) от 1842 года (даже название журнала более передовое, чем большинство современных заголовков), который стал настолько занят, что не может приходить домой вовремя и проводить семейные молитвы. В конце концов, отец пришел «в себя и к своей ответственности: “Лучше потерять пару шиллингов,” заключил он, “чем стать умышленным убийцей моей семьи и инструментом, разрушающим мою душу”»[32]. Проблема надлежащей заботы о душе находится далеко за рамками этой книги. Но твердо закрепившиеся представления обо всех мужчинах, как о целеустремленных и сфокусированных только на карьере, упускают появляющиеся факты - некоторые мужчины больше не хотят быть разрушительным инструментом, они желают посвящать больше времени семье, друзьям и сообществу [33].
Спасет ли это их души, точно сказать не могу. Но одно я знаю точно. Было бы лучше, если бы у мужчин, в противоположность мужу Мэйбл Улрих, появилась возможность заниматься стиркой. И стирка важна. Как Глория Стейнем недавно напомнила журналисту: «‘Получить все’ не значит ‘все делать’. Мужчины - это тоже родители, и, на самом деле, женщины не получат равноправия за пределами дома, пока мужчины не будут иметь равные обязанности внутри дома» [34].
СНОСКИ
БИБЛИОГРАФИЯ
Предположение доктора Улрих вполне подтверждает странное расхождение между сознательной поддержкой идеалов гендерного равенства и автоматическими гендерными ассоциациями, которые влияют на мысли и поведение, тем самым сводя на нет эту сознательную поддержку [12]. Например, одно исследование обнаружило, что группа бездетных студенток колледжа ценят образование в колледже выше материнства. Однако при проведении имплицитного ассоциативного теста IAT им было легче связать личные местоимения (как я, мне, и сама) с картинками, изображающими атрибуты материнства (такими как детская кроватка и коляска), чем с картинками на тему учебы (например, мантии выпускников и дипломы) [13]. Эти бессознательные установки влияют на наше поведение гораздо больше, чем декларируемые нами ценности [14]. Одно исследование даже обнаружило, что только такие /бессознательные установки/ коррелировали с карьерными целями женщин. Лори Рудман (Laurie Rudman) и Джессика Хеппен (Jessica Heppen) измерили, насколько молодые женщины подсознательно ассоциируют романтического партнера с образом рыцаря в сверкающих доспехах из сказок, а также спросили их мнение по поводу таких розовых мечтаний. Удивительно, что именно подсознательные романтические фантазии-ассоциации, а не личная позиция в духе ‘давайте без этих глупостей’, которые она эксплицитно высказывает, обратно коррелируют с ее заинтересованностью в достижении высокого статуса и профессий, требующих высокого уровня образования [15]. Исследование формирования автоматических ассоциаций все еще находится на ранней стадии, но, по предварительным данным, как и предполагала Улрих, на них, вероятно, оказывает сильное влияние ранний детский опыт [16]. В таком случае не удивительно, что имплицитные гендерные ассоциации следуют традиционным стереотипам (об этом мы еще раз поговорим в третьей части этой книги).
Люди могут и действуют против подсознания и более в соответствии с сознательно выбранными ценностями. Но если ее подсознание или социальная роль матери или жены заставляют ее загружать стиральную машинку, доставать посуду из посудомоечной машинки и складывать вещи детей, в то время как его подсознание бесполезно в подобных делах - тогда, не успев и глазом моргнуть, вы будете, по выражению социологов, «активно обсуждать и постоянно оспаривать преобладающие гендерные установки, касающиеся ролей на работе и в семье», или, простым языком, затевая «старые добрые ссоры» [17].
А может все не так уж глубоко зарыто? Социальные нормы все еще рассматривают дом и детей как ее первостепенные обязанности, пусть теперь от него и ожидается помощь. Восхитительный постер, сделанный Великобританской Национальной Лигой против женского избирательного права (National League for Opposing Woman Suffrage) изображает мужа, возвращающегося в «дом суффражистки». Комната находится в жутком беспорядке, плачущие дети одеты в дырявые носки, а от лампы без масла исходит не свет, а только дым. Единственное свидетельство существования заблудшей жены и матери это постер «право голоса для женщин», на котором прикреплена записка с безразличными словами «вернусь где-то через час».
Просто замените слова «суфражистка» на «работающая мать», и постер можно будет вполне действенно использовать и сегодня. Пока существуют целые главы - и даже книги - посвященные проблемам работающих матерей, в книгах по воспитанию детей вы не найдете хотя бы абзац, описывающий сложности со временем и ответственностью, с которыми сталкиваются работающие отцы.
Эта социальная норма ставит женщин на слабую позицию - позицию уговоров. Как показывает опыт, многие матери, с которыми я разговаривала, уже исключили - как будто их никогда и не существовало - любые карьерные опции, которые потребовали бы большей (или хоть какой-то) ответственности за ребенка со стороны отца. И, само собой разумеется, из-за этого сразу же пропадает целый ряд карьерных возможностей. Иногда это может быть обосновано реальными практическими и финансовыми соображениями. И всё-таки, почва уходит из под ног, когда смотришь на круговорот факторов, приводящих к таким решениям [18]. Одно из последствий аккуратного разделения труда кормилец/домохозяйка - это ожидание неутомимого трудоголика, который может полностью посвятить себя работе, так как время как обязанности по дому и уход за детьми лежат на ком-то другом. Это ожидания не изменятся до тех пор, пока женщина продолжает заниматься домашними обязанностями. Конечно, некоторые профессии не подразумевают особой гибкости. Однако любопытно, насколько податливой и гибкой женщина может сделать профессию, которая кажется намного более жесткой и негибкой, когда ее выполняет мужчина. Автор «Деля все на два» (Halving It All) Франсин Дойч описала две знакомые пары. В одной паре он работает профессором колледжа, а она - врач, а в другой она - профессор колледжа, а он врач. Но в обоих случаях «как муж, так и жена считали мужскую работу менее гибкой» [19]. Кроме того, существует ‘штраф за материнство’ (помимо остальных гендерных экономических неравенств), который увеличивает финансовый разрыв между зарплатами женщин и мужчин [20]. Далее, чем больше женщина подстраивает свою карьеру под семейные обязанности, и чем дольше это продолжается, тем больше увеличивается разница между заработком мужа и жены, и в итоге становится все более логичным ей продолжать жертвовать своей карьерой ради его.
Можно заметить, что те намечающиеся зачатки равного партнерства, которого пары хотели когда-то придерживаться, оборачиваются ничем иным, как наивность молодости [21]. Мейбл Улрих потратила несколько лет, совмещая частную медицинскую практику (которую она в итоге бросила), семью и ребенка. Отказавшись от предложения работы, чтобы избавить мужа от неудобств, связанных с переездом его медицинской практики, она написала: «Я не верю, что работа женщины для нее настолько же важна, как и для мужчины - его» [22]. Пыталась ли Улрих таким психологическим пластырем залатать рану, нанесенную ее удручающе неравным браком? Или, как сторонники идеи заложенных гендерных различий могут предположить, были ли ее абстрактные феминистские идеалы вытеснены биологической реальностью? Луэнн Бризендин (Louann Brizendine), например, предположила, что женский мозг реагирует на совмещение работы с уходом за семьей «повышенным чувством стресса и беспокойства, а также сокращением интеллектуальных ресурсов, доступных для выполнения материнских обязанностей и ухода за детьми», и что совмещение материнства с карьерой приводит к неврологическому «перетягиванию каната из-за перегрузки нейронной цепи» [23].
Перегруженные нейронные цепи... или же перегруженный список дел? Утверждение Бризендин о том, что «понимание нашей внутренней биологии помогает нам лучше планировать наше будущее» [24] не показалось мне особо интересным. Полагаю, большинство работающих женщин с детьми нашли бы иные решения более действенными: например, рабочие места, где учитывались бы интересы семьи; или отцов, которые забирали бы детей из садика, собирали им обед, брали бы больничные по уходу, вставали по ночам к проснувшемуся младенцу, готовили ужин, помогали детям с домашней работой и звонили педиатру во время своего обеденного перерыва. На самом деле, всего этого не было в жизни так называемых ‘новых традиционных жен’, которые жертвуют своими зачастую престижными, прибыльными и с трудом завоеванными карьерами, чтобы посвятить себя дому и семье. Их выбор обычно приписывают зову иначе устроенных женских внутренних механизмов. И все же детальное интервью-исследование 54 таких женщин социологом Памелой Стоун (Pamela Stone), описанное в ее книге «Предпочтение? Почему же на самом деле женщины бросают работу и выбирают дом» (Opting Out? Why Women Really Quit Careers and Head Home) показало удивительную и сложную картину, в которой гендерное неравноправие дома (вместе с местом работы, не допускающем какой-либо гибкости) являлось главным фактором в большинстве решений интервьюируемых бросить свою горячо любимую и успешную работу. Их мужья, у которых также была ответственная работа, часто описывались женами как «поддерживающие» и дающие им «выбор». Но никто из них не предоставлял женам реальный шанс, предлагая подстроить свою карьеру под нужды семьи:
«Оказалось, что женщины и их мужья воспринимают обязанности мужчины исключительно как обеспечение жены достаточной финансовой поддержкой, чтобы те могли уйти с работы. А совсем не как помощь жене в разделении семейных обязанностей, что могло бы поспособствовать продолжению ее карьеры. ‘Это твой выбор’ можно также воспринимать как ‘Это твоя проблема’ <...> Прикрывающиеся, казалось бы, равноправными речами о ‘поддержке’ и ‘выборе’, мужья фактически дают женам разрешение бросить свою карьеру, и в тоже время сигнализируют о том, что карьеры женщин не на столько стоящие, чтобы заслуживать хоть каких то поведенческих изменений с его (мужа) стороны» [25].
И хотя мы привыкли думать, что, возможно, из-за гормонов это естественно для отцов быть не при делах, однако наша биология гораздо более гибка, чем мы думаем. Гормоны это не просто внутренние механизмы, которые определяют нас в конкретное окружение и влияют на наше поведение: тут есть и обратное влияние. Стимул в окружающей обстановке - будь это ребенок, успех на работе или трогательный эпизод из шоу Опры Уинфри - может вызвать гормональные изменения [26]. Наши гормоны реагируют на жизнь, которую мы ведём, разрушая ложные границы между внутренним естеством и внешней окружающей средой. Так что нас не должно сильно удивлять то, что не только материнские гормоны изменяются с рождением ребенка, но и отцовские. (Хотя исследований в этой области и не так много, было замечено, например, что выработка тестостерона подавляется при рождении ребенка, в то время как уровень пролактина - по названию понятно, что это гормон, задействованный в лактации - увеличивается) [27]. При изучении равноправных родительских пар - где и отец и мать в равной степени разделяют обязанности и удовольствие домашних хлопот - Франсин Дейтч (Francine Deutsch) обнаружила, что отцы, наравне с женами ухаживающие за ребенком, развили такую близость с ребенком, которую мы обычно ассоциируем с матерями. Как сказал отец девочки подростка, который «выразил то, что многие [равноправно разделяющие обязанности отцы] чувствовали: “Я бы многое хотел поменять в своей жизни, но (отцовство) я бы не стал менять. Это лучшее, что я сделал за свою жизнь”» [28].
И если это вас не убедило, подумайте о крысах. Крысы-самцы не испытывают гормональных изменений, которые проявляются у крыс-самок при материнстве. Они никогда нормально не участвовали в воспитании детенышей. И все же, если поместить крысенка в клетку вместе с крысой-самцом, то через несколько дней он начнет заботиться о детеныше, как если бы он был матерью. Он будет подбирать детеныша, класть его рядом с собой точно так же, как это бы сделала заботящаяся самка, содержать его в чистоте и порядке и даже построит гнездо [29]. Родительские установки находятся в мозгу самцов, даже у тех видов, у которых отцовская забота обычно отсутствует [30]. Если даже крыса может вдохновиться стать родителем и без помощи справочника по уходу за детьми Уильяма Сирса (William Sears), то, могу предположить, перспективы отцов-людей довольно радужные.
Вопреки мнению о том, что общий уход - это современная глупая мода, современные отцы менее вовлечены в воспитание детей, чем они были две или три сотни лет назад. Из нескольких доступных нам обрывков информации об отцовстве в раннем периоде Америки историк Джон Демос (John Demos) предложил «картину, помимо всего прочего, весьма активного и всеобъемлющего отцовства, вплетенную в общее полотно домашней и производственной жизни <...> Отцовство, таким образом, было продолжением, если не постоянной частью ежедневной рутины» [31]. Когда в 19 веке работа мужчины значительно вышла за пределы дома, в историях появилось противодействие между карьерой и жизнью дома. Демос описывает придуманного отца из выпуска Журнал для Родителей (Parents’ Magazine) от 1842 года (даже название журнала более передовое, чем большинство современных заголовков), который стал настолько занят, что не может приходить домой вовремя и проводить семейные молитвы. В конце концов, отец пришел «в себя и к своей ответственности: “Лучше потерять пару шиллингов,” заключил он, “чем стать умышленным убийцей моей семьи и инструментом, разрушающим мою душу”»[32]. Проблема надлежащей заботы о душе находится далеко за рамками этой книги. Но твердо закрепившиеся представления обо всех мужчинах, как о целеустремленных и сфокусированных только на карьере, упускают появляющиеся факты - некоторые мужчины больше не хотят быть разрушительным инструментом, они желают посвящать больше времени семье, друзьям и сообществу [33].
Спасет ли это их души, точно сказать не могу. Но одно я знаю точно. Было бы лучше, если бы у мужчин, в противоположность мужу Мэйбл Улрих, появилась возможность заниматься стиркой. И стирка важна. Как Глория Стейнем недавно напомнила журналисту: «‘Получить все’ не значит ‘все делать’. Мужчины - это тоже родители, и, на самом деле, женщины не получат равноправия за пределами дома, пока мужчины не будут иметь равные обязанности внутри дома» [34].
СНОСКИ
БИБЛИОГРАФИЯ