20. Таинственная дама
В девятнадцатый день третьей луны в час Собаки в покоях старшей фрейлины нёгу Акиконому, то есть, у знакомой нам госпожи Акико, шла удивительная беседа - настолько странная, что собеседники сначала убедились, не подслушивают ли их слуги и служанки. Ибо речь шла о загадочных, более того - очень подозрительных событиях.
- Я решительно ничего не понимаю, - говорила госпожа Акико. - у нас нет никакой новой дамы.
- Но казначей уверяет, что с начала этого года он дополнительно выделяет вам расходы на фрейлину пятого ранга.
- Так это на кошку. Помните тот случай сразу после Нового года?
- Неужели кошка потребляет шёлка и еды на пятый ранг? С кошкой, наверное, вы получили и какую-либо даму?
- Ха-ха-ха. За кошкой ухаживает одна простая служанка. А содержанию от казначейства мы, конечно, нашли применение. Так вы говорите, что Фудзивара Нарихира переписывается с кем-то из нашего дворца? Что же в этом необычного?
- Та дама, с которой переписывались Фудзивара Нарихира и наш с ним друг То-дзидзю, имеет красивый почерк, я бы даже сказал - почерк утончённый. Я взял с собой её послания, чтобы вы посмотрели и сказали, кто их писал, - с этими словами Сасахара, которого друзья называли просто Тюдзё, просунул стопку листков, завернутую в бледно-лиловый шёлк и перевязанную нарядным шнурком, под церемониальный занавес. Госпожа Акико приняла её с другой стороны: беседа шла по обычным дворцовым правилам беседы дамы с кавалером, хотя и отсутствовали служанки и посредники.
Некоторое время молодой придворный ждал ответа.
- То-дзидзю сам отдал мне эти письма после того, как обиделся и прекратил переписку. А письма дамы к Фудзивара Нарихира достались мне вчера после того безобразного происшествия. Я, конечно, верну их завтра Нарихире, но счёл нужным сначала показать их вам.
- Какого ещё безобразного происшествия, - произнесла госпожа Акико, шелестя бумагой.
- Вы не слышали? Молодой Минамото, сын наместника Такаёси, обвинил Нарихиру в том, что тот «увёл», как он сказал, у него даму, которую тот уже три луны ищет. А когда Нарихира стал его поддразнивать и, по справедливости, действительно слишком заносчиво отвечать, так этот северный варвар полез в драку! И не удержи мы его, да не вмешайся слуги - так он побил бы Нарихиру. Побил бы, как пьяный погонщик скота! Ему всего-то лет пятнадцать, а здоровый, дерётся как бешеный!
- А чего вы вообще с ним водились? Его отец Такаёси - тоже смутьян известный. Недаром его сначала на Цукуси держали, а сейчас послали на Север и там держат.
- Он был очень приличный молодой человек, когда жил в доме отца первой жены Такаёси. А пробыл на Севере - и вот такой грубиян.
- Что ж вы хотите!? Там - варвары, там - война, там, наверное, нельзя иначе. А как это он «увёл»? Как это можно увести даму?
- Я, возможно, не всё понял. В руки Минамото попало каким-то образом стихотворение, написанное неизвестной дамой с очень оригинальным почерком: сами видите, каким. Он стал её искать. Нарихире тоже, конечно, показывал. Когда Нарихира получил письмо от этой вашей дамы и узнал почерк, то Минамото об этом не сказал. Я сам был при этом. Это было дней десять назад.
- Вы нехорошо поступили.
- Я?
- Вы. Вы должны были объяснить Нарихире, что надо сказать Минамото. Вы, всё-таки, старше его и годами, и по должности. Но подождите, я просмотрю письма внимательно. Что касается почерка - вы правы, он прелестен. Но ни одна дама в нашем дворце так не пишет. И ещё могу вам сказать - я читала много писем, и любовных, и прочих иных, я ведь уже двадцать лет при дворе - (она хотела сказать «десять», как говорила обычно, но Сасахаре, с которым давно была знакома, постеснялась, хотя и не сказала всю правду: «двадцать два»). - Но ничего подобного я не видела, а память на почерки у меня хорошая.
- С кем же они переписывались? - в изумлении спросил Сасахара. - Ведь Нарихира в кого-то влюблён, он просит о тайном свидании, и, если судить по стихам - то свидание вот-вот состоится! А теперь выясняется, что такой дамы у вас нет!
- Похоже, во дворце завелась лисица [1], - пошутила госпожа Акико, - и морочит господину Фудзивара голову, как, впрочем, и вам. Но если без шуток - я действительно не знаю, кто бы мог написать эти письма. И смотрите как здорово! Вот её письмо То-дзидзю. Слово «корыстный» написано обычным шрифтом, чтобы показать, что к поэзии это слово и помыслы То-дзидзю отношения не имеют! Как удачно придумано! Просто гениально! Я это обязательно использую.
- Это ещё что, - решился сказать Сасахара. - я не говорил вам, что я тоже пробовал писать ей письма…
- Вы?
- А что же? Я. Она на мои письма не отвечала, а служанка, через которую я их передавал, говорила, что её госпожа отвечать не хочет. Я подумал: может быть она их не читает, и послал не стихотворение, а письмо, где написал буквально: «Ответьте же! Ответьте хотя бы одним словом: «читала». Так она вырезала из моего письма слово «читала» и мне переслала!
Смех госпожи Акико был громкий и немузыкальный, зато искренний.
Ещё не отсмеявшись, госпожа Акико, дама действительного четвёртого ранга, в нарушение всяческого этикета высунулась из-за занавеса:
- Вот и тебе досталось, так досталось! А скажи мне, зазнавшийся Тюдзё, ты почему перестал меня посещать тогда, когда я ещё служила в Сигэйся? Ты меня без волос увидел, да? Я тогда услышала, как кто-то в кустах шумел.
Сасахара покраснел так, что, казалось, его лицо засветилось в полумраке покоев. Возможно, он покраснел от стыда, но скорее - от вопиющего нарушения этикета его оплотом - старшей фрейлиной.
- Я тогда был очень молод, я был ещё сёсё [2]. Сейчас вы, госпожа, не показались бы мне такой… такой… Я тогда вовсе не хотел подсматривать, я утром просто не мог покинуть место нашей любви… хотел взглянуть на вас ещё раз при свете дня…
- И тут я выскочила с полустёршимся гримом и с накладкой в руке, да?
Не дожидаясь ответа, госпожа Акико скрылась за занавесом и своим обычным голосом придворной дамы сказала:
- Подождите ещё немного, господин Тюдзё. У меня мелькнула мысль, надо её проверить, не отвлекайте меня, пожалуйста.
Зашуршала бумага. Сасахара довольно долго просидел перед церемониальным занавесом. Он в подробностях изучил узор на рукавах китайской накидки и платьев госпожи Акико, проскользнувших под край занавеса. Это были крупные ветки глициний на шёлке цвета спелого винограда. Сасахара оценил вкус своей бывшей любовницы и в подборе оттенков верхнего и нижних платьев - пурпурного, двух белых и трёх бледно-лиловых. Потом он долго разглядывал собственный веер, думая, какой рисунок заказать мастеру. От этих мыслей его отвлекло созерцание циновки, на которой он сидел - великолепной, плотно сплетенной зелёной циновки с широкой узорной каймой, какие постилают только для самых знатных персон.
- Господин Тюдзё! - вдруг позвала Акико. - Мне кажется, я поняла, в чём дело. Никакой придворной дамы, которая влюбилась в нашего друга, попросту нет! А пишет ему одна из служанок.
- Какая дикая мысль! - воскликнул Сасахара. - Уж не хотите ли вы сказать, что служанка сочиняет такие прекрасные стихи?
- Нет, конечно! - и госпожа Акико негромко рассмеялась. - Я хочу сказать другое - это довольно начитанная служанка, что во дворце совершенно неудивительно. Она не сочиняет стихов - она довольно удачно применяет к случаю стихи одной замечательной дамы, которая умерла много лет назад. Чуть ли не сто...
- И кто же эта выдающаяся поэтесса? - осведомился Сасахара.
- Оно-но Комати! - с торжеством объявила Акико. - Я не виню вас за то, что вы не узнали её стихов. Теперь молодые люди хуже знают литературу, чем даже десять лет назад. Но вы оценили их по достоинству - и это тоже замечательно. Послушайте, какие великолепные строки!
Все говорят,
Что очень долги ночи.
Это лишь слова.
Нам стоит встретиться - И сна не знают очи,
И не заметим, как придет рассвет.
- Стихи действительно замечательные... - пробормотал Сасахара. - Как это я мог их не узнать!
- А прочитайте другие! - госпожа Акико подсунула под церемониальный занавес листок белой с легким узором бумаги, по которому струями водопада неслись причудливые строки:
Предела нет моей любви и думам,
И даже ночью я к тебе иду.
Ведь на тропинках сна
Меня не видят люди,
Никто меня не станет укорять!
- Это же чудо, а не стихи!
- Да читал я их, - пробормотал Сасахара. - Тут другой вопрос возникает. Дело у них, похоже, идёт к свиданию… К интимному свиданию потомка и наследника Фудзивара со служанкой, да ещё в государевом дворце! Я допускаю случайную связь с женщиной низкого происхождения где-нибудь в дороге, на постоялом дворе... такова мужская натура... Но в государевом дворце, где столько родовитых красавиц? Это было бы уж вовсе нелепо! И всё равно не верю, ни за что не поверю, что у служанки может быть такой почерк. Даже если она выучится женскому письму, никакого изящества в почерке не будет.
- Не перебивайте меня! - возмутилась госпожа Акико. - А я вот допускаю, что стихи переписывает некая очень одарённая служанка. Не забывайте, что многие из них - побочные отпрыски знатных фамилий, их могли учить дома. Её почерк… он не столько хорош, сколько необычен. Интересней другое: некоторые стихи из тех, что вы принесли, мне незнакомы. Может ли такое быть, чтобы дворцовая служанка выучилась стихосложению?
- Вы слишком высокого мнения об этой воображаемой служанке. Мало того, что почерк у нее превосходный, так она еще и стихи пишет? - искренне удивился Сасахара. - Признайтесь, вы ведь немало лет провели во дворце, прежде чем ваш поэтический дар проявился полностью?
- Немало, - согласилась придворная дама, - вам-то это хорошо известно. И много значило то, что здесь есть у кого поучиться. Я бывала в обществе замечательных поэтесс. Хотя, знаете ли, я поняла одну вещь: чтобы по-настоящему прославиться, нужно написать роман. Стихи помнят два-три дня, даже если сам государь удостоит их вниманием. А романы читают долго.
- Наши дамы только этим и занимаются, - согласился Нарихира. - Сами пишут, сами читают. Однако вернемся к служанке, хотя я и прошу прощения, что занимаю вас таким низменным предметом. Вы можете выяснить, кто эта девушка?
- Если вы поможете мне. Через кого ведётся переписка? Кому наш друг передаёт свои послания и от кого получает ответы?
- Не только наш друг, но и я, и То-дзидзю. Эта та ваша новая служанка, которая никак не может научиться двигаться на коленях, а всё встаёт, а рост у неё порядочный. Впрочем, очень миловидна. Она каждый вечер сидит в галерее.
- Миловидна! Хоть при другой даме удержался бы, мужчина! Молода, а не миловидна. Впрочем нет, конечно же миловидна. Я знаю, о ком вы говорите, но эта особа вне всяких подозрений. А по вечерам на галерее она потому, что гуляет с кошкой.
Немного подумав, Акико сказала:
- Мы поступим так: насколько я поняла, господин Фудзивара сегодня опять придёт к нашему дворцу с очередным письмом. Сопровождайте его и будьте неподалеку. Будьте готовы вмешаться, если вы увидите, что дело идёт к свиданию. В конце концов, у госпожи Акиконому ещё длятся дни удаления, и вовсе незачем, чтобы в это время кто-то из её окружения принимал любовника, служанка это, или нет. Я же послежу за Норико - так её зовут - и, кроме того, покажу эти стихи госпоже Сэй: она большой знаток и поэзии, и всякой другой литературы. Возможно, она опознает и почерк.
- Я бы хотел вернуть эти стихи Нарихире, чтобы он не беспокоился. А переписку То-дзидзю можете оставить себе навсегда: он выбросил эти замечательные стихи.
- На То-дзидзю это похоже, стихи эти я себе с удовольствием оставлю. А Нарихира знает, что стихи у вас?
- Нет, он, наверное, ещё не хватился. Он всё не может оправиться от вчерашнего потрясения.
- Так оставьте их у меня. Считайте, что вы их и не видели. Жаль мне бедную девушку, - вздохнула госпожа Акико, помолчав. - Она очень находчиво заморочила голову вашему другу.
- Ещё надо проверить, - отозвался Сасахара.
- Но в каких-либо духов, оборотней вы ведь не верите?
- Вот уж нет, так нет. Чего только при дворе не встретишь, но вот оборотней - не встречал. Много разных разговоров про духов, про чудеса, а потом оказывается - ничего чудесного.
[1] Китайцы, а от них и японцы, верили, что лиса может перевоплощаться в женщину.
[2] Сёсё - «младший командир» - начальник подразделения дворцовой стражи или императорской гвардии. Должность предполагала пятый ранг (тюдзё - четвёртый).