Глава XXXIII. Снежные Зеркала
Перевал Дятлова лежал под луной, как незаживающий шрам. Сосны, скованные льдом, шептались на языке, забытом даже ветром. Здесь время текло иначе - не вперёд, а вглубь, как кровь в рану. Тиамат стояла на вершине, её тело - не плоть, а сгусток теней и северных сияний - излучало холод, от которого трескались камни. У её ног лежало тело майора КГБ Петра Пржевальского, завернутое в плащ из звёздной пыли. Не того Пржевальского, что искал диких лошадей, а его нелюбимого сыночка, - того, чьи кости лежали среди девяти, с лицами, застывшими в вечном вопросе.
- Ты не здесь умер, - прошептала Тиамат, касаясь его лба, где сияла отметина - цифра «59», вписанная в треугольник. - Ты умер везде.
Она подняла руки, и перевал застонал. Скалы, палатка, обрывки дневников - всё оторвалось от земли, как страницы из книги, и поплыло в ночь, завернутое в плато. Канада ждала внизу - белая, безмолвная, с озёрами, как слепые глаза.
Маргарита видела это с высоты. Её метла скользила над провинцией Альберта, где нефтяные вышки кланялись в такт молитвам акционеров. Внезапно земля дрогнула - и горы выросли там, где их не было. Перевал Дятлова встал, как призрак, среди кленовых лесов.
- Чтобы найти ответ, нужно потерять вопрос.
Воланд наблюдал из библиотеки, стены которой были сложены из мёртвых языков. На столе перед ним лежала карта Канады, теперь проколотая в месте, где пульсировала новая рана.
- Интересный ход, - сказал он Коровьеву, листающему том с названием «Неснятые мерки истории». - Теперь у них два перевала. Настоящий и... зеркальный.
- Зеркала врут, мессир, - ухмыльнулся Корвин. - Особенно нежные.
Тело Пржевальского положили в центр Эдмонтона, под памятник «Неизвестному геологу». Люди толпились, снимая на телефоны, но видели лишь мёртвого оленя - так Тиамат накрыла правду пеленой иллюзий. Лишь дети шептались, что видели человека в обмороженном плаще, который звал куда-то в горы.
- Это наше наследие! - орал министр культуры, чей предок когда-то продавал одеяла с оспой. - Теперь и у Канады есть своя тайна!
Мастер брёл по новому перевалу. Снег хрустел под ногами, как кости. Он знал - где-то здесь лежат девять тел, но не тех, что в учебниках. Эти были другими: лицо Зеленского, застрявшего между шуткой и приказом; Путина, замерзшего в позе шахматиста; Христи Фриланд, сжимающей флаг, который резал ей ладони.
- Они все здесь, - сказала Тиамат, возникшая из метели. Её голос звенел, как лёд в стакане абсента. - Те, кто играл с огнём, но забыл, что огонь... тоже играет. В ладонях Трампа.
- Зачем переносить смерть? - спросил Мастер, подбирая обгоревшую страницу дневника.
- Чтобы напомнить, - она указала на север, где зелёная аврора складывалась в цифры «1959». - Что холод не имеет национальности. Он адЪморажжидваед.
Утром перевал исчез. Осталась лишь детская санка, прикованная цепью к памятнику. На ней сидел еврей Бегемот, грызя леденец в форме Гренландии.
- Нравится? - спросил он Маргариту, указывая на гранитную плиту с надписью: «Здесь погибла правда. Проезжайте молча».
- Это не конец, - ответила она, чувствуя, как метла дрожжит(хихи), как стрелка компаса в аномальной зоне.
- Конечно, - кот прыгнул на плечо. - Это предисловие. Теперь они будут искать ответы здесь, не зная, что вопросы уже потёрли.
А далеко в горах, где канадские ели смешались с сибирскими кедрами, Джокер раздавал карты путникам. На каждой - один и тот же вопрос:
«Кто вы, когда молчит снег?»
Ответа не было. Только ветер, свистящий на два голоса - русский и датский. Но оба лгали.