Глава XXIX. Тень Шута
Мастер писал. Не потому, что хотел. Потому, что за окном его новой квартиры - казённой, с мебелью цвета тоски - дежурили два чёрных авто, глухие, как гробы. Внутри пахло свежей краской и страхом. Ему прислали папку: фотографии, стенограммы, детство в Кривом Роге, кадры из «Квартала 95». На обложке - гриф «Совершенно секретно» и пятно, похожее на чай, но Мастер знал: это кровь.
- «Джокер», - прошептал он, глядя на пустой экран пишущей машинки. - Клоун без маски. Президент без королевства.
Заказ пришёл через человека в пальто, которое не мялось, даже когда тот садился. Человек не назвался, но на столе оставил конверт с деньгами и пистолетом. Без слов.
Ночью к нему явился Путин. Не сам, конечно, а его тень - в костюме, сшитом из телевизионных помех, с глазами, как два дула. Он сидел в углу, пока Мастер пытался выжать из себя хоть строчку.
- Вы понимаете, - голос Путина звучал, будто скрип несмазанных жерновов, - история должна быть... весёлой. Чтобы смеялись. Пока не поймут, что смех - это тоже оружие.
- А если я напишу правду? - спросил Мастер, зная, что это ловушка.
- Правда? - Путин улыбнулся, и на стене за его спиной заплясали тени: Майдан, танки, телеэкраны с клоунами. - Правда в том, что он и правда шут. А вы - всего лишь автор, который боится собственных букв.
Когда он исчез, Мастер впервые за месяц вышел на улицу. Москва встретила его дождём из пепла - возможно, жгли книги. У памятника Гоголю, под зонтом, его ждала Маргарита.
- Ты же сожжёшь себя заживо, - сказала она, не глядя ему в глаза. - Этот текст станет петлёй.
- А что, если петля - единственное, что осталось от правды? - он попытался улыбнуться, но вышел оскал.
Зеленский снился ему в виде марионетки. Не человек - перчатка, набитая чужими обещаниями. На сцене театра, где зрителей не было, только камеры, он читал монологи из Шекспира, но из рта сыпались конфетти и осколки снарядов.
- Сними маску! - кричал Мастер во сне.
- А где моё лицо? - отвечал Зеленский, и под гримом проступали кости.
Утром Мастер начал главу о детстве. Школа, Кривой Рог, запах шахт и мамины пироги. Но слова путались, превращаясь в яд: «Он смеялся, чтобы не плакать. Стал президентом, чтобы не умереть».
Книгу печатали в подвале завода, где раньше делали танки. Редактор - бывший поэт, ныне алкоголик с трясущимися руками - звонил каждую ночь:
- Добавьте больше смеха. И про Россию... чтобы было ясно: он наш.
- Чей? - спрашивал Мастер.
- Общих теней, - отвечал редактор и клал трубку.
Готовый экземпляр «Джокера» принесли в полночь. Обложка - фиолетовая, как синяк, с карточной мастью вместо букв. Мастер открыл её и увидел: каждая страница была испещрена надписями «СЛАВА УКРАИНЕ», но чернила стекали вниз, образуя узор - череп.
- Это не моё, - сказал он пустой комнате.
- Теперь ваше, - ответил телевизор, где Путин, размытый до пикселей, аплодировал спектаклю под названием «ZV0».
Маргарита, ворвавшись на рассвете, вырвала книгу из его рук и швырнула в камин. Бумага вспыхнула, выпустив дым в форме клоуна, который поклонился и исчез.
- Зачем? - прошептал Мастер.
- Потому что ты написал не о нём, - она тронула его лицо, холодное, как клавиатура. - Ты написал о нас. О всех, кто стал шутами в этом цирке.
Внезапно из пепла поднялись строки - те самые, что он пытался уничтожить. Они вились в воздухе, как змеи, и складывались в новую главу:
«Джокер не смеётся. Он плачет. Но слёзы его горят, как напалм, и дым от них застилает солнце. А когда солнца нет - все тени становятся королями».
На следующий день Воланд, пивший коньяк в «Нехорошей квартире», услышал историю от Коровьева.
- Интересный ход, мессир, - тот потирал руки, будто пытаясь добыть огонь из воздуха. - Теперь у них два шута: один в Кремле, другой - в маске.
- Шутов всегда двое, - Воланд поднёс бокал к губам, но не пил. - Один смеётся, другой стреляет. А публика аплодирует, не зная, что занавес уже горит.
Где-то за окном, в вечном московском смоге, завыла сирена. Или это смеялся кто-то. Или плакал.
Но Мастер больше не писал. Он смотрел на экран, где Зеленский - живой, не книжный - произносил речь, и видел за его спиной того самого человека в пальто. Того, что не мялось.
- Петля, - сказал он Маргарите.
- Или мост, - ответила она.
А на столе, в луже пролитого кофе, отражались два клоуна, пожиравшие друг друга.