**Глава: «Тени карусели на Крещатике»**
Киев дышал тревожным сном. Воздух, густой от пыли разбитых иллюзий, висел над Майданом, где тени липнули к брусчатке, словно опоздавшие актёры забытой пьесы. Зеленский стоял у окна президентского кабинета, вглядываясь в город, который больше не смеялся его шуткам. Его отражение в стекле двоилось: один - герой сериала, другой - марионетка с нитями, уходящими в туман.
- Виноваты все, - прошептал он, гладя ладонью холодное стекло. - Все, кроме меня.
Аннушки, две сестры-близнеца в выцветших платках, бродили у Золотых ворот. Живая несла в руках бутыль с маслом, мёртвая - старую газету с заголовком: «Свобода стоит дешевле хлеба». Их тени сливались в одну, длинную и кривую, как дорога в никуда.
- Это Байден, - сказала мёртвая, указывая на экран, где президент США улыбался среди руин чужой войны. - Он дал спички, а теперь удивляется пожару.
- А Трамп? - спросила живая, глядя на плакат с надписью «Make Peace Great Again», порванный ветром.
- Трамп - клоун, который умеет считать. Но клоуны не виноваты. Виноваты те, кто верит в цирк.
Воланд появился в кинотеатре «Киев», где показывали немое кино про голодомор. Его тень, растянувшаяся до потолка, глотала экран.
- Политика, - произнёс он, поправляя пенсне, - это когда одни пишут историю кровью, а другие стирают её ластиком лицемерия. Интересно, кто здесь Софокл, а кто - просто софок?
Тем временем Зеленский, листая доклад о потерях, увидел цифры, превращающиеся в крыс. Они бежали по столу, сгрызая факты, оставляя только даты.
- Это не я, - бормотал он, нажимая кнопку вызова охраны. - Это Байден не додал оружия. Это Аннушка масло разлила. Это…
За окном пролетел чёрный ворон, кричащий на языке бредбери: «Караул! Иллюзии кончились!».
На Подоле, в подвале, где пахло сыростью и тоской, Мастер дописывал роман невидимками. Чернила были смешаны с пеплом библиотек.
- Ты веришь, что слова спасут? - спросила Маргарита, чьи крылья теперь были из обожжённой фольги листовок.
- Нет, - ответил он. - Но они могут сделать больно тем, кто не заслужил.
Байден явился во сне Зеленскому в костюме Санта-Клауса, с мешком, полным обещаний.
- Вот, Володя, - сказал он, доставая игрушечный танк. - Для твоей коллекции.
- Где остальное? - закричал Зеленский, но Санта таял, оставляя лужицы мазута.
Утром город проснулся с новым заголовком: «Виноваты все. Особенно вчера». Аннушки сидели у фонтана, где вода шла красной от ржавчины труб. Живая лила масло в струи, мёртвая читала вслух Твиттер Трампа:
- «Я бы победил за неделю. Лучше всех. Просто лучший».
- Гей шальт зарыд? - спросил кот Бегемот, жуя провода от спутниковой антенны.
- Нет, - ответил Воланд, разглядывая карту Украины, испещрённую крестиками написанных надежд. - Его переписали на обратной стороне луны.
А Зеленский, глядя в окно, повторял как мантру:
- Виноваты все. Все. Кроме меня.
И где-то в метановых пустынях Титана, вчерашние хетты смеялись, слушая эхо его слов. Оно возвращалось пустотой.
- Виноваты все, - прошептал он, гладя ладонью холодное стекло. - Все, кроме меня.
Аннушки, две сестры-близнеца в выцветших платках, бродили у Золотых ворот. Живая несла в руках бутыль с маслом, мёртвая - старую газету с заголовком: «Свобода стоит дешевле хлеба». Их тени сливались в одну, длинную и кривую, как дорога в никуда.
- Это Байден, - сказала мёртвая, указывая на экран, где президент США улыбался среди руин чужой войны. - Он дал спички, а теперь удивляется пожару.
- А Трамп? - спросила живая, глядя на плакат с надписью «Make Peace Great Again», порванный ветром.
- Трамп - клоун, который умеет считать. Но клоуны не виноваты. Виноваты те, кто верит в цирк.
Воланд появился в кинотеатре «Киев», где показывали немое кино про голодомор. Его тень, растянувшаяся до потолка, глотала экран.
- Политика, - произнёс он, поправляя пенсне, - это когда одни пишут историю кровью, а другие стирают её ластиком лицемерия. Интересно, кто здесь Софокл, а кто - просто софок?
Тем временем Зеленский, листая доклад о потерях, увидел цифры, превращающиеся в крыс. Они бежали по столу, сгрызая факты, оставляя только даты.
- Это не я, - бормотал он, нажимая кнопку вызова охраны. - Это Байден не додал оружия. Это Аннушка масло разлила. Это…
За окном пролетел чёрный ворон, кричащий на языке бредбери: «Караул! Иллюзии кончились!».
На Подоле, в подвале, где пахло сыростью и тоской, Мастер дописывал роман невидимками. Чернила были смешаны с пеплом библиотек.
- Ты веришь, что слова спасут? - спросила Маргарита, чьи крылья теперь были из обожжённой фольги листовок.
- Нет, - ответил он. - Но они могут сделать больно тем, кто не заслужил.
Байден явился во сне Зеленскому в костюме Санта-Клауса, с мешком, полным обещаний.
- Вот, Володя, - сказал он, доставая игрушечный танк. - Для твоей коллекции.
- Где остальное? - закричал Зеленский, но Санта таял, оставляя лужицы мазута.
Утром город проснулся с новым заголовком: «Виноваты все. Особенно вчера». Аннушки сидели у фонтана, где вода шла красной от ржавчины труб. Живая лила масло в струи, мёртвая читала вслух Твиттер Трампа:
- «Я бы победил за неделю. Лучше всех. Просто лучший».
- Гей шальт зарыд? - спросил кот Бегемот, жуя провода от спутниковой антенны.
- Нет, - ответил Воланд, разглядывая карту Украины, испещрённую крестиками написанных надежд. - Его переписали на обратной стороне луны.
А Зеленский, глядя в окно, повторял как мантру:
- Виноваты все. Все. Кроме меня.
И где-то в метановых пустынях Титана, вчерашние хетты смеялись, слушая эхо его слов. Оно возвращалось пустотой.