Друзья разума
Р. Докинс - известный английский биолог и популяризатор науки, однажды объявивший войну врагам разума и не без успехов продолжающий её вести. На что похожа эта война? Докинсовская борьба с религиозным сознанием ведётся при помощи не самых дурных афоризмов, запечатленных в кино и озвучиваемых на публичных лекциях. Содержание не уступает лучшим образцам расселовского или другого научного позитивизма, однако подернутого паутинкой утраченного времени.
Как критик и мыслитель Докинс не уходит дальше тех рубежей, где буржуазные ученые обычно останавливаются, пытаясь объяснить свою относительную востребованность в капиталистическом обществе с одной стороны и низкий авторитет в нём, своё нестабильное идейное положение с другой. Популяризировать науку приходится в жесткой конкурентной борьбе с куда более успешными, вписанными в рыночную конъюнктуру, религиозными тенденциями.
Как же так?! - готов воскликнуть учёный Докинс - за какие заслуги потребительское общество предоставляет религиозникам, мракобесам и всяческим шарлатанам такие кредиты? Ведь сколько времени минуло с тех пор, как религия исчерпала свою полезность обществу в качестве ориентира и способа познания действительности. Почему она до сих пор жива и почему она всё еще живее науки в своих притязаниях на наши умы?
О том, что польза частному интересу может наблюдаться во всём, где нет никакой пользы общественному, Докинс не задумывается. Он продолжает твердить об общественном интересе, общественном психическом здоровье и даже о совести общества, но при этом совершенно не понимает, что в существующем способе производства, никто не призван ставить и никто не в состоянии решать вопросы, касающиеся общества в целом, разве только это упоминается в порядке демагогии.
Если материальное производство подчинено анархии рынка, то почему же духовное не должно находится в таком подчинении? Никакие регуляции, государственные или международные, не перечеркнут и не остановят в перспективе все новые и новые формы спекуляций на духовных потребностях, создаваемых рынком. Буржуазное государство, как совокупный капиталист, не будет бороться с трендами, которые кормят и продвигают его. Вот почему Докинс не перестанет удивляться тому, что правительство его страны дотирует огромный комплекс гомеопатических клиник, где профессиональные убожества в белых халатах лечат людей водопроводной водой.
Поиски виновных приводят Докинса в английскую школу, где он выясняет, что детей учат быть субъективными идеалистами вместо того, чтобы верить опыту и наблюдениям. Так, теория эволюции подвергается гонениям и уже не котируется в современном образовании в качестве теории, принимаемой по умолчанию. Собранные доказательства теории эволюции, как и других научных теорий, как будто утратили принудительную силу, говоря языком другого пропагандиста науки Айзека Азимова. Докинс видит причины детеоретизации знания в субъективизме, доведённом до общественной нормы, в плюрализме знания. Это верно, но разве нет отчасти причины этого в той непоследовательности с которой западные атеисты-научники до того подходили к религии?
В критике религии все предшественники Докинса рассматривали религию в узком познавательном ключе. Главным вопросом, например, у Б. Рассела была отвлечённая, кабинетная формулировка - является ли истинным религиозное суждение. Однако существуют спекулятивные суждения, истинность, либо ложность которых невозможно доказать формально-логически. Тут мы и попадаем в тупик - от бессилия многие нестойкие, жидкие позитивисты записываются в агностики. Рассел, к несчастью, не понимал, что религия это не то, что утверждает нечто сомнительное в качестве истины, а то, что как раз таки заставляет нас сомневаться в том, что мы можем познать что-либо истинное.
Именно мотив религии о непознаваемости мира (благодаря непознаваемости бога) стал преобладать в сознании верующих по мере перехода капиталистического общества от объективного традиционалистского к субъективному потребительскому идеализму. Мы стали трепетнее относиться к своим драгоценным духовным ощущениям, а рынок помог нам найти новые формы их отправления, хорошенько порывшись в тоннах забытого религиозного опыта.
Никакая наука, сколь бы она не была полезна на горизонтах будущего, не в состоянии обеспечить такую обывательскую лояльность, захват массовых настроений здесь и сейчас и, кроме того, извлечь для капиталистов в рясах порядочно средств буквально из ничего - из «дисфункции мозга», как мог бы сказать Докинс.
Ричард часто беседует с верующими креационистами, и они, как правило, начинают свои рассуждения с того, что мы-де хотим того же, чего и вы, атеисты - плюрализма и разнообразия точек зрения. Это при том, что на деле они, конечно же, в гробу видали теорию эволюции и ни в каком виде не стали бы доводить до сознания массы её фактологию наравне с собственным религиозным сочинительством. Внутренняя логика апологетов, по сути, сводится к тому, что другие точки зрения и так уже достаточно представлены, а наш вклад в плюрализм таким образом заключается в том, чтобы бескомпромиссно отстаивать свою собственную.
Из этого очевидно следует, что в мире частной инициативы любое общение, даже под видом безвозмездного просветительского, развивается ровно по тому же сценарию, по которому происходит конкуренция между частноинициативщиками. Смысл пресловутого плюрализма состоит отнюдь не в том, чтобы благодаря предоставленному разнообразию концепций и мнений возможно было анализировать, сопоставлять их, и в таком сопоставлении выбирать наиболее выигрышные. Плюралистическая доктрина это только продолжение идеи частной конкуренции в отраслях знания, а не попытка создать условия для лёгкого и незамутнённого доступа к знаниям с тем, чтобы помочь отыскать в них что-либо истинное. Другого, столь же надёжного защитного механизма, подаренного рынком, у современных религиозников нет.
Генеральная ошибка Докинса, как и всех «надклассовых» атеистов состоит в том, что все выводы об открытых противоречиях делаются им по поводу науки, но не общества в целом. В своём роде это профессиональная узколобость учёного. Учёный готов увидеть современную парадигму сознания во всей её ущербности, но не готов признать её социальные корни. Поэтому главный вопрос, помимо узко-специальных вопросов науки, будет открыт для него вечно, это вопрос о научном понимании общества с прицелом на его преобразование.
Невозможно популяризировать науку там, где науке ничего не подчинено. Невозможно продолжать секуляризацию, где религия расширяется вместе с рынком, тогда как секуляризация это исторически и по определению антисобственнический процесс в интересах всего общества.
Взаимное обогащение и обмен услугами между государством и отдельными религиозными организациями, либо научными фальсификаторами, особенно заметен и в такой, поглощенной религиозной реакцией стране, как наша. Для российского, регионально-империалистического капитала приверженность традиционным религиозным ценностям, как известно, является гарантией безопасности наряду с ракетно-ядерным потенциалом. Услуги по совместной эксплуатации населения, которые оказывают друг другу российский производственный и российский духовный олигархиат, в самом деле незаменимы и бесценны.
Говоря о духовной смычке, следует вспомнить, что капитал на самом деле боролся с церковью лишь в то далекое революционное для буржуазии время, когда религия была опорой враждебного ему класса земельной аристократии. В то время буржуазные просветители считали долгом разоблачение религиозных заблуждений, но не далее, чем это помогало в классовой борьбе, а не борьбе с религиозными предрассудками как таковыми. Однако Докинс борется с «врагами разума» сегодня, не понимая, что враги разума - не враги, а друзья его класса.
Давно минуло то, золотое для науки, просветительское время, когда знание побеждало догму на волне побед буржуазии. Новейшая же история религиозных заблуждений говорит о том, что как только рынок расширился и охватил целиком религиозную сферу, как только капиталистическое производство таким образом приобрело новый сегмент, общественные настроения заметно изменились. Надстройка выполнила заказ, продиктованный экономическими отношениями, и религия родилась во второй раз. Манипуляторская сущность религиозных заблуждений усилилась благодаря новому приобретённому инструменту - коммерческой спекуляции. Далее изменился статус религиозных учреждений и инициатив, они приобрели большее нормативное признание, были «приглашены к столу», став такими же эксплуататорами и такими же игроками на рынке, как владельцы промышленных и финансовых капиталов.
Как же в таком случае разрешать религиозный вопрос? Религиозные отношения в современном их виде отражают рынок и его отношения. По логике вещей в их сохранении должны быть заинтересованы не только верующие, но и атеисты, если при этом они являются сторонниками капитализма. Отринуть религию, не отвергая условий, благодаря которым она на данный момент воспроизводится, не даст никакой подвижки любителям здравого смысла. Проводниками его эти любители, наивные атеисты докинсовского типа, станут только в том случае, если признают, что последовательное отрицание религии невозможно без отрицания рынка и частной собственности.
Там, где в каком бы то ни было виде существует капиталистическая спекуляция, то есть там, где существует пространство для роста капитала, не может идти речи о здравом смысле и проистекающем из него господстве научного мировоззрения. Защитники здравого смысла должны отдавать себе отчёт в том, что ни одно отвлечённое на первый взгляд противоречие капиталистического общества, не является самостоятельным, оно прямо затрагивает главный принцип общественного производства, и не может быть преодолено без пересмотра этого принципа. Сражение за здравый смысл это не больше чем эпизод глобальной войны с капиталом. Только понимание сущности этой войны может подсказать нам оружие, которое нужно использовать в сражении.
Как критик и мыслитель Докинс не уходит дальше тех рубежей, где буржуазные ученые обычно останавливаются, пытаясь объяснить свою относительную востребованность в капиталистическом обществе с одной стороны и низкий авторитет в нём, своё нестабильное идейное положение с другой. Популяризировать науку приходится в жесткой конкурентной борьбе с куда более успешными, вписанными в рыночную конъюнктуру, религиозными тенденциями.
Как же так?! - готов воскликнуть учёный Докинс - за какие заслуги потребительское общество предоставляет религиозникам, мракобесам и всяческим шарлатанам такие кредиты? Ведь сколько времени минуло с тех пор, как религия исчерпала свою полезность обществу в качестве ориентира и способа познания действительности. Почему она до сих пор жива и почему она всё еще живее науки в своих притязаниях на наши умы?
О том, что польза частному интересу может наблюдаться во всём, где нет никакой пользы общественному, Докинс не задумывается. Он продолжает твердить об общественном интересе, общественном психическом здоровье и даже о совести общества, но при этом совершенно не понимает, что в существующем способе производства, никто не призван ставить и никто не в состоянии решать вопросы, касающиеся общества в целом, разве только это упоминается в порядке демагогии.
Если материальное производство подчинено анархии рынка, то почему же духовное не должно находится в таком подчинении? Никакие регуляции, государственные или международные, не перечеркнут и не остановят в перспективе все новые и новые формы спекуляций на духовных потребностях, создаваемых рынком. Буржуазное государство, как совокупный капиталист, не будет бороться с трендами, которые кормят и продвигают его. Вот почему Докинс не перестанет удивляться тому, что правительство его страны дотирует огромный комплекс гомеопатических клиник, где профессиональные убожества в белых халатах лечат людей водопроводной водой.
Поиски виновных приводят Докинса в английскую школу, где он выясняет, что детей учат быть субъективными идеалистами вместо того, чтобы верить опыту и наблюдениям. Так, теория эволюции подвергается гонениям и уже не котируется в современном образовании в качестве теории, принимаемой по умолчанию. Собранные доказательства теории эволюции, как и других научных теорий, как будто утратили принудительную силу, говоря языком другого пропагандиста науки Айзека Азимова. Докинс видит причины детеоретизации знания в субъективизме, доведённом до общественной нормы, в плюрализме знания. Это верно, но разве нет отчасти причины этого в той непоследовательности с которой западные атеисты-научники до того подходили к религии?
В критике религии все предшественники Докинса рассматривали религию в узком познавательном ключе. Главным вопросом, например, у Б. Рассела была отвлечённая, кабинетная формулировка - является ли истинным религиозное суждение. Однако существуют спекулятивные суждения, истинность, либо ложность которых невозможно доказать формально-логически. Тут мы и попадаем в тупик - от бессилия многие нестойкие, жидкие позитивисты записываются в агностики. Рассел, к несчастью, не понимал, что религия это не то, что утверждает нечто сомнительное в качестве истины, а то, что как раз таки заставляет нас сомневаться в том, что мы можем познать что-либо истинное.
Именно мотив религии о непознаваемости мира (благодаря непознаваемости бога) стал преобладать в сознании верующих по мере перехода капиталистического общества от объективного традиционалистского к субъективному потребительскому идеализму. Мы стали трепетнее относиться к своим драгоценным духовным ощущениям, а рынок помог нам найти новые формы их отправления, хорошенько порывшись в тоннах забытого религиозного опыта.
Никакая наука, сколь бы она не была полезна на горизонтах будущего, не в состоянии обеспечить такую обывательскую лояльность, захват массовых настроений здесь и сейчас и, кроме того, извлечь для капиталистов в рясах порядочно средств буквально из ничего - из «дисфункции мозга», как мог бы сказать Докинс.
Ричард часто беседует с верующими креационистами, и они, как правило, начинают свои рассуждения с того, что мы-де хотим того же, чего и вы, атеисты - плюрализма и разнообразия точек зрения. Это при том, что на деле они, конечно же, в гробу видали теорию эволюции и ни в каком виде не стали бы доводить до сознания массы её фактологию наравне с собственным религиозным сочинительством. Внутренняя логика апологетов, по сути, сводится к тому, что другие точки зрения и так уже достаточно представлены, а наш вклад в плюрализм таким образом заключается в том, чтобы бескомпромиссно отстаивать свою собственную.
Из этого очевидно следует, что в мире частной инициативы любое общение, даже под видом безвозмездного просветительского, развивается ровно по тому же сценарию, по которому происходит конкуренция между частноинициативщиками. Смысл пресловутого плюрализма состоит отнюдь не в том, чтобы благодаря предоставленному разнообразию концепций и мнений возможно было анализировать, сопоставлять их, и в таком сопоставлении выбирать наиболее выигрышные. Плюралистическая доктрина это только продолжение идеи частной конкуренции в отраслях знания, а не попытка создать условия для лёгкого и незамутнённого доступа к знаниям с тем, чтобы помочь отыскать в них что-либо истинное. Другого, столь же надёжного защитного механизма, подаренного рынком, у современных религиозников нет.
Генеральная ошибка Докинса, как и всех «надклассовых» атеистов состоит в том, что все выводы об открытых противоречиях делаются им по поводу науки, но не общества в целом. В своём роде это профессиональная узколобость учёного. Учёный готов увидеть современную парадигму сознания во всей её ущербности, но не готов признать её социальные корни. Поэтому главный вопрос, помимо узко-специальных вопросов науки, будет открыт для него вечно, это вопрос о научном понимании общества с прицелом на его преобразование.
Невозможно популяризировать науку там, где науке ничего не подчинено. Невозможно продолжать секуляризацию, где религия расширяется вместе с рынком, тогда как секуляризация это исторически и по определению антисобственнический процесс в интересах всего общества.
Взаимное обогащение и обмен услугами между государством и отдельными религиозными организациями, либо научными фальсификаторами, особенно заметен и в такой, поглощенной религиозной реакцией стране, как наша. Для российского, регионально-империалистического капитала приверженность традиционным религиозным ценностям, как известно, является гарантией безопасности наряду с ракетно-ядерным потенциалом. Услуги по совместной эксплуатации населения, которые оказывают друг другу российский производственный и российский духовный олигархиат, в самом деле незаменимы и бесценны.
Говоря о духовной смычке, следует вспомнить, что капитал на самом деле боролся с церковью лишь в то далекое революционное для буржуазии время, когда религия была опорой враждебного ему класса земельной аристократии. В то время буржуазные просветители считали долгом разоблачение религиозных заблуждений, но не далее, чем это помогало в классовой борьбе, а не борьбе с религиозными предрассудками как таковыми. Однако Докинс борется с «врагами разума» сегодня, не понимая, что враги разума - не враги, а друзья его класса.
Давно минуло то, золотое для науки, просветительское время, когда знание побеждало догму на волне побед буржуазии. Новейшая же история религиозных заблуждений говорит о том, что как только рынок расширился и охватил целиком религиозную сферу, как только капиталистическое производство таким образом приобрело новый сегмент, общественные настроения заметно изменились. Надстройка выполнила заказ, продиктованный экономическими отношениями, и религия родилась во второй раз. Манипуляторская сущность религиозных заблуждений усилилась благодаря новому приобретённому инструменту - коммерческой спекуляции. Далее изменился статус религиозных учреждений и инициатив, они приобрели большее нормативное признание, были «приглашены к столу», став такими же эксплуататорами и такими же игроками на рынке, как владельцы промышленных и финансовых капиталов.
Как же в таком случае разрешать религиозный вопрос? Религиозные отношения в современном их виде отражают рынок и его отношения. По логике вещей в их сохранении должны быть заинтересованы не только верующие, но и атеисты, если при этом они являются сторонниками капитализма. Отринуть религию, не отвергая условий, благодаря которым она на данный момент воспроизводится, не даст никакой подвижки любителям здравого смысла. Проводниками его эти любители, наивные атеисты докинсовского типа, станут только в том случае, если признают, что последовательное отрицание религии невозможно без отрицания рынка и частной собственности.
Там, где в каком бы то ни было виде существует капиталистическая спекуляция, то есть там, где существует пространство для роста капитала, не может идти речи о здравом смысле и проистекающем из него господстве научного мировоззрения. Защитники здравого смысла должны отдавать себе отчёт в том, что ни одно отвлечённое на первый взгляд противоречие капиталистического общества, не является самостоятельным, оно прямо затрагивает главный принцип общественного производства, и не может быть преодолено без пересмотра этого принципа. Сражение за здравый смысл это не больше чем эпизод глобальной войны с капиталом. Только понимание сущности этой войны может подсказать нам оружие, которое нужно использовать в сражении.