17 мгновений весны
Вы все спрашиваете меня, чем мне так понравился Берлин. И ставите меня в тупик, ведь любовь, как известно, чувство безусловное: ты либо инстинктивно принимаешь город, философию, человека как «своего», либо нет.
Так вот: в Берлине мне вообще ни подо что не пришлось подстраиваться. Я сразу попала в нужный ритм, размашисто шагая по зеленым аллеям Тиргартена. В этом городе все невероятно….как бы это выразиться? - уместно: планировка улиц, сервис, комплименты.… К слову о комплиментах: у женщин с пубертатного до постклимактерического возраста есть две тяжелых повинности, которые, как Тафт Три Погоды, нужно быть готовой выполнять зимой и летом: быть всегда вожделенной и всегда доброжелательной. Но Берлин снимает с тебя это бремя. Помню, первые два дня я все искала глазами страшных немок, о которых так любят рассказывать соотечественники, и напрасно: их там (почти) нет, как, впрочем, нет ни турецких орд, ни неуемно шумной немецкой молодежи, ни прочих монструозных порождений нашего коллективного бессознательного. Берлинки стройны, бледны, красивы холодной, сдержанной красотой, одеты без намека на барочные кружева и рюши, на многих из них из макияжа - лишь яркая помада по контуру неулыбчивого рта. О, эта бесценная свобода НЕ кривить лицо в ухмылке по всякому поводу и без, НЕ строить глазки, ограничиваясь минимально допустимым уровнем вежливости и НЕ боясь вызвать в ответ агрессию! Ею пользуются даже официантки: приветливость не купишь за чаевые. И правильно: к чему растрачивать предназначенные для самых близких эмоции на посторонних людей?
Да, признаться, в этом строю хорошеньких социопаток я чувствовала себя превосходно. А еще минимальному контакту способствуют дистанции огромного размера, и все не в последнюю очередь «благодаря» бомбардировкам Второй мировой. Маршируешь от Александер-плац до Музейного острова и понимаешь, почему слово «люфт», означающее паузу в музыке, чтобы взять дыхание, родом из немецкого языка. Даже в церкви Кайзера Вильгельма, чья башня возвышается над Курфюрстендамм подобно отколотому зубу, туристов в перерывах между богослужениями не видно и не слышно, и кажется, что ты наедине со статуей Христа и свечками в стаканах (по-французски знаю, что они называются lumignons, а по-русски?). Ты чувствуешь: вся немецкая столица взята под покровительство духов ветра, что бьется в стеклянные перегородки террасы на вершине Рейхстага, подначивая тебя сделать еще - один - шаг, мнет ветки черемухи и треплет гривы лошадей, запряженных в прогулочные коляски.
На прощание я прошлась ночью по Парижской площади и остановилась послушать саксофониста у американского посольства. Саксофонист играл Мишеля Леграна, Take Five и прочую попсу - так, как будто это был последний день в жизни. В моей жизни. Тут я вспомнила, как еще в самом начале крымского кризиса пообещала себе так и жить: как будто завтра не наступит никогда. И хотя любая отпускная история как жанр не предполагает никакого завтра, мне вдруг захотелось, чтобы оно случилось.
Берлин, я надеюсь на продолжение. Очень.
Так вот: в Берлине мне вообще ни подо что не пришлось подстраиваться. Я сразу попала в нужный ритм, размашисто шагая по зеленым аллеям Тиргартена. В этом городе все невероятно….как бы это выразиться? - уместно: планировка улиц, сервис, комплименты.… К слову о комплиментах: у женщин с пубертатного до постклимактерического возраста есть две тяжелых повинности, которые, как Тафт Три Погоды, нужно быть готовой выполнять зимой и летом: быть всегда вожделенной и всегда доброжелательной. Но Берлин снимает с тебя это бремя. Помню, первые два дня я все искала глазами страшных немок, о которых так любят рассказывать соотечественники, и напрасно: их там (почти) нет, как, впрочем, нет ни турецких орд, ни неуемно шумной немецкой молодежи, ни прочих монструозных порождений нашего коллективного бессознательного. Берлинки стройны, бледны, красивы холодной, сдержанной красотой, одеты без намека на барочные кружева и рюши, на многих из них из макияжа - лишь яркая помада по контуру неулыбчивого рта. О, эта бесценная свобода НЕ кривить лицо в ухмылке по всякому поводу и без, НЕ строить глазки, ограничиваясь минимально допустимым уровнем вежливости и НЕ боясь вызвать в ответ агрессию! Ею пользуются даже официантки: приветливость не купишь за чаевые. И правильно: к чему растрачивать предназначенные для самых близких эмоции на посторонних людей?
Да, признаться, в этом строю хорошеньких социопаток я чувствовала себя превосходно. А еще минимальному контакту способствуют дистанции огромного размера, и все не в последнюю очередь «благодаря» бомбардировкам Второй мировой. Маршируешь от Александер-плац до Музейного острова и понимаешь, почему слово «люфт», означающее паузу в музыке, чтобы взять дыхание, родом из немецкого языка. Даже в церкви Кайзера Вильгельма, чья башня возвышается над Курфюрстендамм подобно отколотому зубу, туристов в перерывах между богослужениями не видно и не слышно, и кажется, что ты наедине со статуей Христа и свечками в стаканах (по-французски знаю, что они называются lumignons, а по-русски?). Ты чувствуешь: вся немецкая столица взята под покровительство духов ветра, что бьется в стеклянные перегородки террасы на вершине Рейхстага, подначивая тебя сделать еще - один - шаг, мнет ветки черемухи и треплет гривы лошадей, запряженных в прогулочные коляски.
На прощание я прошлась ночью по Парижской площади и остановилась послушать саксофониста у американского посольства. Саксофонист играл Мишеля Леграна, Take Five и прочую попсу - так, как будто это был последний день в жизни. В моей жизни. Тут я вспомнила, как еще в самом начале крымского кризиса пообещала себе так и жить: как будто завтра не наступит никогда. И хотя любая отпускная история как жанр не предполагает никакого завтра, мне вдруг захотелось, чтобы оно случилось.
Берлин, я надеюсь на продолжение. Очень.